Межлуние

— Не шагу более, — предупредил Окинус, сменивший форму адъютанта на облачение секретаря-инквизитора.

— Посмотрите, кто ко мне пришел! — Прогрохотал генеральный инквизитор. — Давненько я тебя не видел!

С трудом распрямив ноги, разжиревший Диего возвысился над столом, опираясь на него обеими руками.

— Простите, сеньор, что не поздравил вас с новым назначением.

— Ну, хватит. Наш общий знакомый сделал мне дорогой подарок. Уверен, не обошлось без твоего участия, а? — Вкрадчиво поинтересовался Диего и расхохотался.

— Совершенно верно, — проклиная себя, пробормотал Торе.

Диего по-своему понял его неуверенность.

— Ну, что ты, амиго! Не робей! Продолжай, — великодушно разрешил он.

— Это та самая ведьма, о которой я упоминал в Коста-де-ла-Кинта.

— Так ты ее все-таки поймал? Прекрасно!

— Не могу разделить с вами радость. Мне не позволили ее допросить.

Подозрительно прищурившийся Окинус испепелил Торе взглядом, пытаясь определить, какую игру затеял его коллега. Однако, ему придется оставаться в образе секретаря, и это связывало архиагенту руки надежней прочих оков.

— В этом нет необходимости, старый друг, — протянул Диего. — Она расскажет мне все.

Изобразив безразличие к дальнейшей судьбе девушки, Торе переборол себя, заставив сосредоточиться на поиске другого подхода. Не зная полной расстановки сил, он воздержался от поспешных выводов и поступков. Его положение было весьма шатким и неизвестно, будет ли Родригес заступаться за своевольного подчиненного, вступившего в перепалку с инквизицией.

— Аэрин мне доверяет. С вами она не будет столь откровенной.

Инквизитор усмехнулся.

— Я уже начал узнавать ее тайны, — выдал он, и Окинус не смог сдержать почти незаметную ухмылку.

Это не укрылось от внимательного взгляда Торе, чье сердце сжалось от жалости и печали. Неужели, он не успел? Когда же закончится полоса невезения?!

— Вы уже приступили к допросу без моего присутствия? — Разочарованно простонал Торе, и тут же встрепенулся: — Она жива? Признавайтесь!

— Жива, — с явной неохотой ответил Диего.

— Вы же знаете, Дон Родригес потребует от меня отчет. Что я ему скажу? Позвольте хотя бы взглянуть на показания.

Расчет был безошибочен. Презирающий формальности столь же неистово как еретиков, глава паноптикума с завидным постоянством нарушал положенный регламент.

Инквизитор потер подбородок. Портить отношения с Мастером, который мог инициировать смену генерального инквизитора через свои связи, не входило в его планы. Переглянувшись с секретарем, он приблизился к Торе, и похлопал его по плечу.

— Вот таких людей я называю верными своему делу Братьями! Амиго, я провожу тебя к ней.

И архиагент не посмел отказать безжалостному палачу.

— Горжусь, что мне выпала честь служить рядом с вами, — выдал Торе дежурную слащаво-льстящую фразу, призванную успокоить Диего.

Ни к чему портить с ним отношения, когда дело не завершено.

Путь в камеры, предназначавшиеся наиболее ценным узникам, расположенным на том же этаже, был недолгим. Упрекнуть в этом Диего было нельзя: Аэрин действительно нуждалась в особом отношении. Стоило показаться массивной фигуре, как перед ней, точно оживая, открывались двери и отпирались решетки.

— А вот и ее камера.

Страж отпер замок и вручил Торе фонарь: внутри уже было темно.

— Не забудь поделиться сведениями, — напомнил Деиго. — Оставляю тебя одного, — разрешил инквизитор, и переваливаясь, направился по своим делам.

Вновь скрипнул механизм, заперший клирика и ведьму.

Руководствуясь обширным опытом, Торе с первых секунд определил хронологию произошедшего в мерзких застенках. Склонившись над сжавшейся в комок заплаканной девушкой, он тяжело вздохнул.

— Придет время, и он ответит за все.

Аэрин не ответила.

— Я могу остановить все это.

— Как? — Прошелестел ее тихий голос.

Торе собрался с мыслями.

