Оборотень

   - Последнее слово? - спросил он, вставая из-за стола.

   - Да!

   - Уверена?

   - Уверена!

   - Хорошо.

   Тут он подошёл к двери, открыл её пинком и крикнул:

   - Сюда, падре! Призналась ведьма!

   Набилась их тут толпа целая, падре впереди всех, да пономарь, да мельничиха да ещё народу всякого. Мелькнула мысль запоздалая, полы затопчут, да где там полы! Руки скрутили верёвками, как ни отбивалась, да потащили на площадь, в чём была. Ох, кричала, звала помочь, да толку что... только били сильнее от бессмысленной ярости, да от веселья лютого. К столбу привязали, крепко, не сбежишь. В лису обратится, да выскользнуть? Не успеть, никак не успеть! Ох, прости мне дева пресвятая прегрешения мои, взмолилась я, да мне падре как даст по губам, только чувствую во рту вкус солёный. А глаза у него добрые, им, попам, так положено.

   - Молчи, тварь ведьминская! - говорит. - Не смей поганым языком святое имя трепать! Час твой пришёл!

   И толпа кругом орёт, беснуется. И Петек, сволочь стоит, улыбается, воротник свой теребит, с намёком. Ох, добраться бы до него, да всё теперь, всё. Вот уже и хворост наволокли, вот уже огонь зажигают, и падре с книгой святой вокруг костра ходит, молитвы жуёт за душу мою, многогрешную! Молитвы? Я же кто? Оборотень, лиса? Или? Да нет же! За лис никто не молится! Человек я! Слышите! Человек! А огонь тёплый такой, ласковый, разгорается...