Самый Лучший Ветер

— Дуй к столу, — не разочаровал я его. — Там карта района расстелена и закреплена. Стол крутится, ты разверни его так, чтобы карта местность повторяла, легче будет. Стол закрепи.

— Есть развернуть карту, — откозырял мне на полном серьезе Антоша и кинулся к столу.

Я подождал немного, дав парню время разобраться с механикой поворотного механизма, и продолжил поучать: — Гнилой остров видишь?

— Да, — уверенно отозвался Антоша. — вижу.

— Молодец, — продолжил я давать указания. — Что такое масштаб, знаешь?

— Обижаете, — недовольно откликнулся он. — Карты я люблю.

— Ух ты, родственная душа, — обрадовался я. — Хорошо, коль не шутишь. Теперь отложи отрезок пути на тридцать километров вперед по маршруту.

— Отложил, тридцать километров, это до Анастасьевки примерно — отозвался он, чем-то побрякивая.

— Ты только не рисуй там ничего, — спохватился в тревоге я. — Не вздумай, понял?

— Не-не-не, — зачастил парень в ответ, успокаивая меня. — Это линейка ваша гремела.

— Уф, — я картинно вытер с лица пот. — Напугал. Теперь бери и запоминай все отмеченные ориентиры на отрезке. У меня там даже бакены указаны. Выпиши основное себе куда-нибудь, только быстро.

— Выписал, — доложился Антоша.

— Теперь дуй обратно в кресло, только в темпе вальса, и линейку на место убери, — продолжил поучать я. — Быстро все надо делать. Скорость у нас сейчас девяносто километров в час, это что значит?

— Не знаю, — честно признался парень, пристегиваясь ремнями.

— А это значит, что у Анастасьевки этой мы будем через двадцать минут, — и я поучающе погрозил ему пальцем. — Будешь вошкаться, пролетим и не заметим.

С этими словами я передал ему наколенный планшет с закрепленной на ней рабочей картой более мелкого масштаба, подождал пока он его закрепит и вручил бинокль.

— Вот у тебя есть карта, на ней основные ориентиры правда только указаны, есть записи, есть бинокль. Давай определяйся, двадцать минут для начала должно тебе хватить. Чего увидишь, говори мне.

Антоша согласно кивнул, с энтузиазмом ерзая в кресле, и принялся всматриваться в речные просторы, изредка отрываясь и бросая взгляд на карту.

— Все острова и протоки надо бы наизусть изучить, — нудил дальше я, радуясь благодарному слушателю. — Теперь давай договоримся так, вот появилась у тебя свободная минутка, дуй сюда и делай так, как я тебе показал, хорошо?

— Хорошо, — согласно отозвался Антоша. — Вижу лодку с рыбаками, у берега справа, там где протока. Она на карте Рачья называется.

— Увидел — запиши, — нарочито меланхолично отозвался я. — Только время укажи и место.

Так мы развлекались до самой Анастасьевки, пока в рубку не вошел Далин.

— Хватит балдеть, — хлопнул он по плечу подпрыгнувшего Антошу. — Пойдем, покажу тебе твое место в случае общекорабельной тревоги. Ну и поможешь мне маленько.

Антоша с сожалением поглядел на меня и принялся собираться, распихивая бинокль и планшет с картой по местам.

— Давай-давай, — подбодрил его Далин. — С этого надо начинать, до вахты тебя не скоро допустят, и то если диплом предоставишь. Пока тебе надо корабль изучить от и до, свое место работы в порядке держать. Не эти два обалдуя, а я тобой займусь в ближайшие полгода.

Антоша вопросительно оглянулся на меня, а я лишь смог развести руками.

— Далин прав, — пришлось сказать мне. — Начинать надо с основ. Не грусти, не убежит от тебя вахта за штурвалом.

— Да я ничего, — тут же принялся оправдываться Антоша. — Вы не подумайте, я понимаю, что все надо знать, все важно. Я с радостью.

— Молоток, — хлопнул его по спине Далин. — Правильная линия поведения, одобряю. Чеши за мной.

Гном с новобранцем вышли, а я принялся корректировать курс, так как за разговорами река начала забирать немного севернее, и осматриваться по сторонам. Видимость миллион на миллион радовала, солнце уже не слепило, отражаясь в речном зеркале. Потом с тоской вспомнил о нашем патефоне, который ушел от нас вместе с «Касаткой», без музыки мне было скучновато. Так хоть заведешь, послушаешь давно выученные наизусть песни, сам подпоешь, красота.

