Страница 10 из 23
Малика переступила с ноги на ногу. Похоже, она всё испортила окончательно. Вдруг на помощь пришла растревоженная благовониями память. Перед внутренним взором возник Авраас. В ушах прозвучал баритон Праведного Отца.
— Всевышний! — крикнула Малика, запрокинув голову и раскинув руки. — Если я должна молчать — лиши меня голоса.
Эхо взлетело к куполу. Птицы захлопали крыльями, по стенам заметались тени.
Малика устремила взгляд на Шедара:
— Он хочет, чтобы я говорила.
Шедар подошёл к ней вплотную:
— Ты мне не нравишься.
— Ты мне тоже, но я ведь терплю. — Она повернулась к жрецам. — Если бы Всевышний хотел, чтобы все женщины выглядели одинаково, Он бы создал их без лица. Если бы Он хотел, чтобы женщины молчали — создал бы без голоса. Почему вы исправляете то, что сотворил Бог?
— Довольно, — донеслось из глубины зала.
Жрецы расступились, Шедар отошёл от Малики. При виде Альхары и Иштара она почувствовала нечеловеческую усталость. Рассудок сверлила мысль: «Это только начало».
Рядом с хазиром шагал сухопарый длинноволосый жрец в фиолетовом одеянии. На лбу татуировка в виде сложного узора. На голове серебряный обруч, украшенный лунным камнем.
Верховный жрец задержался возле служителей храма. Альхара направился к стене. Вероятно, хотел закончить прерванную молитву. Так и есть — приобретённый друг вновь заскользил ладонью по письменам.
Иштар приблизился к Малике:
— Так нельзя разговаривать с мужчинами.
— А со мной можно? Я нахожусь в чужой стране. Я уважаю ваши традиции, хотя не понимаю их. Кроме уважения ничего от меня не требуйте, тем более покорности. Это ты, хазир Иштар Гарпи, должен был предвидеть, с чем столкнутся твои люди. — Малика с трудом перевела дыхание и прошептала. — Почему здесь Шедар?
— Потому что он здесь.
Малика посмотрела на терновый ошейник, стягивающий шею Иштара. Из ран сочилась кровь.
— Я думала, что ошейники носят только ракшадки.
— Вырабатываю привычку никогда не опускать голову.
— Ты похудел. Тебя не кормят?
Иштар поправил кулон — голову тигра — на груди Малики:
— Тебя, похоже, тоже не кормят. Ты еле стоишь.
— Мне плохо от ваших благовоний.
— Привыкнешь. — Иштар махнул рукой верховному жрецу. — Хёск! Пора приступать.
Малика насторожилась:
— К чему?
— К ритуалу посвящения в веру.
— Что? — опешила Малика.
— У шабиры должно быть имя, — промолвил подошедший верховный жрец.
— У меня есть имя!
— У шабиры должно быть ракшадское имя.
Малика посмотрела на Иштара. Он пожал плечами:
— Только так.
— Начну с конца, — заговорил Хёск. — На коронации хазира ты будешь держать тиару обеими руками. У человека одна чистая рука — правая. Поэтому мы проводим ритуал очищения левой руки. Через него проходят все шабиры. Чтобы провести ритуал очищения, нам надо знать твоё имя, данное не родителями, а Богом. Это ещё один ритуал. Но ты не услышишь своё имя, пока не примешь нашу веру.
— Если произнесёте имя громко — я услышу, — сказала Малика.
— Имя даём не мы — Всевышний. Ты должна услышать не нас — Всевышнего. И ещё… По божьей воле ты стала шабирой. Это никто не оспаривает, но короновать хазира может только девственница.
— Разве есть такой закон?
— Нет, — ответил Иштар. — Этого требование Шедара. И он прав. Ракшада и Джурия были девственницами, значит, ты тоже должна быть непорочной.
— У меня не было мужчины.
— Шедару нужны доказательства.
— Какие?
— Мы проведём ритуал чести, — произнёс Хёск. — Мы введём в тебя яйцо из лунного камня. Если на нём окажется кровь, значит, ты невинна.
Малика не верила своим ушам.
— Нет…
— Я знаю, что ты непорочна, — сказал Иштар, — но так надо.
— Нет!
— Тебе не стоит волноваться, — проговорил Хёск. — Мы позаботимся, чтобы до замужества ты не оставалась с мужчиной наедине. Твой будущий муж ни в чём тебя не упрекнёт. Тебе всё ясно, шабира?
