Межлуние

— Кто отдал приказ?! — Осведомился ничего не понимающий коммондер.

— Вы, сэр! — С недоумением во взгляде ответил Семюэль.

— Поставьте прежний! Живо! — Приказал Джонатан, и осмотрелся по сторонам.

Конечно, вахтенные матросы тут же бросились к парусам.

— Не понимаю, сэр, что за маневр?

— Объясню позже. Мистер Бриджлайк, когда я отдал вам прежний приказ?

— Склянку назад. Шла смена вахты.

— Отнеситесь к моему вопросу предельно серьезно, — без тени шутки на лице начал Джонатан. — Скажите, я помню, вы называли кличку своей собаки. Повторите ее сейчас мне на ухо.

С секунду помолчав и не двигаясь, удивленный Семюэль наклонился вперед и произнес:

— Молли.

— Превосходно, — с облегчением кивнул ему коммондер.

Удостоверившись, что их никто не может подслушать, он вернул былую строгость:

— Теперь слушайте. Для меня ее кличка… «Эспашка». Никому и никогда более не говорите, что ее зовут именно так. Пусть остается Молли. При каждом разговоре со мной я буду спрашивать ее имя. Понимаете, мистер Бриджлайк?

— Не совсем, сэр, но я уловил суть.

— Так как ее зовут?

— Эспашка, — с тревогой во взгляде ответил Семюэль.

— Нет-нет, со мной все в порядке. Я не ударился головой о шпангоут и абсолютно трезв. Вот что: тогда и вы, прежде чем менять курс или выполнять любую мою прихоть, задайте мне вопрос — второе имя моего отца.

— Не помню, сэр, кажется, Эдуард?

— Совершенно верно! Но для вас он отныне Джон. Понимаете?

Сослуживец кивнул. Смысл задуманного постепенно становился ясен.

— Никаких приказов без моего ведома не принимать и не отдавать. Если надо, то будите меня.

— Да, сэр.

Гирпер обратил взгляд к звездам.

— Мы были на волоске от гибели, — негромко произнес он.

— Что происходит, сэр?

— Я не могу ответить сейчас, мистер Бриджлайк. Если точнее: то до возвращения домой.

После этого происшествия, сон слетел с него, как будто это был день, а не полночь. Спускаться в каюту, чтобы лежать, уставившись в низкий потолок, не имело смысла, и он остался на вахте, боясь пропустить нечто важное. Отпустив Семюэля, он не вызывал наверх Рубена, пока на горизонте не появился первый румянец восхода. Не обнаружив в небе светлячка корабля противника, он отдал команду на снижение и приветствовал старшего плотника.

— Доброе утро, мистер Валескин. Помнится, вашу дочь называли Кирой?

— Здравствуйте, сэр. Никак нет, мы нарекли ее Розой.

— Да, так и есть. Простите мне мою память.

Джонатан продолжил разговор, лишь отведя его к фальшборту.

— С этого момента, если я задам вам тот же вопрос, вы мне ответите, что ее имя не Роза, а Лира. В свою очередь, моего брата называйте Виктором.

— У вас же нет брата, сэр?

— Теперь будет. Так нужно. Пока мы с вами не обменяемся этими именами, не выполняйте чьих-либо команд и не отдавайте сами без моего одобрения.

— Как скажите, сэр.

— Найдите подходящее место для посадки и маскируйте Политимию.

— Выполняю, сэр!

Довольный принятыми мерами, коммондер спустился на нижнюю палубу и прошелся по коридору, обдумывая план поимки вражеского агента. Рано или поздно он попадется в расставленные сети. Мимолетом посмотрев на задраенный люк машинного отделения, Джонатан обнаружил подозрительные царапины. Он подскочил к нему и провел пальцами по глубоким бороздам, пересекающим его поверхность. Без всякого сомнения, кто-то безуспешно пытался его взломать. Дернув за скобу, коммодер убедился в надежности замка и направился к Вильяму, отдыхающему после предшествующей полуночи вахты.

По пути он разминулся в коридоре с Кэтрин, временно переведенной в помощники кока. Ее не обрадовал этот приказ, вызванный опасениями о демаскирующем шуме силовой установки, но выполняла обязанности как положено.

— Мисс, у меня для вас есть важное поручение. Я пришлю вам полотно парусины, чтобы вы раскрасили его, скопировав флаг Святой Астаньи.

