Страница 50 из 54
Пробираясь за спиной Сомовой, Ирина случайно зацепила замочком босоножки её длинную — почти в пол — красивую плиссированную юбку и чуть не упала. Пражский поддержал её, а Ирина Аристарховна помогла отцепить и ласково улыбнулась в ответ на извинения. Ирина и вовсе пришла в состояние неуёмного счастья — приятно ведь, когда и в личной жизни, и на работе всё хорошо — и поспешила за штативом.
В точно такой же, как и у неё, большой лаборантской было распахнуто окно, бежевые шторы легко колыхались на тёплом ветру. Из кабинета доносились негромкие голоса: экзамен шёл своим чередом. Тишь да гладь, Божья благодать… Ирина очень любила эту летнюю тишину в школе, гулкие коридоры и пустые чистые кабинеты со стульями, поставленными на парты.
За окнами вдоль дорожки, огибающей школу, шумела листьями их аллея выпускников — придумка неугомонной Златы. Каждый год каждый выпускной класс сажал по два дерева. И теперь у них во дворе качали веточками два тополя, яблони, клёны, каштаны и даже две лиственницы — предмет их особенной гордости. Во дворе было пусто, а за забором звенели голоса детсадовцев. Хорошо-о-о…
Ирина потянулась со вкусом, подняв руки и привстав на цыпочки, и подошла к шкафу. Штатива на месте не оказалось. Ирина оглянулась в поисках. Несколько штативов стояли аккуратными рядами на шкафу. Решив, что коллега ошиблась, девушка подтащила стул и, скинув туфли, встала на него. Взяла штатив, повернулась боком к шкафу, чтобы спрыгнуть половчее — и обомлела. Рядом со штативами, в бело-голубой коробке из-под пачек бумаги для ксерокса криво, потому что не помещался, лежал классный журнал, а на нём пустая бутылочка из-под серной кислоты. Её бутылочка, с оторванным уголком ярлыка.
Холодея, Ирина взяла в руки коробку, заглянула в неё и увидела то, что, как она почему-то сразу поняла, и должна была увидеть, — на бордовой шершавой обложке журнала золотой гелевой ручкой было крупно выведено «10 «Б». Это был тот самый пропавший журнал её класса. Который она и её коллеги восстанавливали титаническими усилиями. Ирина сразу вспомнила, как она три ночи сидела, не разгибаясь над новым журналом, как потом неделю с трудом писала — от огромного объёма написанного болели кисть и запястье правой руки. Она молча поставила коробку на место, взяла один из штативов и вернулась в кабинет.
Там продолжался экзамен. Шепнув Пражскому: «Я на минутку», — Ирина на негнущихся ногах прошла несколько метров до своего кабинета, тихо прикрыла дверь и в ужасе уставилась на вскочившего при её появлении Андрея.
— Андрюша, я нашла её.
Он почему-то сразу понял, о ком она:
— На экзамене?
— Именно. Я полезла за штативом и увидела в коробке тару из-под кислоты и журнал, мой пропавший журнал. Тот самый, из-за которого было столько хлопот… Только я совсем ничего не понимаю. Абсолютно ничего, — Ирина говорила голосом, начисто лишённым эмоций. В голове было пусто, в груди, там, где должно было биться сердце, — тоже.
Андрей встревожено посмотрел на неё и взял за руку.
— Андрюша, иди к Полине Юрьевне. Она должна быть у себя, у неё сегодня экзаменов нет. Иди и скажи ей.
Андрей кивнул, а Ирина оцепенело повернулась и пошла на экзамен.
Вернувшись в кабинет физики, она молча села на своё место и машинально подбадривающе улыбнулась очередному экзаменуемому. Инна Аристарховна подвинула к ней листок с оценкой предыдущего отвечавшего. Ирина аккуратно внесла всё в протокол и замерла, тупо глядя поверх детских голов в стеклянные створки шкафов, стоявших в конце кабинета. В них отражалась вся экзаменационная комиссия.
Ирина смотрела на красивое даже в искажённом неплотно прикрытыми створками виде лицо Инны Аристарховны и не понимала ровным счётом ничего. За что? Они ни разу не поссорились, не столкнулись на профессиональной или какой-нибудь другой почве. Да у них, собственно, никакой другой почвы и не было. И тут вдруг такая ненависть. Жгучая, сильная, последовательная ненависть.