— Да.
— Ты готова?
— Нет.
— Хорошо. Объясню ещё раз.
— Не надо. — Малика посмотрела на порхающих под сводом птиц. — Оставьте ритуалы для кого-то другого. Я не предам то, во что верю всем сердцем и душой.
— Ты хочешь меня уничтожить? — произнёс Иштар.
— Иштар… нет…
Он наклонился и прошипел Малике в лицо, касаясь губами чаруш:
— Я сгною тебя в подземелье. Тебя и твоих людей. Ты будешь слышать их крики и вой, пока не сойдёшь с ума и не разобьёшь голову о стену. — Выпрямив спину, смахнул с груди струйку крови. — Я проклинаю тот день…
— Иштар! Не греши! — перебил Хёск и обратился к Малике: — Бог один и вера одна, а ты бродишь в потёмках. Я хочу спасти твою душу.
Она посмотрела на Шедара, тот переглядывался со служителями храма и не скрывал злорадства. Ему уже не терпится отпраздновать победу над шабирой. Но он не догадывается, что в бой вступает моруна.
— Всё верно, — сказала Малика. — Бог один, только мне Он говорит не то, что вам.
— Ты не можешь Его слышать, — упорствовал Хёск.
— Он не просто говорит — Он пишет. На ваших стенах тоже есть послания Бога, но их написала рука человека. Хотите посмотреть, как пишет Всевышний?
— Благовония задурманили ей разум, — сделал вывод Иштар.
— Я покажу. Только вам. В храме есть укромное место?
Под пристальными взглядами служителей, Шедара и Альхары они пересекли зал, вошли в потайную дверь, расположенную в нише, миновали коридор и оказались в комнатке без окон. На столе рядом со стопкой старых книг стояла керосиновая лампа. Неподвижный огонёк отбрасывал скудный свет на каменные стены и низкий потолок.
Иштар походил на изваяния воинов на фасаде храма. Хёск находился не здесь — смотрел в пустоту, явно обдумывая, как выбраться из сложной ситуации. Малика повернулась к ним спиной, уткнулась лбом в холодный камень и подняла юбку до талии.
На её пояснице не просто письмена. По телу бегут строчки, бледнеют, на их месте возникают новые фразы на разных языках и наречиях. Малика не могла их прочесть и, тем более, запомнить, но чувствовала, как ежесекундно раздвигаются границы её сознания, и понимание многих вещей возникает непостижимым образом из ниоткуда.
— Что это? — после долгого молчания спросил Хёск не своим голосом.
— Бог пишет о своей любви ко мне. Учит меня и наставляет.
— Как ты это читаешь? — произнёс Иштар.
Вздрогнув от прикосновения пальцев к голой спине, Малика опустила подол платья и повернулась к Иштару лицом:
— Никак. Просто чувствую. Понимаю смысл. Я не знаю, на каких языках написаны фразы, хотя знаю восемнадцать языков.
Иштар прислонился спиной к стене, уставился в потолок:
— Всевышний покинул меня. В один миг я теряю тиару, трон, Ракшаду и смысл жизни.
— Убеди остальных провести ритуал имени без посвящения в веру, — сказала Малика.
— Ты не сможешь нас обмануть, — откликнулся Хёск.
— Я не собираюсь лгать.
— Хорошо, шабира. Тебе сообщат о нашем решении.
Заложив руки за голову, Иштар прошёлся по комнате. Остановился напротив Малики:
— Хёск! Оставь нас.
— Иштар…
— Подожди снаружи!
Верховный жрец скрылся за дверью.
— Мне заново пришлось привыкать к Ракшаде, — проговорил Иштар.
— Да… — кивнула Малика. — Здесь всё по-другому.
— Я никак не мог понять, чего мне не хватает, и только сейчас понял. — Иштар расстегнул зажим на шее Малики и снял с неё чаруш. — Мне не хватало твоих глаз. Я рад, что ты отказалась от проведения ритуала чести, иначе я не смог бы видеться с тобой наедине.
Дорога во дворец показалась неимоверно долгой. Покачиваясь на носилках, Малика боролась с жаждой, головокружением и тошнотой. Когда Альхара откинул полог паланкина, она с трудом сползла с кресла и, волоча ноги, побрела по нескончаемой анфиладе комнат.
— Ну, наконец-то! — проговорила Галисия, сидя перед сундуком с карандашом в руке. — Где была?
Малика стянула с головы накидку: