Межлуние

— Синьор, не стоит об этом, — мягко, но настойчиво влез в разговор Окинус.

Инквизитор нахмурился, поскольку не помнил возражений со стороны ранее молчаливого подчиненного и повернулся к нему, ожидая объяснений.

— Это может навредить как ему, так и вам.

Торе удержался от резкого высказывания, и только его глаза полыхнули праведным гневом.

— Я бы так же не советовал отпускать узницу, — добавил невозмутимый секретарь.

— В чем проблема, Гордиан? — Развел руками Диего.

— У него нет доказательств невиновности этой женщины.

— А ведь ты прав. Действительно, мой друг, почему мне надо тебе верить? — Обратился инквизитор к Торе.

Подсказанный вопрос был хорош во всем, однако, существовала причина, проистекающая из оговорки Диего. Благодаря длинному языку и громкому голосу, Родригес читал его как открытую книгу.

— Я мог бы указать на родимое пятно на ее правой лопатке, но не позволю вам это проверить. Почему я говорю правду, и она невиновна? У меня есть ответ. Тот, кого вы считаете секретарем, совсем не тот, за кого себя выдает. Его клириальное имя Окинус, и он такой же архиагент, как и я.

— Лживые обвинения, — спокойно возразил тот.

— Это легко доказать. Достаточно послать Мастеру гонца с пустым письмом, и посмотрим, как скоро он появится здесь.

Это был один из известных агентам способов сообщить Дону Родригесу о своем провале.

Подступив к Окинусу, Торе неуловимым движением избавил его от фальшивых усов.

— Что это значит? — Взревел Диего, заметив замешательство Гордиана, и переводя взгляд с одного лица на другое.

— Ты спрашиваешь себя, с какой стати я перехожу дорогу Мастеру? — С неприкрытой неприязнью уточнил Торе. — Иди, сообщи ему, что я все знаю.

К изумлению генерального инквизитора, прежде верный Гордиан покинул своего господина. Его удаляющиеся шаги не успели стихнуть, как Торе, не теряя времени даром, обратился к Диего:

— Менее чем через час здесь будет Родригес. Мне нужно спешить. Что он вам говорил о ней? — Спросил Торе, обнимая невероятно ослабевшую женщину, не способную сказать ни слова, но в ее взгляде читались надежда и радость от встречи.

— Он велел беречь ее. Называл ценным заложником, которого нельзя подвергать пыткам.

— Мастер обманул нас всех. Не трогайте Аэрин, пока я не разберусь во всем. Будет лучше, если ее перевезут в монастырь.

Не смотря на желание давы закончить свои дни в мучениях, архиагент вознамерился спасти и ее.

— Разумное предложение, амиго. Помоги ему, — распорядился инквизитор, обратившись к стражу, и задумчиво потер подбородок, обдумывая слова клирика, покидающего грозное здание.

У не знакомого с ним человека могло сложиться впечатление, будто простоватый инквизитор согласился с доводами архиагента. Именно эта обманчивость обошлась некоторым чрезмерно доверчивым непомерно высокой ценой. Неискушенный в политике не смог бы занять этот пост, не смотря ни на какие взятки. А если и так, то легко потерял бы его, не распознав заговор. Когда речь заходила о собственном благополучии, Диего проявлял неожиданную для его противников цепкую хватку и суровую принципиальность.

Опытный интриган предугадал неизбежный конец Тарлаттуса и в мыслях не имел становиться на его сторону.

— О нет, мой друг, — пробормотал он, — я не отдам тебе ведьму.

Диего вызвал к себе инквизитора, которому доверял следствие над большинством еретиков, не заинтересовавших главу паноптикума, и приказал готовить пыточную. Для него не было разницы, подпишет ли Аэрин признание или нет. Он никому ее не отдаст, и только это имело значение.

Тем временем, не подозревающий о коварных замыслах генерального инквизитора Торе, освещаемый кровавыми лучами заходящего солнца, приближался к своему дому, удерживая одной рукой поводья, а второй крепко прижимал к себе освобожденную узницу.

Как можно быть таким близоруким? Ведь ответ лежал на поверхности!

Ругая себя за недальновидность, архиагент подгонял коня, не давая ему снизить скорость. Только не сейчас, когда промедление подобно смерти!

Въехав на крыльцо и проникнув внутрь верхом, хозяин дома оглядел слуг.

— Позовите лекаря и никого не впускайте!

Держа женщину на руках, он взлетел по лестнице, не заметив ее, как будто ступеней не было вовсе. Дверь в спальню супруги была по-прежнему закрыта, и он выбил ее ногой, с треском сломав задвижку.

Не обращая внимания на испуганную Кармелу, читающую при свечах, Торе уложил на кровать свою ношу и, выпрямившись, повернулся к той, которую принимал за жену. Без долгих разговоров клирик потащил ее за собой в холл.

— Успокойся! Мне больно!

Кармела держалась за локоть и не сводила с него широко распахнутых глаз.

— Вот как? — Осведомился клирик, втянув воздух сквозь зубы.

— На тебе лица нет! Что случилось?!

— Пришло время объясниться.

Борясь со злобой, затмевающей сознание, подобно луне, заслоняющей солнце, Торе удерживался от рукоприкладства. Ему хотелось отомстить за все. За приторно сладкую ложь, позолоченное лицемерие и красиво замаскированные под его обязанности манипуляции.

— Кто ты на самом деле? Как твое имя?

— Ты его знаешь, — тихо ответила она.

— Нет. Другое. Под которым тебя помнит Родригес.

Настороженная Кармела сделала шаг назад.

— Ты не в себе. Я не знаю никакого Родригеса.

— Я думал, что спасаю тебя, а на самом деле, все было подстроено с самого начала. Твое признание, списки ковена, поиск гримуара… Даже сейчас, твое нежелание переезжать в Илинию одобрено Мастером. Разумеется, в последний момент он бы отступился, благосклонно разрешив тебе остаться, и шантажировал меня твоим благополучием, пока я служу ему в Протекторате.

Торе замолчал, с ненавистью рассматривая ту, что стояла перед ним. К сожалению, все зашло слишком далеко. Она умело управляла им, оставаясь в безопасности, и совершая бесконечные предательства, а его чувства затмевали голос разума. Осознав это, ему захотелось свести счеты с жизнью, но, к счастью, под рукой не оказалось заряженного пистолета. Даже в этом ему не повезло.

— Вместо жены мне подсунули актрису. Ты насмехалась надо мной. Теперь я понимаю почему.

Кармела сохраняла хладнокровие. Приняв какое-то решение, она кивнула ему.

— Так ты нашел Сару, — догадалась она. — Что же ты будешь делать?

— Выгоню тебя, — процедил архиагент.

Кармела гадко усмехнулась:

— Сломаешь мне шею, или сожжешь заживо?

Не сдержавшись, он оттолкнул ее и, прижав к стене, сдавил ее горло.

— Ты когда-нибудь чувствовал, каково это? — искаженным голосом произнес некто перед ним.

Ее фигура потеряла утонченность, раздавшись в плечах и налившись силой мускулов. Волосы распрямились и стали короче, в конечном счете, исчезнув под гладкой кожей головы. Платье потеряло пышность, обтянув тело одеянием клирика, таким же, какое носил Торе. Это и был он сам, словно смотревший на себя в зеркало.

Потеряв дар речи, архиагент уставился на своего близнеца.

— Тем лучше, — изрек он, наконец, сократив дистанцию и нанеся удар рукой.

Противник гибко увернулся, положив начало грубому противостоянию. По началу, никто из них не смог коснуться оппонента, и быстрые, короткие выпады поражали лишь воздух. Несколько обманных приемов Торе не возымели должного эффекта, оставив его в недоумении. Эта схватка все более напоминала бой с тенью, где боец выступал против самого себя. Каждое, будь то даже малейшее движение, мгновенно и точно повторялось отражением.

Неуловимые фигуры кружились по ковру, буровя друг друга ненавистным взглядом. Кто-то из них сорвал со стола скатерть, и, скатав ее в бесформенный ком, бросил в другого. Пусть эта хитрость не нанесла вреда, однако позволила отвлечь внимание, и первый удар достиг цели.

Почувствовав на себе болезненную, равно как и убийственную мощь собственных рук, Торе удержал растущий гнев, и, выбрав нужный момент, провел серию атак, сдернувших со столь знакомого лица усмешку превосходства. Успех был недолгим. Брошенный стул ушиб голень, заставив подогнуть ногу, и тут же его голова откинулась назад от меткого попадания. Звеня гулким колоколом, она раскалывалась надвое, и лишь длительные тренировки позволили устоять от свирепого натиска, налетевшего на него вихрем новых ударов.