Когда обескураженный Андрей, походя постучав и не сбавляя скорости вломился в приёмную, там уже была Злата, принёсшая тяжеленную папку с личными делами. Увидев взъерошенного Симонова, похожего на мальчишку, она удивлённо вскинула брови, но он лишь махнул рукой: потом, всё потом — и скрылся в кабинете.
— Злат, что происходит-то? — удивлению секретарши Лены не было предела. — Вы что-то сюда зачастили, доктор этот ваш, Симонов, вообще, как к себе домой ходит. Юрьевна моя молчит, будто разучилась говорить. Только отмахивается от меня. А я что, муха какая? Я, между прочим, секретарь директора!
— Самый лучший секретарь! — подхалимски заметила Злата и ухнула наконец красную неподъёмную папку на стол Леночки. Стол застонал, бумаги, Великой китайской стеной, опоясавшие гигантское рабочее место секретаря, поехали, но не упали, пойманные виновницей столотрясения. Злата ойкнула, а Лена восхищённо покачала головой:
— Да, Рябинина, ты у нас не только стахановка, но девушка невероятной грузоподъёмности!
— Я ещё что! Вот Ирина наша — это сила!
Злата машинально посмотрела на зажатые в руке бумаги, убережённые от падения, и потянулась, чтобы положить их на место. Лена хотела уже взять их, но Рябинина руку отдёрнула, и уставилась в бумаги диким взглядом. Секретарша испугалась:
— Златик, ты что?!
— Ничего. Всё в порядке, — Злата от испытанного потрясения говорила с трудом, — что это за бумажка? — она сунула под нос Лене листок.
Лена посмотрела, вытянув шею, и пояснила:
— Анкета сомовской племянницы. Она к нам в школу собралась поступать, в физмат девятый, вот Инна Аристарховна её и привела, чтобы она анкету заполнила. А я ещё Пражскому не отдала, забегалась совсем. А что?
— Ничего, — ошарашено повторила Злата, неопределённо махнула рукой и без стука вломилась в кабинет директора.
— Полина Юрьевна, я знаю, кто пре… — было последним, что услышала изумлённая до крайности Лена, потому что тяжёлая дверь захлопнулась, отсекая все негромкие звуки. А Злата почему-то не учла этого и не стала говорить погромче, чтобы облегчить жизнь изнывающей от любопытства секретарше.
— А анкета… — начала было Лена, потом махнула рукой и сердито констатировала, — не школа, а форменный дурдом! Уволюсь, если меня Юрьевна за ненадлежащее исполнение служебных обязанностей сама не уволит.
Страшно хотелось подслушать, но порядочная Леночка подавила в себе отвратительное желание и рассерженно застучала по клавиатуре. Ладно, Юрьевна всё равно рано или поздно расскажет, а если даже не она, так Лена девчонок раскрутит. Злата и Ирина вредными не были, так что можно было надеяться на сочувствие к бедной бесправной секретарше.
Очутившись в кабинете начальства, Злата снова, глядя на взлохмаченного бодигарда Симонова и нахохлившуюся Морозову, выпалила:
— Я знаю, кто писал записку мнимого самоубийцы!
— А я знаю, кто стащил журнал и плеснул в Иришу кислотой…
Оба они, Андрей и Злата, уставились друг на друга, помолчали, переваривая полученную информацию, и перевели взгляды на Полину Юрьевну.
— Тебя, Андрюша, я поняла, — кивнула та, — а теперь давай ты, Злат, рассказывай.
Злата положила на стол трофейную анкету, хлопнув по ней рукой, и пояснила:
— Записку «самоубийцы» писала племянница Сомовой. Это точно, почерк тот же самый. Необычный, запоминающийся… Девочка только собралась к нам поступать. Так что обоснованных претензий у неё самой к Ире быть не может. А значит, писала она её по просьбе тёти. Зачем — не знаю. Абсурд какой-то!
Андрей гадливо взял анкету и всмотрелся:
— Я не специалист, но мне тоже кажется, что почерк тот же самый.
— А я про что говорю?!
— Ну, тогда всё сходится…
Злата непонимающе посмотрела на них.
— Ирина нашла в лаборантской у Сомовой, — пояснила директриса, тяжело вздохнув, — журнал и пузырёк из-под кислоты…
— Классный журнал?! — ахнула Злата. — Ирин пропавший журнал?!
— Да.
Рябинина рухнула на стул и уставилась на присутствующих: