Страница 28 из 36
— Потерял сноровку?
Макидор повернулся к Адэру:
— Я не понимаю вас.
— Малика принесла тебе платье, а ты ничего не смог сделать. Или не захотел?
— Я перешил его за полчаса.
— Ты говоришь о ракшадском платье.
— Да.
— А я говорю о красном платье. С рубинами.
Макидор изменился в лице:
— Ваше Величество…
— Что с платьем было не так?
— Слишком тесное в груди. Ткань прямо трещала.
Адэр приблизился к Макидору. Посмотрел на тощую шею, обвязанную белым шёлковым платочком, на гладкий подбородок, тонкие губы, впалые щеки и устремил взгляд в оливковые глаза:
— Тесное в груди или порвано?
Макидор стал ниже ростом:
— Ваше Величество…
— Когда она принесла платье?
— Вечером.
— За три часа до бала.
— Нет, Ваше Величество. Накануне.
— А утром пришла забрать. Верно?
— Я попросил её примерить, хотел убедиться, что всё в порядке, а там вылетели несколько рубинов, и остались дырки. На самом видном месте. Мы искали, но не смогли найти, куда камни закатились. Меня чуть не хватил удар.
— Ты теряешь сноровку. Нужен ли мне такой модельер?
Макидор вцепился рукой в стойку с костюмами:
— Ваше Величество… Это Сирма. Сказала, что ей велели испортить наряд и даже заплатили, но не сказала кто. Она так плакала, боялась, что Малика проклянёт её. Я хотел выгнать девчонку, но Малика заступилась.
— Давай её сюда.
Согнувшись в поклоне, Макидор попятился к двери.
— Постой, — проговорил Адэр. — Пригласи ко мне герцогиню Гаяри.
Сестра появилась через полчаса, хрупкая, нежная. Исходивший от неё аромат весны бесподобно гармонировал с нежно-зелёным платьем и малахитовыми глазами. Глаза матери…
Элайна опустилась на край кушетки и, сохраняя горделивую осанку, сложила руки на коленях:
— Надеюсь, в Ларжетае всё спокойно?
Адэр сел рядом с сестрой, взял за руку и стал перебирать её пальцы:
— Ты веришь в проклятия?
— Смешной вопрос. Конечно же, не верю.
— Грасситы верят в сказки, в проклятия и боятся морун.
— Хочешь сказать, что я должна бояться Малику, потому что она моруна?
— Прислуга её боится.
— Я не прислуга.
— А ещё прислуга боится потерять работу. Поэтому боится того, кто хорошо им платит. Боится, потому что хозяин непредсказуем, сумасброден, придирчив и нередко бывает зол. И он разозлится, если кто-то ослушается его сестру.
— Считаешь, что это неправильно?
— Зачем ты приказала испортить платье Малики?
Вздёрнув брови, Элайна улыбнулась:
— Кто тебе сказал такую глупость?
— Сейчас ты встанешь, выйдешь из комнаты, и я забуду, что у меня есть сестра.
— Адэр… я могу обидеться.
Он выпустил её руку и, поднявшись, подошёл к окну. Парень стоял на газоне и смотрел на хозяина. Казалось, зверь сейчас рванёт вперёд, вскарабкается по стене на третий этаж и перемахнёт через подоконник.
— Уходи.
— Дряная девчонка! Я заплатила ей а за молчание, а она всё выболтала!
— Наверное, плохо объяснила. — Адэр повернулся к сестре. — Элайна… Зачем ты всё портишь? У меня и так забот выше крыши, а тут ещё ты. Вместо того чтобы поддержать, поднять мне настроение, дать хоть на минуту забыть о проблемах, ты их добавляешь. Почему?
— Ты напомнил мне об одном случае.
— Этот случай имеет отношение к порче платья?
— Ты напомнил, как я каталась по полу и рыдала. Ты поднимал меня, тряс за плечи, а я снова падала. Ты хлопал меня по щекам и говорил, что дочь короля должна быть сильной. Ты кричал на меня, твердил о долге. А я любила его, а не долг. Я до сих пор его люблю. Бедный Вилар… он воспитывает чужих детей, а мог воспитывать своего ребёнка. Ты и отец всё разрушили. Сделали нас несчастными.
Присев на подоконник, Адэр скрестил на груди руки:
— Ты мстишь мне?
— Нет, Адэр. Я люблю тебя.
— А Малике завидуешь.