Так я сидел, подруливая в нужные моменты, всматриваясь во встречные пароходы и катера, отмечая их в журнале. Рассматривал прибрежную тайгу и небольшие поселения вдоль берега, нет ли где столбов дыма или непонятной суеты, мурлыкая себе песенки под нос.

Потянувшись в очередной раз за биноклем, чтобы получше разглядеть домишки на речном острове, я краем глаза заметил, как что-то небольшое и серое, размером с крупную крысу, тянет меня за штанину.

— А-а-а! — заорал я в самом настоящем испуге, брыкаясь обеими ногами и чуть не выпрыгнув из кресла. — Ерш твою медь, Кирентий! Ты совсем обалдел, я сейчас чуть ежа не родил! Ты что здесь делаешь, упырь ты самый настоящий?

Домовёнок перепугался еще больше меня, отскочил в сторону и, сев на пол, начал плакать навзрыд. Крупные слезинки, размером с горошину, катились у него из-под прижатых к глазам кулачков, и я немедленно успокоился.

— Киря-Киря-Кирюша, — как можно более ласково позвал я. — А ну, подь сюда.

На шум в рубку заскочил весь экипаж и в непритворном изумлении уставился на рыдающего домового. Я в это время успел отстегнуться, стащить с себя прошитую серебряными нитями рубашку и, перегнувшись через подлокотник, подхватил бедолагу на руки где принялся его качать и успокаивать, как ребенка.

— Приплыли, — в раздражении сплюнул Далин. — его тут только не хватало. Ты как здесь оказался, злодей, а?

Кирюшка не отвечал, заливаясь слезами пуще прежнего и только сильнее вцепился ручонками мне в запястье. Арчи прищелкнул пальцами, накладывая какое-то успокаивающее заклинание на домовёнка, и тот на глазах начал затихать, всхлипывая и бормоча что-то оправдательное себе под нос.

— Я чистил! — наконец удалось нам разобрать сквозь смолкающий плач. — А оно! Лариска огнем плюется! Страшно! Я спрятался и ушки закрыл! Я потом хотел дверь открыть, домой чтобы, а там земли нет, я чувствую! И дверь не открывается-а-а-!

— Ну-ну-ну, — я начал гладить домовёнка, успокаивающе разговаривая с ним. — Все-все-все. Ты же мужик у нас, не плачь. Тихо-тихо-тихо.

Кирюшка, подрагивая, начал умолкать, с нескрываемым испугом глядя на нас.

— Вот черт, — помолчав, сказал Далин. — перепугал ты нас, Киря, и сам, гляди, слезами всего Артема укапал. Не бойся, никто тебя высаживать не собирается.

— А ругать не будете? — всхлипывая, пропищал домовёнок. — Я не виноват, я хотел, чтоб чисто было, а там не грязь, а ржавчина, она долго оттиралась.

— Ржавчина? — не на шутку заинтересовался Далин. — Где это? Молодец что нашел, Кирюха, это очень серьезно. Покажешь мне?

— Покажу, — облегченно прошептал домовёнок. — Я нашел, да. Непорядок. А ругать точно не будете?

— Тебя не будем, — подтвердил Арчи. — Ты теперь у нас не домовой получаешься, а даже не знаю, как тебя назвать. Воздушный, что ли?

— Не, — отказался Кирюшка. — Воздушный несолидно.

— Тогда трюмный будешь, — предложил Далин. — Как на флоте.

— Трюмный? — попробовал на вкус незнакомое слово домовёнок. — Трюмный буду!

— А вот с Микешкой разобраться надо, — задумчиво сказал Арчи. — Как придем домой, потащу его на правеж. Перед всем экипажем пусть отчитывается, как дошел до жизни такой. Раскабанел вконец.

— Не надо, — встревоженно пискнул Кирюшка. — Он не виноват, это я сам не успел.

— Мне виднее, — подмигнул ему Арчи. — А вот скажи нам, друг дорогой, ты что, высоты не боишься?

— Нет, — удивился Кирюшка. — А чего ее бояться? Я здесь, с вами, а она там, за дверью.

— Совсем молодец, — погладил его я. — Прямо свой в доску. Ни у кого трюмного нет, а у нас будет.

Кирюшка встрепенулся, посмотрел на меня и с радостью закивал головой. Я жестом подозвал Антошу и, знаками показав чтобы он закатал прошитые серебром рукава, передал ему домовёнка.

— Держи, — освободив наконец руки, я вцепился в штурвал, который придерживал до этого коленями. — Не ты теперь у нас самый младший, а он. Надеюсь, споетесь.