Страница 27 из 32
— А ты хочешь этого? — Она улыбнулась, хитро прищурив глаза.
Я отрицательно замотала головой.
— Хорошо, — согласилась она.
Мне полегчало до того момента, пока она вновь не заговорила:
— Вы оказали неоценимую услугу, уничтожив это существо. — Она указала жестом на бездыханное тело колдуньи. — Не дали ей призвать на свою сторону принца Хаоса, который стал бы сильным врагом. Я пришла сюда покончить с ней и отобрать силу, что когда-то дала. Но вы справились и без меня.
Это была явная похвала, но во мне вдруг вскипело негодование — она ведь могла одним жестом нейтрализовать Надежду, и все остались бы живы.
— Почему ты не помогла нам? — выпалила я и тут же прикусила язык.
Моя дерзость ничуть не смутила собеседницу. Проявление истинной силы — быть снисходительным к выпадам тех, кто значительно слабее.
— А разве вы просили о помощи?
Не просили. Мы были слишком самонадеянными, чтобы попросить. И слишком боялись.
— В награду за вашу жертву я верну всех к жизни. Но в наказание за то, что вы явились туда, куда вас не звали, одну жизнь заберу себе.
— Кого? — спросила я.
— А это уже зависит от тебя.
Дав мне возможность осознать услышанное, она продолжила:
— Твои терзания знакомы мне. Как прошлого порыв, затронула ты давно забытые струны моей души. И коли так, я даю тебе право выбора. Оставить тебе гончего или вернуть демона? Один из них умрёт, мы поглотим его. Душа того, кого отвергнешь ты, станет пеплом этого мира.
Она помолчала немного и прибавила:
— Поторопись. Их души растворяются. Решай скорее.
Я ощутила свободу воли. Смогла трезво мыслить. Мне было разрешено сделать выбор. Я посмотрела на Н'Гунна. А он на меня. В его глазах не было страха. Он не сожалел и не хватался за жизнь. В его взгляде было лишь понимание. Гончий думал, что я выберу Ивара, и сейчас его душа прощалась со мной. Прощалась, осознавая, что иного пути нет. Он был готов умереть. Н'Гунн без колебаний вручил мне всю свою вечную жизнь.
С трудом сдерживая слёзы, я оторвала от него взгляд. В душе стало невыносимо пусто и заболело так, как если бы я вырвала собственными зубами кусок своей же плоти. Больно. Это невыносимо больно. Хотелось выть. Я повернулась к той, что властвовала над нами, и, набрав полные лёгкие воздуха, выдала свой ответ:
— Иди ты к чертям собачим! Я люблю их обоих и не стану выбирать! Убей нас, если хочешь. Оставь наши тела гнить, а души сожри! Но я не буду! Слышишь? Я не буду выбирать!
И громко выдохнула. Прошла минута, я готова была ещё многое сказать. Но мне не дали. Она услышала все, что ей было нужно, и отняла мою речь.
Шло время. Ночь нехотя отдавала власть новому дню. Становилось светлее. На кладбище было тихо, и ни одна из живых тварей не смела нарушить этот покой. Ветер разносил запах мертвечины и весенней грозы. Примешивал к нему металл свежей крови, аромат серы с ноткой восточных пряностей. Братской могилой стала для нас эта земля.
Пленившая нас, чудо из чудес, она стояла неподвижно, и лицо её не выражало никаких эмоций. Затем она вздохнула, сказав:
— Уму не постижимая смелость! — И зашлась весёлым, беззаботным смехом. Как неведомый до сей поры груз отступила темнота, и на востоке посветлело небо. Она смеялась лесным родником, и лес вторил ей птичьими голосами, шумом деревьев. Успокоившись, она смотрела на нас без тени угрозы, как любящий родитель, сменивший гнев на милость.
— Ты знал, что, прикоснувшись, изменишь её. Знал, что никогда не сможешь быть с ней самим собой, ибо она не примет тебя таким. И потому держался. Даже когда я стала распалять ваше пламя, ты держался с непоколебимой стойкостью. Ты бы даже ментальный секс себе с ней не позволил бы, если бы не был смертельно ранен. — Она посмотрела на меня. — О да. Все, что вы пережили, было сплетением фантазий вас обоих. — Она хлопнула в ладоши. — И это было просто головокружительно! Я с превеликим удовольствием понаблюдала бы за вами ещё много-много раз!