— Есть два варианта. Не один из них тебе не понравится. В первом случае ты можешь согласиться со всеми обвинениями, и тебя задушат гарротой, а затем сожгут твое тело.

Ему не хотелось продолжать. Связавшая язык горечь забивала горло и мешала дышать. Испытывая к себе ненависть за содеянное ранее, и раскаиваясь за еще не совершенный поступок, он протер глаза, смахнув предательскую влагу.

— Или я могу… оглушить тебя сейчас. Ты не почувствуешь боли, обещаю.

Он был уверен, что Аэрин правильно поняла смысл сказанного. Впрочем, какими бы благими не казались намерения Торе, он осознавал некоторую лицемерность помыслов. Со смертью Аэрин исчезла бы угроза для Кармелы и клирик мог бы оставить ее в Вилоне.

— Это легкий путь.

— Ты отказываешься? — Схватил ее за руку Торе, испытывая облегчение от исчезнувшей потребности убийства и одновременно с этим погрузившись в пучину безысходности изгнанника.

— Это мое наказание, — ответила девушка.

— Ты понимаешь, что тебя ждет? Ты попала к самому жестокому мяснику из тех, кого я знаю. Он изуродует тебя.

— Пусть так, — всхлипнула дава.

Торе отшатнулся от нее и прислонился спиной к стене. Нет, он не станет совершать убийство. Ему не удалось сделать это раньше, и не получится сейчас. Такова заслуженная им участь, таково наказание, отмеренное точно по мерке преступных деяний прошлого. Этой ночью ему с Кармелой придется покинуть город, а возможно, и Родину, не имея права вернуться.

Он проглотил рвущийся из груди стон.

— Не вини себя. Пойми, это мой выбор.

— Другого случая может не представиться.

Она грустно улыбнулась.

— Я не передумаю. Ступай с миром.

Торе попятился, пока не уперся в запертую дверь. Стукнув по ней, он дал знак стражу, выпустившему его в коридор. Смирение Аэрин смешало тщательно разложенные карты, и архиагент в недоумении смотрел на их хаотичный расклад. Неизвестно, что повлияло на него больше, — волевой настрой девушки, или неизбежность эмиграции.

— Удалось что-нибудь узнать?

— Она плохо перенесла издевательства. Боюсь, что потребуется выждать время, прежде чем возобновить допрос.

Совершенно опустошенный архиагент раздумывал над тем, что ему делать дальше, когда из соседней камеры донесся слабый голос, позвавший мужчин.

Содрогнувшись, архиагент уставился на промежуток между прутьями, будто ощутив обжигающий удар раскаленной до бела плетью. У него перехватило дыхание. Чудовищная ошибка, или продуманный ход Родригеса? Как такое возможно, если его не обманули хитроумным приемом?

Страж заметил интерес Торе.

— Она у нас давно. Я уже не помню, почему ее здесь держат.

— Твое имя? Кто ты? — Припав к прутьям, допытывался Торе, уже зная ответ.

— Давид? — Охнула женщина, просунувшая к нему руки и обнявшая архиагента за шею.

От избытка чувств она потеряла сознание.

— Открывайте! — Прорычал архиагент, — быстро! Зовите генерального инквизитора!

Ввалившись в камеру, Торе привел ее в чувство.

— Где же ты был? — Сквозь слезы спросила она, стоящего перед ней на коленях клирика, и гладя его по лысой голове.

— Я… — Попытался начать он и не смог, поняв, как беспросветно ошибался все это время.

Лавина откровений, в миг обрушившая хлипкие барьеры оправданий, освободила осознание масштаба ничем не оправданных преступлений, совершенных ради иллюзии, и запоздалое раскаяние сдавили его горло. Ненависть к самому себе, столько легко и коварно обманутого, потрясла ошеломленного Торе, стремительно разматывающего клубок лжи и лицемерия. Он ухватил нить истины и, вытягивая ее на себя, увидел совершенно иную историю, где ему отводилась роль никчемной марионетки.

Этот миг стал переломным в его жизни. С нетерпением дождавшись Диего, архиагент всмотрелся в лицо тучного инквизитора.

— Эту узницу нужно освободить. Она не виновна. Это приказ Родригеса.

— Снимай оковы. Шевелись, — подтолкнул Диего нерасторопного капитана стражи. — Очень странно, амиго, он неоднократно говорил мне…