Служанка

— Тим, — прохрипел отец, после того, как Никотинка испуганно шмыгнула за дверь. — Сделай мне укол. Там, в нижнем ящике «Мовалис» и шприцы.

— Пап, я не могу в живого человека тыкать иголкой! Я не медбрат! Сейчас вызову «скорую». Может, таблетки?

— Ольга мне укол делала, а потом вызывала Данилыча, — простонал он.

— Какого Данилыча? Остеопата? Где твой телефон? Сейчас вызову! — я озираюсь по сторонам в поисках аппарата.

— У меня нет его номера. Твоя мать с ним контактировала. И вызывала, и расплачивалась, — морщась от нестерпимой боли, прохрипел отец.

И я чувствую себя последним поганцем, потому что в душе, как адский коктейль, смешались две искрящиеся и слепящие своей яркостью эмоции — острое сочувствие родному человеку и практически неконтролируемое злорадство.

Ясен пень, что приступ радикулита случился во время секс-родео, когда старик пытался отыграть роль молодого разгоряченного быка. Но, один неловкий поворот — и вместо быка — стонущий от боли мужичок не первой свежести с одряхлевшими ягодицами и выделяющимся животиком.

— Давай я маме позвоню, пусть вызовет этого Данилыча?! — предлагаю чисто для проформы, потому что знаю — гордыня — это фамильная черта Барковских.

— Ни в коем случае! — ожидаемо отказывается он.

— Пап, я помню, что твой остеопат быстренько ставил тебя на ноги. А так придется в клинику! — мягко, как с ребенком пытаюсь убедить его.

— Нет! — яростно воскликнул он и мучительно застонал от прострелившей боли.

— Нет, так нет! — успокоил я его и принялся рыться в ящике в поисках обезболивающего и одновременно гугля ближайшую платную клинику. И не мог удержаться, чтоб не кинуть очередную шпильку.

— И вообще, как тебя угораздило полезть с приставаниями к девчонке, которая загибалась от кишечных колик? — укоризненно, как ворчливая бабка, спрашиваю я. Хотя очень хочется еще и сказать, что молодые должны заниматься сексом с молодыми. Как и любить. Как в природе — львы с львицами, слоны со слонами, кролики с кроликами. И позорно трахать юное тело, когда из тебя самого песок сыплется. И что-то мне подсказывает, что природа за такие девиации просто мстит.

— Мы доктора вызывали, но к его приезду все прошло. Он осмотрел и предположил, что это реакция на смену противозачаточных, — превозмогая боль, Матвей Тимофеевич все же оправдывается, как школьник.

Понимая, что отцу госпитализации не избежать, нашел ему но-шпу, надеясь как — то купировать остроту приступа, и пошел звать Анюту. Все — таки женская голова способна удержать в себе больше мелочей. А мужская определенно заточена под глобальные вещи.

Никотинку я не хотел привлекать по двум причинам. Первая, не стоит показывать, что я считаю ее настолько близкой отцу, что доверю собрать необходимое. Вторая. Все-таки жаль отца, который в своем влюбленном мозгу переживает не за то, что может стать инвалидом, а за то, что предстает перед ней беспомощной рухлядью.

— Аня, — тихонько постучался я в комнату к девушке.

— Что случилось? — тут же откликнулась она, будто, как и я, не могла уснуть.

— Отца нужно срочно в клинику везти, приступ радикулита. Помоги, пожалуйста, собрать вещи.

— Одну минуту, только оденусь! А вы пока найдите сумку!

Она и, правда, долго не собиралась, но ее выход меня неприятно удивил. Вернее, разозлил.

Очевидно, думая, что я ушел, Анна появилась из комнаты с телефоном в руках. Она ловко тыкала пальчиками в экран — не иначе, как с кем-то оживленно переписывалась. Натолкнувшись на меня, она испугалась, отчего неприятное чувство, доселе мне незнакомое, но по рассказам «пострадавших», очень похожее на ревность, заскребло в душе.

Я, как павлин, распустил хвост, веду ее в театр, обращаюсь с ней, как с леди, а она какому-то конюху ночами любовные смс-ки пишет.

Боюсь, слово «заскребло» — не совсем правильное. Укололо, сильно, горячо, больно! Как бык с раздувающимися ноздрями, я зыркнул на нее и получил косвенное подтверждение своим подозрениям.

Она смутилась и быстро спрятала телефон в карман, будто боясь, что я потребую показать. И лишь немного отойдя, продолжила диалог.

