Князь

Он усмехнулся, потащив того из темницы, заперев остальных.

— Здесь вас уже никто не спасет. Вам стоит признать это раз и навсегда. И принять тот факт, что в мире нет добрых людей. Нет таких, кто радостно протянул бы вам руку. Вы рабы, вам никто ничего не должен. Это вы должны служить. И быть смиренны.

Они пошли по длинному коридору, и тот добавил, посмотрев на мальчика.

— А если будешь вести себя тихо, то я даже могу сделать исключение и быть с тобой нежным.

Улыбка, которой он одарил мальчика, была до слез отвратительной. Он хотел бы заплакать, но те предательски не шли из глаз. Такое ощущение, что не только людям нет доверия в этом мире, но еще и самому себе.

Они дошли до коридора из деревянных дверей, одну из них и открыл надзиратель. Мальчик из-за всех сил пытался обернуться, чтобы взглянуть в ту сторону, где находилась темница, в которой он вышел впервые за три дня, но так и не смог. Впереди стояла большая кровать. Вместо ее изголовья и подушек в стене находилось несколько крюков. Мальчик в оцепенении замер, он тут же понял, для чего нужны эти крюки. Мужчина положил ладонь на юное плечо.

— Ничего, ничего. Будишь хорошим мальчиком, мне не придется тебя к ним привязывать. Или ты может все таких хочешь быть связанным моим кнутом?

Тот даже не поднял на мужчину взгляда, и он усмехнулся.

— Заходи, — скомандовал он и тот зашел в комнату. Надзиратель не закрыл дверь, оставил ее специально, чтобы остальные все слышали. Мальчик сильно сжал левый кулак, острые ногти чуть не прорезали кожу ладони. Мужик наблюдал за тем, как тот послушно выполнил его команду и тут же приказал следом.

— Сними свою рубашку и брось на пол.

Мальчик взялся за края рубахи и стянул ее с себя, бросив в ноги. Тот удовлетворенно усмехнулся.

— Знал, что мои методы прекрасно учат покорности. Прекрасно. Теперь залезь на кровать и сядь ко мне спиной.

Как можно тише, полукровка вздохнул и, собравшись с духом, покорно подошел к кровати. Забравшись, он сел на колени и закрыл глаза. Позади него начал раздеваться надзиратель, он скинул с себя верхнюю одежду и подошел к ребенку.

— Потрясающе. Тебя даже не придется связывать кнутом. Надо тебя наградить. В таком случае я действительно буду нежным.

Надзиратель подошел к нему, а тот до крови сжал ладони. Он хотел бы не видеть, не слышать, не чувствовать, но ощущал позади тепло, исходившее от человеческого тела, слышал его пока еще ровное дыхание. А глаза он не мог закрыть, он не должен был их закрывать. Кровать чуть осела, надзиратель сел позади него.

Мальчик чувствовал, как еще холодные пальцы, отвратительно нежно, скользят по его спине и плечу, проводя тонкие линии. От этого все сжималось внутри и хотелось вырваться и закричать. На кожу попало теплое дыхание, неприятный запах тут же врезался в нос. На несколько секунд он зажмурился и судорожно сглотнул, было страшно, но страх медленно отступал, и это помогло собраться и вновь открыть глаза. А когда губы коснулись его шеи, тот больше не мог ждать. Он вскочил так быстро, как только мог и развернувшись полоснул осколком стекла по шее надзирателя. Кровь брызнула ему на лицо, а тот даже не успел ничего воскликнуть, он схватился за горло, из которого текла багряная кровь.

Издавая хлюпающие звуки, он смотрел на мальчика, а тот стоял удивленный. Даже больше, в шоке, он смотрел в лицо мужчины и в его глазах видел страх. Он был точно таким же, как и тот, что у детей в темнице. Такой же, как и у него самого все это время.

Подняв ладонь, мальчик посмотрел на осколок в своей руке.

«Это настоящее оружие», — подумал он. — «Вот почему сестра так боялась его. Она боялась самого страха и смерти».

Мальчик вновь поднял руку и полоснул осколком тому по груди, и хоть мужчина пытался защититься, он не смог делать это одновременно, прикрывая кровоточащую шею. Тот вновь замахнулся и вонзил стекло тому в ляжку, и из новой раны брызнуло не меньше крови. Это поразило ребенка: как же много в человеке жидкости.

