Межлуние

Минуты утекали в безлуние. Девушку бросало то в жар, то в холод и архиагент делал все возможное, чтобы облегчить ее страдания. Лишь первый раскат громогласного хора вдохнул в нее силы, вдохновив архиагента.

— Несите ее сюда, — распорядился кардинал, и Торе вместе с другими клириками перенес девушку к алтарю.

В пространстве собора, в котором гулко отдавался каждый шорох, наполнился пением. Все кто был внутри и видел Аэрин, переживали за нее. Испуг перед непостижимыми силами отступал перед видом беспомощной девушки, еще мечтающей об исцелении.

Первые перемены почувствовал Торе. Его пальцы ощутили разливающееся тепло, и мертвенная бледность Аэрин постепенно сменялась здоровым загаром. Дава попыталась подняться и к искренней радости собравшихся, сумела встать на ноги. Девушка выпрямила пальцы, и все увидели, как ногти становятся розовыми.

— Проклятие отступило, — выдохнул Торе и утер со лба пот.

Сохранив ее жизнь, он вернулся к суровой действительности.

— Ваше Высокопреосвященство, мне нужно показать ее лекарю, — обратился он к кардиналу.

— Делайте, что должно, сын мой, — был ответ.

Безоблачное утреннее небо сияло яркой синевой. Оно словно отражало мысли Торе, наслаждавшегося верховой ездой и подставившему лицо порывистому ветру. Треплещему за края одежды. К сожалению, иногда ему встречались знакомые места, обезображенные ревностной рукой инквизиции, и тогда он с грустью вспоминал, как они выглядели раньше. Вместо великолепной шелестящей листвой аллеи платанов, дарующих спасительную тень, возвели длинный ряд колонн, несущих на себе вписанные в золотые кольца Святые Лики. Неизвестный зодчий подошел к делу со всем талантом и ответственностью, и белый мрамор изваяний, доминирующих над проходящими рядом людьми, невольно притягивал к себе взгляды. Каменные лица с поражающей точностью копировали малейшие черты мимики, присущей каждому человеку и не было случайности в выборе эмоций, запечатленных в камне. Почти сразу Торе обратил внимание на женский Лик Смирения, покорно опустившего взгляд.

Остановив коня, клирик посмотрел на колоссальное лицо Кармелы, отбрасывающего каплевидную окольцованную тень и задумался над неизвестными ему поступками жены, заслужившей такую честь. С какой стати Купол копирует живых людей? Быть может, это жест скульптора, повторившего внешность случайно встреченной девушки?

Как бы то ни было, работа была совершенной. В привлекательном облике Кармелы мерещилось неуловимое свойство божественности, столь контрастное с ее поступками. Стукнув коня пятками, Торе продолжил путь по столице, рассуждая о необычности увиденного.

Подъезжая к гостинице, в которую он отвез Аэрин, архиагент заметил нескольких агентов, рассевшихся под пологом ресторана, хлопающего на ветру будто парус, и лениво потягивающих холодную сангрию.

Это был еще один провал.

Сейчас сложно сказать, где он допустил ошибку. Возможно, Родригес заручился поддержкой владельца заведения или подкупил консьержа. Если подумать, это не имело значения. Здесь и сейчас ему стало понятно, что Аэрин обречена. Какие бы действия он не предпринял, как бы не убеждал Мастера, у него не получится изменить результат. Ему надо было настоять на своем, не слушать жалобы уставшей девушки, и заночевать в пригороде, где не было столь плотной сети доносчиков!

— Брат, ты заставляешь нас ждать! — Весело приветствовал его один из агентов.

— Ты не доволен лучшей сангрией во всем Эспаоне? — Отшутился Торе, слезая с седла.

— Иди внутрь. Он ждет тебя, — оборвал их разговор другой агент, даже не притронувшийся к напитку.

Мысленно проклиная свою беспечность, клирик заглянул в тенистый зал ресторана, где в одиночестве восседал Мастер.

— Мальчик мой, ты разочаровываешь меня. Ты не позволил умереть этой ведьме, чтобы ее терзали в паноптикуме? Ты стал жестоким.

— Дон Родригес, мне нужно ее доверие, — нашелся архиагент.

Собеседник кивнул и показал на экипаж, готовый сорваться с места по первому требованию.

— Пусть так. Видишь этот фиакр?

— Да, синьор.

