Страница 23 из 23
Надев чаруш и застегнув ошейник, Малика последовала за служанкой, стараясь не выпускать из виду её тёмный силуэт. Глаза немного привыкли, и стали видны проёмы открытых дверей. Теперь перед Маликой шёл воин: рослый, широкоплечий. Такого, даже если захочешь, не потеряешь из поля зрения.
Очередные двери, и под платье забрался лёгкий ветерок. Малика увидела луну — огромную, во всё небо. То, что находилось под небом, поглотила тьма.
— Эльямин? — прозвучал рядом тихий голос Иштара.
— Нам с тобой можно говорить? — спросила она.
— Ракшада молчит, а хазир и шабира денно и нощно обсуждают судьбу страны, — в голосе слышалась улыбка.
— Иштар, я ничего не вижу.
— Сейчас привыкнешь.
— Можешь взять меня за руку? Я не знаю, куда идти. Не хотелось бы разбить нос.
Горячая ладонь сжала пальцы.
— Осторожно, лестница, — предупредил Иштар.
— Сто семьдесят ступеней, — попыталась пошутить Малика; голос прозвучал тоскливо.
— Всего лишь пятьдесят. Ты действительно ничего не видишь?
— Только луну.
Малика споткнулась. Придержав её за локоть, Иштар остановился:
— Странно. Мне сказали, что ткань будет прозрачной.
— Может, она прозрачная днём, хотя даже в комнате, при свете, я с трудом видела служанку. Давай вернёмся, я поменяю чаруш.
— Возвращаться нельзя.
— Вы тоже верите в эту глупую примету, — сказала Малика уныло.
Иштар помог ей забраться на носилки, усадил в кресло.
— Эльямин… — прозвучал шёпот. — Это последний бой.
Носилки взмыли. Последовало лёгкое покачивание.
— Драго, — проговорила Малика, оглянувшись, и кашлянула.
В ответ раздалось покашливание. Это он.
— Луга.
Страж тихонько покхекал. Малика улыбнулась: Иштар не обманул.
— Мебо в порядке?
Вместо ответа носилки тряхнуло, как машину на кочке. Да, в порядке.
Несколько часов носильщики носили паланкины по безмолвному, тёмному городу. Должно быть это ужасное зрелище: улицы, забитые немыми людьми; чёрные окна; беспросветные переулки. Малика смотрела на луну, изрезанную крышами домов. Огромный диск плыл то с одной стороны, то с другой — в зависимости от направления улиц, — то зависал впереди.
Малика замечала, что свет луны тускнеет — скоро утро, — и успокаивала себя: зал храма должен быть ярко освещён, чтобы все смогли проследить за правильным проведением ритуала. Но перед внутренним взором то и дело появлялся Шедар: это он всё подстроил. А внутренний голос перечил: «Дело не в чаруш. Ракшады, как и тигры, хорошо видят в темноте. О тебе никто не подумал».
Издалека донёслось рычание тигров. С каждой минутой оно становилось всё громче. Появилось желание заткнуть уши. Платье прилипло к спине, по виску пробежала струйка пота. Что-то пошло не так…
Наконец движение замерло. Почувствовался слабый удар носилок о камень. Площадь перед храмом…
Малика поднялась с кресла, опёрлась на чью-то руку и тут же отдёрнула ладонь. Кто-то подал ей левую руку. Левую! Драго или Луга? Все ветоны левши. Хоть бы никто не заметил.
Ступив на каменные плиты, поняла, что на площади нет людей: лицо и затылок не буравили взгляды. Если бы не рёв хищников…
— Я сам приготовил отупляющее зелье, — надломленно прозвучал голос Хёска.
Малика напрягла слух до предела.
— Их привели сонных, — сказал Хёск. — Когда их посадили на цепи, они еле держались на ногах. Я ещё подумал, что перестарался. А полчаса назад они словно взбесились.
— Закончилось действие зелья? — спросил Иштар.
— Я сам его готовил!
— Эльямин, — проговорил Иштар. — Произноси фразы громко и чётко.
— Я не смогу перекричать тигров.
— Ты должна это сделать!
Малика вскинула перед собой ладони:
— Хорошо. Успокойся. Я буду орать во всё горло. Но я ничего не вижу. Здесь темно.
— Зал освещает луна. Купол усиливает её свет. Напряги зрение и всё увидишь.
— Пора, пора, — поторопил Хёск.