— Да, сэр, — с радостью во взгляде отозвалась девчонка.

— А пока выполняйте мое прежнее задание.

И смотря вслед убегающей девушке, он думал вовсе не о своем кошмаре, маневрах или вычислении предателя. В этот светлый момент он перестал быть офицером, хотя никогда не забывал о чести и долге, и был обычным человеком из плоти и крови, по своей воле оказавшимся вдали от Родины.

— Так, мне нужен Вильям, — напомнил он сам себе, вернув прежний ход мыслей.

Не смотря на принятые меры и щедрую оплату, кто-то из наемных работников все-таки имел неосторожность проговориться, и по Керуджу мгновенно распространились самые неправдоподобные слухи о причинах отъезда семьи Мортум. Очень скоро, как это часто бывает в глухих селах, испытывающих дефицит новостей, нашлись те, кто не питал склонности к деликатным разговорам, а, следовательно, не стеснялся задавать неудобные вопросы месье Луи. Раздраженный назойливостью приставучих селян, глава семьи более не имел желания удерживать свои темпераментные порывы и с деловой решительностью пресекал всякие попытки спекуляции этой темы. Более того, нескольких особо пытливых, тайком пробравшихся на виллу, он собственноручно вышвырнул вон, совершенно не заботясь об их телесном здравии.

Забрать с собой все сколько-нибудь ценное не представлялось возможным, и Дон Мортум составлял внушительный список, нумеруя каждый предмет, подлежащий последующему вывозу. Эта опись служила доказательством его намерений и дальнейших планов на счет ряда вещей, являющихся достоянием семьи, которое никогда не попадет к Карло или в липкие руки падальщиков, слетевшихся на чужое горе.

Закончив с очередным этапом работы, он вышел в сад и, ссутулившись в видавшим виды кресле, насладился чистейшим горным воздухом, не шедшим ни в какое сравнение с пропитанной пылью суматохой переезда. Несколько минут наблюдений за погрузкой багажа в потрепанную карету прервались его громким возгласом, сопровождавшимся смесью ругани, едва удерживаемой в рамках приличия. Иногда ощущалась нехватка словарного запаса, и тогда в его речь вплеталась футровская лексика.

Жанна, помогающая Нико заворачивать в бумагу или мешковину и складывать в грубо сбитые ящики разнообразное имущество мальчика, то и дело морщилась, когда через открытое окно в комнату проникало недовольство ее отца. Наследник не просил переводить для него реплики на илинийский, поскольку интонация произнесенных фраз была красноречивее самого искусного толмача.

С первыми лучами солнца вилла наполнилась шагами незнакомых людей, бесцеремонно ворвавшихся в их размеренную жизнь и не скрывающих своего пренебрежения к благородному прошлому Мортум. Грузчики не считали зазорным курить на кухне и сплевывать на пол везде, где придется. Парадная лестница уже покрылась грязью от нечищеных ботинок, и отвратительными следами пришлых, не ценящих красоту и уют чужого дома. Им не приходило в голову, на сколько это отвратительно, или же, напротив, столь редкая возможность безнаказанно нагадить, доставляла особенное, изощренное удовольствие тем, кто подобно варварам, ворвался во дворцы патрициев. Они громко и открыто смеялись, надменно показывая значимость необразованной и самовлюбленной толпы, черпающей силы в превосходящем количестве. От этого первобытного напора, казалось, в негодовании дрожали стены. Жалобным звоном огласила свой конец разбившаяся ваза, случайно или намеренно задетая локтем, и распавшийся букет луговых цветов на мокром полу был немедленно растоптан. Никто и не подумал извиняться или убирать осколки, наплевательски приняв случившееся за счастливый знак.

Вся эта суета, предшествующая путешествию в Футр, была пронизана заметным трагизмом и нервным напряжением, исключающим смех и разговоры на отвлеченные темы. Тем контрастнее был гогот рабочих, позволяющий безошибочно определить их местонахождение в любой части здания от подвала до чердака.

Эти сборы в большей степени напоминали лихорадочный побег. Словно, прознав о приближении чумы, они торопились покинуть негостеприимную Илинию, и вернуться в привычную обстановку. Им хотелось обрести покой и безопасность, к сожалению, уже недостижимые в Керуджо.