— Я даю тебе десять минут. Она спустится с тобой, и ты проводишь ее в паноптикум. Возница выполнит мой приказ, даже если вы назовете иной адрес.

— Я понял, синьор.

— Пора закончить эту историю. Теперь иди за ней.

Торе отступил, повернулся, и вновь почувствовал жаркое солнце, обжигающее кожу. Неторопливо перейдя улицу, клирик поднялся по ступеням крыльца в прохладный холл гостиницы. Ему не надо было уточнять номер, где находилась Аэрин, поскольку он прекрасно его помнил.

Смятение и жалость наполняли его сердце, тяжелеющее с каждым шагом, уменьшающим расстояние между ним и Аэрин. Чтобы не произошло в ближайшие мгновения, он не сможет ей навредить.

Полностью опустошенный и разбитый неудачей, Торе аккуратно постучал в дверь номера. Совершенно здоровая и жизнерадостная Аэрин приветливо улыбнулась ему, но, увидев его лицо, мгновенно догадалась, почему он не выглядел приветливым.

— Что случилось?

— Прости, это моя ошибка. Тебя вычислили.

Девушка вздохнула.

— Я не виню тебя. Ты и так для меня многое сделал.

Она подошла к окну.

— Они среди тех мужчин внизу?

— Все, кого ты видишь, являются клириками.

Торе встал рядом с ней.

— Все? — Переспросила она. — Меня так боятся?

— Они здесь не из-за тебя.

Аэрин посмотрела не него.

— Тебя послали за мной? Почему?

Он не ответил, хотя ему было что сказать.

— Значит, они ждут твоего возвращения?

— Мне дали десять минут.

Не находя себе места, занервничавшая девушка заходила по комнате. Она остановилась лишь ради одного вопроса, мучившего ее в эти секунды.

— Ты убьешь меня? — Испуганно спросила она, стоя к нему спиной и боясь повернуться.

— Нет. Никогда.

Дава кивнула и что-то обдумала.

— Надо прощаться? Мы больше не увидимся?

— Я не знаю.

— Тогда не будем. Ты согласен?

— Да, конечно, — отозвался Торе, и они посмотрели друг на друга, не желая делать шаг навстречу или к выходу.

Им не хотелось нарушить баланс этого момента. Наоборот, они жаждали продлить его до бесконечности, но любое действие неминуемо уничтожит равновесие и неизбежно все испортит. Одновременно с этим они осознавали необходимость сделать этот проклятый шаг, пока бездействие не погубит их обоих.

Чувствуя, что Торе испытывает боль лишь от одной мысли о проявлении инициативы, она приблизилась к нему и обняла его предплечье.

— Что со мной будет?

— Паноптикум.

Аэрин пробрала дрожь.

— Я не хочу так умирать. Только не так.

Торе стиснул зубы, ощущая вину стократ сильнее, чем прежде.

— Что я могу сделать для тебя?

Переборов слабость, девушка успокоилась и четко произнесла:

— Возьмешь мой чемодан?

Он поднял ее багаж, и они неспешно направились вниз.

Никто из агентов их не окликнул и не остановил, когда они спустились и встали у них на виду.

— Садись в фиакр.

— Ты поедешь со мной? — Не сдвинувшись с места, спросила дава.

— Это мой долг и наказание, — отозвался Торе, галантно предложив ей руку.

— Куда? — С подчеркнутым равнодушием осведомился возница.

— К Святым Мученикам, — огрызнулся мрачный Торе.

Лошади потянули фиакр, увлекая пассажиров в короткое путешествие. Раздираемый противоречащими друг другу желаниями, Торе то сжимал в кулаке четки, будто боялся их потерять, то растягивал в пальцах, словно собираясь задушить ими возницу. Наблюдавшая за ним Аэрин хранила молчание, тем не менее, в глубине ее глаз угадывалась жалость. У стороннего зрителя, если бы такой появился, могло сложиться ложное впечатление, будто это ему, а не ей, предстоит познать незавидную участь еретика.

За очередным поворотом показалась печально известная тюрьма, внушающая ужас тем, кто хотя бы раз слышал о методах инквизиции. Даже если половина из того, что рассказывали побывавшие внутри была правдой, стоило держать рот на замке и тщательно выбирать свое окружение. Не ровен час, даже невинный сломается, признавшись в страшных преступлениях, которых никогда не совершал.