Страх — это уже не то, что он испытывал. Сейчас это было больше любопытство. Он вонзал в того свое оружие, пока надзиратель не издал последний вздох. Маленький раб не мог отрезать осколком тому руки и ноги, как бы сильно этого не хотелось. Но вместо этого он отрезал ему гениталии и засунул в рот, которым тот так любил целовать детей.

Оставив осколок разбитого зеркала в глазу у бывшего надзирателя, он как окровавленный призрак поплелся по нескончаемым коридорам. Но сколько он не блуждал, так и не смог найти выход. Мальчик уже в третий раз проходил мимо темницы, где сидел несколько дней. Все те разы дети, все до единого, провожали его взглядами — сначала испуганными, но потом увидели в нем надежду. На третий раз он остановился и окровавленными руками взялся за прутья, посмотрев на своих товарищей.

Именно таким его нашли другие охранники и надзиратель, которые вернулись на свои посты.

====== Сон одинокого раба. Часть 2. Откусивший палец, сожрет и руку. ======

После смерти того надзирателя подобных больше не появлялось.

Мальчика отмыли и вернули в темницу к остальным. Им приставили другого охранника, а после начались тренировки — суровые и беспощадные. Детей выводили на арену и заставляли учиться.

Первый мастер был отвратительного характера мужик, он орал и бил каждого, кто косо на него смотрел или просто не понравился. Особенно от этого досталось полукровке. Его взгляд был холодный и пронзающий, и он ничего не мог с этим поделать, от того получал по лицу и спине. К вечерам его тело болело так, что он не мог подняться, но вставать приходилось. Детей кормили и отводили на арену, где все продолжалось дальше.

Однако кое в чем этот учитель действительно был хорош, ему хватало одного взгляда, чтобы понять, какому ребенку, какое оружие подойдет больше. И на одиннадцатый год жизни он решил распределить всех по классовым оружиям. Полукровка стоял вместе с «первым рабом». Учитель подошел к ним и надменно произнес:

— Этот… будет разбойником. Пусть управляется кинжалами, или ножами, — отступив на шаг, он подошел к первому рабу. — А вот этот. Мх…какой взгляд, мне нравится. Ему подойдет стиль боя воина.

Он пошел дальше, когда полукровка посмотрел на первого раба: тот был выше его всего на несколько сантиметров.

— Че тебе? — рыкнул он.

— Ничего.

— Ну так и не пялься.

После распределения, детей начали водить в столовую, им стало позволяться есть тупыми вилками и ложками. Это был переломный момент, все непокорные уже давно отсеялись, они либо самовольно умерли с голоду, либо были убиты, а все, кому позволялось заходить в столовую, уже считались будущими боевыми, покорными солдатами.

И с того дня так же начались тренировки на личную специализацию.

Один ад сменился другим. Тренировки день изо дня могли чередоваться только с побоями от учителя, который по поводу или без повода сбавлял пар на полукровке. Тому приходилось, стиснув зубы, подниматься раз за разом. Однажды, учитель пнул его ногой в спину и тот упал, раскидав стойку с оружием. Вокруг были другие рабы, они тренировались, как и он, но громкий шум отвлек их от занятий.

Чуть привстав, парень тряхнул головой, отросшие волосы мешали нормально тренироваться, из-за них в этот раз учитель взъелся на него и пнул с такой силой. Тут полукровка вдруг услышал сдавленный смешок и поднял взгляд. Недалеко как раз стоял первый раб, он скривившись пытался не засмеяться, глядя на распластавшего на земле.

— Че уставился? — спросил полукровка.

— А что не видно? Чтобы посмеяться.

— Глаза лишние?

— Че сказал?

— Видимо, уши тебе тоже ни к чему.

Сорвавшись с места, он налетел на первого раба, и они начали драться, завалившись на землю, вышибая друг из друга дух. Надзиратели и учителя с трудом оторвали их друг от друга.

Но после этого жизнь у полукровки стала еще сложнее. Первый раб спелся с учителем. Теперь за то, что тот мешает, ему докладывали больше еды.