Страница 30 из 56
Внезапно Заратустра остановился. С минуту он смотрел на Ким добрыми глазами шамана:
— Ему нужна ты, — мягко сказал фаерщик. — Ницшеанец нас не выпустит, пока не добьется того, чего хочет.
Ким почувствовала удушающую злость на настойчивого призрака, на Асмодея, так легко ее предавшего. На Ингрид, знавшую явно больше, чем рассказала, на весь этот несправедливый мир.
Она развернулась и пошла назад, прямо на привидение.
— Что ты хочешь от меня? Скажи уже, наконец? Язык проглотил, только и можешь: из-за угла пугать?
Ницшеанец вытянул руку и указал на заброшенную могилу. А после мгновенно исчез.
Это было захоронение трех юношей в возрасте 20–24 лет. Все погибли в один год — в 1905. Судя по отчеству, они были братьями-погодками.
— О, боги, — только и смогла вымолвить Ким. — Трое ребят погибли в один год, в тот самый 1905, когда пропал без вести Ницшеанец. Зачем-то призрак показал на эту могилу. Неспроста. Надо ее сфотографировать.
— Обрати внимание, опять тот же символ — фонтан и дверь, — удивился Асмодей. — Смотри, что за штуковина. Попахивает масонством.
Между могилами располагался обелиск в виде дерева.
— Погибшие мальчишки — последователи Ницшеанца? — предположила Ким.
— Почему погибшие? Может, они от болезни умерли, — не согласился Заратустра. — Тогда эпидемии косили всех, независимо от возраста.
— Все, что ассоциируется с Ницшеанцем, завязано на смерти.
— Не только, — криво усмехнулся Асмодей. — Еще на крови и…плотской любви. Я видел документы, они там такие оргии устраивали в своем клубе «В поисках Шаолиня». Что только не творили…Васильич с учениками нервно курит в сторонке. А знаешь, почему ты одна его видишь?
— Почему? — Ким, внимательно разглядывавшая три могилы, резко обернулась. — Почему? Давай, изложи свою версию. Может, у меня на лбу третий глаз. А может, чакра особая есть? Или я просто сумасшедшая?
— Не обижайся, — это всего лишь предположение, — Асмодей немного замялся. — Думаю, дело в том, что ты асексуальна. Иными словами, не ложишься в постель с мужчинами и не продуцируешь сексуальную энергию. Грубо говоря, ты чиста и мертва. Это и помогает настроиться на потустороннюю волну.
— Но…я не девственница. И не святая.
— Это и не важно. Прости, но ты давно не спишь с Еретиком? Пять, шесть лет? Этого вполне достаточно.
— Выходит, я сама наполовину мертвец, раз чувствую и вижу Ницшеанца и Аглаю?
— Выходит, что так.
— Получается, для того, чтобы его не видеть, мне надо с кем-то лечь в постель? — с тоской спросила Ким.
— Нет, тут все гораздо сложнее, — с кривоватой улыбкой ответил Заратустра. — Я могу предположить, чего он хочет. Чтобы мы нашли семейные сокровища. Они держат его душу на этой земле, тяготят, мучают. Надо развязать этот Гордиев узел!
— А может, он желает чего-нибудь другого?
— Нет, не может. Соберись, Ким. Как только мы разгадаем этот ребус, прадедушка оставит тебя в покое.
— Интересно, как ты планируешь искать клад, — горько усмехнулась Ким. — Если даже умница Иней нам не помогла.
— Ошибаешься, Иней нам помогла. Она всегда была огоньком и путеводной звездой для заблудших душ. Жаль, что сама заблудилась, как Ницшеанец, в поисках Шаолиня.
Вскоре фаерщики смогли найти дорогу на главную аллею и дошли до репетиционной базы.
Там как раз тренировался Чайна. Дождавшись, пока Асмодей отошел, он горячо зашептал девушке:
— Ким, ты не знаешь всего. Мы не просто фаерщики, и все наши разговоры об искусстве — лишь лапша на твои доверчивые уши. Мы — огнепоклонники. И в своем роде шаманы. Я видел слишком многое. И это страшно. Не хочу для тебя такой судьбы.
— А какой судьбы ты для меня хочешь? Холеной офисной дамочки, которая приходит домой к тому, кто ее даже не любит?
— Ну, для начала — отличной фаерщицы, — вздохнул Чайна. — У тебя есть дар!
— А я хочу большего, — с грустью прошептала девушка. — Близится Саббат. И я мечтаю, чтоб эта ночь изменила мою жизнь к лучшему.
— В ночь перед Саббатом мы соберемся в лесу и будем проводить ритуалы, — отрывисто сказал Чайна. — Я — шаман, Ингрид — ведьма, а Заратустра представляет собой нечто неизведанное, но очень сильное. Это будет очень тревожный и страшный Саббат. Слишком страшный для тебя.
— Не пугай, Чайна, давай лучше выпьем улуна. И станет нам веселее.
Глава 8. С ними говорил Заратустра
Казалось, отношения с Александром, наладились. Он был предельно вежлив с Ким, без споров давал выходные и отпускал на тренировки. Но девушка видела в нем затаившегося тигра. И была настороже.
Однажды менеджер взглянул на ее и, поджав губы, протянул:
— Что-то ты бледновата, роботетка. Иди, погуляй. День тебе оплатят по обычному тарифу.
Ким удивилась, но без разговоров пошла домой.
Сначала фаерщица попыталась тренироваться, но руки были холодны. Она то и дело роняла реквизит, думая о Ницшеанце.
— Может, хватит? — спросил наблюдавший Еретик. — Фаер-шоу — это не терапия. Если тебе тяжело на душе, поговори со мной.
— Что-то тревожно на душе. Что меня ждет в будущем: жизнь или смерть?
— Тебе надо отвлечься, да и мне не мешает проветриться. Давай побродим по нашим местам, — предложил парень.
Ким кивнула: сегодня тренировка явно не удалась.
И они долго гуляли по городу, катались на качелях, ели мороженое. Ненадолго Ким показались нереальными встречи с призраками и разногласия с Александром. Совсем ненадолго… Пока звонок от Инея не застал их врасплох:
— Я в городе, на автовокзале. Надо встретиться.
— В каком городе? — не поняла Ким, пытаясь спасти тающее мороженое.
— В Верене. Или ты живешь в другом месте?
— Я сейчас приеду, — вздохнула девушка. — Семейный отдых не удался.
Резким движением Ким выбросила мороженое в урну. Затем, виновато улыбнувшись Евгению, поспешила на троллейбусную остановку.
— Зачем ты здесь? — спросила Ким, не в силах отвести взгляд от сногсшибательно красивой женщины. На этот раз Инна была одета в простецкие джинсы с потертостями, серую клетчатую рубашку и кроссовки. Светлые волосы, достигающие колен, она убрала в узел. При этом прохожие оборачивались ей вслед, а один подросток даже попытался сфотографировать, приняв за кинозвезду.
— Потому что хотела увидеть тебя. И потому что боюсь.
Они сидели бок о бок на берегу реки. Уже вечерело. Яркие сполохи уходящего солнца озаряли запад, на юге небо казалось розовато-сиреневым. Мерно плескалась вода, допевали последние песни птицы. Откуда-то с востока доносился дымок. Но девушки ничего не замечали. Ким была взволнована неожиданным появлением Инея, а та чем-то обеспокоена.
— Боюсь за тебя. Чувствую опасность. И это связано с фаерщиками, — тихо проговорила Инна. — Но я не могу понять, кто из них желает тебе зла. Ингрид, Чайна. А может, Асмодей? Знай, этот человек не остановится ни перед чем и способен тебя убить.
— Ты перечитала детективов, — пожала плечами Ким. — Наши разногласия с Ингрид остались в глубоком прошлом. А Чайне с Заратустрой просто не за что меня ненавидеть.
— Скажи, а почему ты с фаерщиками? Что тобой движет?
— Не знаю. Так получилось.
— А я знаю. Ты считаешь, что твоя трагедия — отсутствие сексуальности, холод и запах мертвецов. В том, что ты полностью закрылась от мира прикосновений, чувств и боли. В том, что стала роботеткой. Ведь так тебя называют? Огнепоклонники дают тебе возможность почувствовать себя страстной, живой. Человеком, а не роботом.
Ким широко открыла глаза от удивления:
— Это не правда!
— А что правда? — усмехнулась Иней, прищурив глаза, — Знаешь, в чем была моя трагедия? В ненормальной красоте. И невероятной сексуальности. Я всегда была для мужчин просто целью. Думаешь, приятно чувствовать себя мясом, которое все хотят? Приятно осознавать, что за твоей грудью и волосами никто не видит твоего ума? Твоей доброты и душевности? Инеем меня называли не зря. Я была такой же отмороженной, как и ты. Но я еще и искала поэзию одиночества.