Почувствовав чьи-то пальцы на локте, Малика пошла вперёд. Зал освещает луна? Прежде ей не удавалось рассмотреть огромное помещение: всему виной был дурманящий дым, который сразу перемещал её на грань между явью и сном. Она подозревала, что где-то должны быть люстры или обычные лампы. Скорее, настенные лампы. Потолок стеклянный. Малика не раз наблюдала за птицами, она бы заметила светильники под куполом. И почему эти мысли лезут в голову сейчас, когда необходимо сосредоточиться на церемонии? Боже! Заткни пасти зверям! Сейчас Ночь Молчания! Тише!
— Стой! — произнёс Хёск.
Скажи он это, не прильнув губами к чаруш, Малика бы его не услышала. Да, акустика здесь на самом деле великолепная. То, что звучит вдали, слышно лучше, чем сказанное рядом.
Фиолетовая чаруш почему-то отблескивала изнутри красным светом, словно глаза горели огнём, а за накидкой простиралась мгла.
— Иди к лестнице и поднимайся к Вратам, — проговорил Хёск.
— Где лестница? — спросила Малика, водя глазами из стороны в сторону. — Я не вижу.
— Дьявол! — как из бочки донёсся голос Хёска.
— Включите свет, — сказала Малика с надрывом. — В это тряпке я ничего не вижу.
Запрокинула голову и зажмурилась от яркого света луны. Почему же внизу так темно?
— Иди на рёв.
Малика закрутила головой. Рёв звучал отовсюду, и лишь в затылок давила тишина, сзади безлюдная площадь. Ощутив лёгкий толчок в спину, сделала шаг. Иштар? Почему он молчит?
Вдруг озарила догадка: все мужчины, войдя в храм, обязаны молиться. Значит, Иштар совершает обход зала, ведя правой ладонью по настенным письменам. Он идёт, как шли когда-то Альхара и Шедар: против часовой стрелки. И раз она стоит в арочном проёме… Вытянув руку, Малика осторожно двинулась вправо.
— Не туда, — прозвучал голос Хёска.
Но ладонь уже коснулась стены. Вот они — выпуклые, прохладные на ощупь, вырезанные в камне фразы.
— Шабира! — крикнул Хёск.
— Молитву прерывать нельзя, — крикнула в ответ Малика и, ведя пальцами по письменам, прибавила шаг. Надо догнать Иштара. Он что-нибудь придумает. Он поможет.
Малика не улавливала чьего-либо движения либо дыхания, но уверенность в том, что храм полон народа, сдавливала грудь. Стоят как статуи и насмехаются над её беспомощностью.
Наконец ладонь коснулась горячей руки.
— Иштар, — проговорила Малика, стараясь не выпускать его пальцы. — Что мне делать? Я ничего не вижу.
— Иди вперёд, я за тобой. — Пропустив Малику, Иштар прижался грудью к её спине. — Лестница и Врата находятся напротив парадного входа. Они смотрят на восток. Сто семьдесят ступеней. Считай. Семнадцать. Площадка. Семнадцать. Площадка. Тигры не опасны. Они стоят по бокам Врат. Но придётся кричать, чтобы люди услышали заклинание.
— Перенеси коронацию.
— Нельзя.
— Что происходит? Я не понимаю…
— Я разберусь, — проскрежетал Иштар. — Иди быстрее, Эльямин. Скоро рассвет. Не дай им забрать у меня корону. Беги!
Малика ускорила шаг. Врезаясь в стену, делала поворот и вновь летела до следующего угла. Вдруг рука потеряла опору. Еле удержав равновесие, Малика повернулась спиной к тишине, расправила плечи и ступила во мглу.
Зал был огромный. Помнится, Шедар успел произнести целую речь, шагая к ней и Иштару. В тот день они вышли из потайной двери, а низложенный хазир только-только закончил молиться и направился к ним, желая увидеть знак шабиры. Значит, пару минут можно идти спокойно, не боясь налететь на лестницу. Вот так… теперь медленнее, ещё медленнее, осторожнее… Чёрт… Может, она не туда пошла? Нога упёрлась в преграду.
Считая ступени и пролёты, Малика поднималась к Вратам, а сердце опускалось в колени: там, наверху, тигры. На глиняных табличках головы зверей находились на уровне плеч Ракшады. Вряд ли эти будут меньше.
Всё. Теперь поворот, и Малика словно погрузилась в ледяную прорубь. Как она узнает, что Иштар уже возле лестницы, и пришло время изрекать? Перед глазами переливалась чаруш. В висках стучала кровь. Барабанные перепонки разрывались от жуткого рыка.
Конец ознакомительного фрагмента.