Пантера-киборг

Альб потряс докером, на котором белым на чёрном зиял её отчёт.

— А как вы смотрите на то, что в пригороде, где вы произвели ремонт, не принимают кредитный обруч? По понятной нам причине.

Причуды кригеров её подвели. Ната запнулась.

— Я… обналичила в магазине. Там приняли. Забыла указать.

— Ну… Ну…

Он сердито отвернулся в сторону окна и принялся за чтение. Нату от стыда вжало в обивку. Впервые за службу она так грубо солгала ему в лицо. Она бы покрылась пятнами сейчас, если бы могла. Утратить доверие Альба — это приводило в ужас. Если Альб захочет докопаться до истины, то потребует записи с её глаз. Он подозрительно отвлекался от экрана и украдкой бросал мимолётные взгляды.

Она прятала глаза по сторонам, воспользовалась передышкой и посмотрела на ряд премьер-министров Союза, пожимающих руку её начальнику. Ничто так не возвращало в равновесие, как напоминание самой себе об их славе, гремевшей в министерстве. По правде, это было её любимым занятием.

И каждый раз она возвращалась к обожаемой огромной картине из тёмного прошлого Альба. Справа от него почти четверть стены занимал белоснежный звездолёт, изящной конструкции — “утка”, на лётном поле перед далёкими горами.

Давным-давно Альб служил капитаном во флоте и, ступив окончательно на Топал, зарылся в канцелярских делах после катастрофы со своей “Молнией”. В том, что на рисунке именно она, мало кто сомневался. Дело о крушении скрывалось за секретными печатями и больше порастало слухами, чем достоверными фактами. Любой чиновник Союза, говоря о “Молнии”, переходил на шёпот. Ната слышала лишь обрывки о том, что звездолёт погиб вместе с экипажем, информацию укрыли в папку — “Абсолютно секретно”, а Альб, его капитан и единственный выживший, сменил своё настоящее имя и отныне его знали таким.

У списанных на землю космонавтов случался знакомый синдром — после многолетних полётов в тесных каютах они с трудом привыкали к большим пространствам. Его крошечный по современным меркам дом полностью подтверждал подозрения. Он состоял из небольших уютных комнат. Низкий потолок давил сверху на стены кабинета, и без того казавшегося ещё меньше, за счёт пестреющих грамот. Когда Альб выстроил по своему желанию это жилище, то стал предметом для осторожных шуток и пересудов на этот счёт.

Говорили о нём редко и старались держать мнение при себе. Непонятно отчего, но этого спокойного и невозмутимого человека боялись настолько, что Ната считала себя почти неприкосновенной и лучшей в министерстве, за его спиной. Лишь одно не давало ей задрать нос и омрачало. То, за что она ненавидела Альба в первые годы знакомства.

Под рисунком висели семь фотографий. Чёрные рамки с траурными наискосок лентами держали семь молодых, и не очень, с улыбкой и без, лица погибших членов экипажа. Четыре мужчины и три женщины. Но Ната сперва смотрела только на неё — самую первую в ряду. Ту молодую женщину, которую все считали погибшей женой Альба. Ошибиться тут вряд ли можно было, если видеть ту тоску, с которой он смотрел на неё. И рамка выделялась своими большими размерами. С этой фотографии на Нату смотрели серые глубокие глаза Наты, под тёмными, почти чёрными волосами, обрамляющими её собственное лицо.

Ненависть Ната носила долго. Два года злилась, считая Альба подонком. Отказывалась приходить сюда и видеть своего двойника на стене. Пока бывший секретарь министра не рассказал о том, что это просто была выходка командования, Альб тут совсем ни при чём. Министру взбрело в голову, не посоветовавшись, при гарантийной смене корпуса одного из киборгов создать точную копию и направить в отдел. Это случилось двадцать лет назад.

В тот злополучный день Ната, после Синхронизации, ни о чём не подозревая, направилась к новому начальнику для знакомства и посетила впервые этот дом. Она повторяла в уме своё новое агентурное имя, чтобы запомнить, села и застыла, как вкопанная на этом самом диване. Сразу не поняла и отказывалась верить, что она чья-то копия. Хотелось вскочить, устроить скандал, потребовать объяснений, но верно блокиратор в мозгу спас. А когда прочла подпись внизу “Коммандор: Наташа Вин”, сжала подлокотники до хруста. В тот момент она окаменела и напряжённо пыталась понять, как жить дальше после такого оскорбления.

Альб тогда вертел растерянным лицом по сторонам от неожиданности. Разговор не клеился. После приветствия от него прозвучало два стандартных: “будьте на связи”, “получите обмундирование”, после чего они поспешно разошлись, не глядя друг на друга. Альб закатил громкий скандал в кабинете министра, где секретарь стал случайным свидетелем, но долго молчал об этом. А когда проболтался, то хоть на чуть-чуть, но успокоил её подозрения и невыносимые переживания.

Давно утихшая ненависть к Наташе, как и обида, за два десятилетия сменились жалостью к этой бедняжке с лицом наивного подростка. Незнакомой, но схожей, как две капли воды. Умереть такой молодой она не заслуживала и светилась доброй полуулыбкой. Иногда он смотрел на портрет, будто искал совета. Под её взглядом он так и не женился, и не завёл подругу. Поэтому, чашка со следом от помады так смущала Нату. А может это и не любовница вовсе. Разве с любовницами играют в шахматы?

Ната отбросила мысли о помаде, о ненужных ей глупостях. За все годы Альб не обращал внимания на копию жены, никогда не проявлял нездоровой озабоченности. Собственно, он делал вид, что ничего не замечает. Ната благодарила его внутри себя за то, что он не искал замены пошлым способом.

Какие шуточки, наверняка, отпускали грубые вояки из отдела на счёт “коммандора-Наты” она даже думать не желала. И чего министр добивался своей выходкой, оставалось для неё загадкой. Лучшего ли взаимодействия или чего-то иного? В любом случае, Ната иного не желала. И уж точно — не с начальником!

Удовольствие от мужчины Ната отказывалась получать. Все шестьдесят лет у неё никого, кроме мужа не было. Полная имитация органов с безумно совершенными рецепторами могли дать ей наслаждения, как некоторым из знакомых. Они не брезговали работой в секс-услугах и рассказывали всякое. С брезгливостью Ната сторонилась подобного. И мысли не допускала окунуться в это без чувств.

Она не встретила такого, кому можно довериться, с кем можно поделить уют быта, несмотря на вполне возможное семейное благополучие. Ведь жили же другие. Было много случаев, когда такие же как она находили себе пару. Жили вместе или с обычными людьми. Нате никто не повстречался до этого дня. Но и она не старалась искать, считая свою жестокую работу помехой.

Ночные размышления принесли догадку причин одиночества. Блокиратор! Ограничитель чувств отвечал на многие вопросы, прежде не задаваемые. Они беспощадно терзали её ночью. Мучили ответы о её неполноценности, о неспособности вжиться, привязаться к кому-то по-настоящему. И всё из-за программы. Оттого муж её и бросил. Не стерпел и полгода чудовищных перемен в ней.

Сломал ли ограничитель её судьбу или нет, Ната ещё не решила. Всё же шестьдесят лет как-никак прошло. Муж бывший уже забылся и, встреть его на улице, Ната бы и не узнала. Состарился, наверное, и сморщился. Мать умерла тридцать лет назад, отец ещё раньше.

В этом огромном, полном людей мире, Ната выживала одна. С одиноким, пускай и несуществующим сердцем, она не считала свои десятки лет. Теряясь в них, не замечала времени. Пока не встретила Создателя. С недавних пор Парут занимал её мысли. С почтением, почти любовью, как к отцу или старшему брату, как к чему-то очень важному в жизни. Может, поэтому он подарил пантеру, понимая насколько ей одиноко жить с блокиратором? При мысли о Создателе стало тепло на душе. Хотелось его навестить, ведь она могла чем-то помочь старику. Навести хотя бы порядок в его балагане…

Ната сквозь пелену воспоминаний заметила Альба. Он с любопытством исподлобья смотрел на неё.

— Я не испортила вам повышение?

— Зачем мне повышение? — холодно сказал он. — Я и так генерал-полковник и контр-адмирал. Мне всё равно, — он посмотрел пристальнее. — Я не пойму, зачем вы мне врёте?