— В частную клинику брать ничего не нужно. Там все есть: и пижама, и тапочки, и средства личной гигиены. Кровать с пультом от телевизора. Единственное, что, может, нужно взять — это ноутбук, — бойко отрапортовала она.

— А сумку зачем тогда брать? — все еще пережевывая свою ревность, задаю вопрос по существу.

— Ноутбук положить! Вы врача вызвали? Я пойду встречу. Они не заставляют себя долго ждать, — очевидно, поняв по выражению лица, что я не в духе, она мышкой проскользнула у меня под мышкой и побежала к воротам.

Глава 21

И. действительно. Не прошло и двадцати минут, как супервежливая бригада уже обихаживала отца. Уколы, измерение давления, ласковые успокоительные слова. Мгновенное оформление истории болезни. Словом, не медики, а ангелы. Я помог папеньку облачить в домашний костюм и уложить на жесткие носилки.

— Мне с тобой поехать, пап?

Черт! Никогда не задумывался, что родители могут вдруг стать беспомощными, слабыми, нуждающимися в опеке. И вот недавно с матерью прошелся по ее кругам ада, теперь отец. Сердце сдавило так, что впору просить у эскулапов какую-нибудь таблетку.

Не успел отец ответить, как доктор его опередил.

— Не нужно ехать, сейчас вашему папе поставят лечебную блокаду, и он будет спать. Утром можете приехать.

К моему удовольствию, Никотинка стояла рядом и не раскрывала рта. Было видно, что она напугана и растеряна. Надо отдать должное профессионализму врачей — никто на нее и не взглянул, озадачившись вопросом — что юная леди делает в спальне очень взрослого мужчины и не смеет слова сказать — дочь суетилась бы.

Провожая отца до машины, я думал, что сейчас надерусь, как свинья, потому что эмоции безжалостно хлестали по оголенным нервам.

— Сын, — вырвал меня из моего раздрая Матвей Тимофеевич. Сказал негромко, чтоб не привлекать внимания врачей. — Позаботься о Веронике. Я на тебя могу положиться?

И тут же перевел взгляд на Никотинку, трясущуюся то ли от озноба, то ли от нервов.

— Ника, детка. Слушайся Тимофея.

Я чуть не хрюкнул. Я значит, остаюсь за старшего, а этот хлипкое создание, еще недавно самоуверенно вертевшее своей собакой у меня перед носом, на моем попечении? А он прямо как удочерил ее?!

— С ней все будет в порядке. Не переживай! — заверяю я, а сам представляю уже себя эдакой мачехой для Золушки, которая заставляет сиротку вылизывать полы и ….не только. Похоже, во мне умер филолог: почему- то слова сразу выстраиваются в ряд со всеми значениями, переплетая прямое и переносное. И слово "вылизывать" тут же нарушило драматичность момента. Хорошо, что на улице темно и мимолетное пошловатое выражение лица осталось папенькой незамеченным. От нарисовавшейся картины я почувствовал, что горло сдавил спазм и я не смогу уверенно пожелать ему скорейшего выздоровления. Я прокашлялся, прежде чем заверить в своей лояльности к Веронике.

— Пап, не волнуйся. Выздоравливай. Я присмотрю за ней.

— Постараюсь, — уже по губам прочитал я, потому что дверь уже закрывали.

— Слышала? Тебе отец велел слушаться меня! — обернулся я к Никотинке, но та, похоже, была не в состоянии поддержать диалог.

Хотя я ее понимал. Только что она увидела, что ее благосостояние может рассеяться, как туман. Не дай Бог, с отцом что случится, и она снова окажется там, откуда пришла. А я так и не выяснил, откуда она пришла, кстати. Но в любом случае, ренту я ей платить не собираюсь. Очень надеюсь выкурить эту хитрую лису отсюда и без всякого выходного пособия. Ладно б еще любила отца. Так нет же. Только присосалась.

В чем я убедился в очередной раз уже утром.

Поскольку число лиц, не спешащих к девяти на работу, увеличилось, то Дарья Степановна готовила нам и завтрак, и обед, и ужин. Никотинка, к моему недовольству, спустилась в легком халатике, который составил бы конкуренцию пеньюару по степени соблазнительности. Вроде и непрозрачный шелк, но облегает все и выделяет. Очередной вызов мне? Но глаза потухшие, взгляд робкий. Я прямо не узнаю пиранью.