— Ты ничего не понимаешь.
— Так объясни.
— Я никогда не изменяла Модесу. Считала, что жена должна быть верной, чистой, хотела жить без стыда и без скандалов.
— Модес продолжает встречаться с любовницей?
— Изменяют все, Адэр. Ты любишь Малику, но это не мешает тебе встречаться с другими женщинами.
— Это не измена.
— Ну конечно. Любить одну, а спать с другой — это не измена. Не любить жену и спать с любовницей — это не измена. Никого не любить и спать со всеми — это тоже не измена. Только никто не думает, что любимым и нелюбимым эти не измены причиняют боль. Представляю, каково приходится Малике, если она испытывает к тебе хоть какие-то чувства.
— Ты хотела её унизить, — сказал Адэр и, стиснув кулаки, спрятал их подмышки.
— Нет. Я хотела, чтобы она бежала отсюда, куда глаза глядят. Наш мир для неё слишком тесен, все места заняты, расписаны на десятки лет вперёд. За эти места люди расплачиваются счастьем. — Элайна прижала пальцы к вискам. — Если ты дашь слабину и забудешь о долге — наши жертвы обесценятся, всё станет напрасным. Наш прапрадед напрасно бросил семью и женился на дочери какого-то Святейшества, чтобы прекратить религиозную войну. Прадед напрасно обвинил жену в неверности и отказался от старшего сына, хотя тот был всего лишь доверчивым и бесхарактерным юнцом, который не смог бы управлять страной. Дед напрасно пожертвовал дочерьми, чтобы расширить границы Тезара.
— Отца не трогай, — вставил Адэр.
— Отец напрасно не женился, потому что сын от второго брака мог оспорить твоё право на трон. А я напрасно вышла за Модеса. Это вам были нужны его земли. При чём тут я? Но вы твердили мне о долге, и я вышла за этого… Теперь получается — зря?
— Я же сказал, что помню о долге.
— А я не поверила.
— Почему?
— Потому что ты никогда не говорил, что любишь. Потому что бросал женщин, и тебя не волновало, что они чувствуют. Потому что я знаю, как мы умеем любить. — Подавив рыдания, Элайна вытерла слёзы. — Мы все однолюбы: ты, я, отец, дед… все, в ком течёт кровь династии Карро.
— Кому ещё ты заплатила?
— Адэр… пожалуйста…
— Кому? — повторил он, понизив голос до полушёпота.
— Горничной. Кажется, её зовут… — Элайна потёрла висок. — Не помню. Рыженькая, пухлые губки.
— Имя.
— У неё ямка на подбородке.
— Что она должна была сделать?
— Украсть у Малики драгоценности.
— Украла?
— Да.
— Они у тебя?
Элайна кивнула.
Адэр принялся мерить гостиную шагами:
— Ты понимаешь, что уничтожила этих девушек?
— Я не стояла над ними с ножом, они могли отказаться. Они сами сделали выбор.
— Если я прощу служанок и оставлю их в замке, они решат, что Малика здесь никто. И я буду чувствовать себя никем, потому что мою женщину унизили…
— Уже твою?
— …мне плюнули в лицо, а я взял и просто вытерся. Если я уволю их, они разболтают первому встречному, что сестра правителя ещё та стерва…
— Адэр…
— …и будут насмехаться надо мной и Маликой. Если арестую, они не будут молчать на допросах. Ты станешь организатором вредительства и кражи.
— Я не организатор.
— Ненаказанное преступление — ещё большее преступление. Не наказать — значит поощрить.
— Зачем ты это говоришь? Я ничего в этом не понимаю.
— Пусть прощает Бог, а здесь, на земле, каждый должен нести ответственность за содеянное.
— Не пугай меня, не надо…
Адэр приблизился к кушетке и навис на Элайной:
— Ты поставила меня перед выбором. Я хочу, чтобы ты сделала выбор за меня.
— Какой выбор?
— Простить служанок, уволить или арестовать?
— Я не знаю.
— Твой выбор!
— Не знаю! — крикнула Элайна и обхватила себя за плечи.
— Забирай их с собой.
— Куда?
— В Тезар.
— Нет. Нет! А если кто-то узнает? Это такое пятно… Адэр! Ты не можешь так со мной поступить!
— Принеси драгоценности.
Элайна поднялась и, пошатываясь, вышла из комнаты.
Приблизившись к столу, Адэр придвинул к себе телефонный аппарат, взял трубку: