Обречённая

Я киваю, и они жмут руки.

Астрид, на лондонский манер, дважды целует меня, не касаясь щеки, и папа представляет ей Аву. Та с явным облегчением, что не пришлось целоваться, жмет руку. Наконец Астрид прощается.

– С ней ты и встречался? – спрашиваю я, когда за Астрид закрывается дверь.

– Она просто заглянула поболтать по-соседски. Живет неподалеку, – объяснил папа Аве. Это правда, но раньше добрососедские отношения ее не интересовали.

О чем они говорили? Она всегда вызывает во мне неуверенность. Мы со Стеллой, ее дочерью, ходим в одну школу, так что иногда пересекаемся с Астрид, а еще она на днях вызволила меня из Вестминстера, когда все меня бросили. Но зачем же она на самом деле приходила сегодня? Я не могу спросить у папы напрямую в присутствии Авы, да и он все равно не ответит.

Все вместе мы прошли в маленькую столовую. Такую «маленькую», что в ней поместятся десять человек. Нам накрыли за одним концом стола. Папа сел во главе, а мы с Авой – напротив друг друга.

– А вы двое чем занимались? – спрашивает папа.

– Уроки – закончили задание по естествознанию.

– И когда надо было сдать?

Я возвела глаза к потолку. «Надо было»…

– Сегодня, но школа не работает, так что все сдадут позже.

– И это отняло весь день?

– Вообще-то нет, но…

– Еще мы смотрели новости и говорили о прошлогодних выборах, – добавила Ава, и я обрадовалась, что она вмешалась. Не думаю, что папа обрадовался бы, узнай, сколько часов я рисовала. Врать я никогда не умела.

– Чудесно! Политические дебаты. Ты следила за выборами, Ава?

– Конечно. Столько всего было на кону.

– Немногие молодые люди проявляют такой интерес.

Ава прищурилась, выпрямилась и покачала головой.

– Вы ошибаетесь. Мы не голосуем, но вынуждены мириться с итогами.

– Что бы ты хотела изменить?

– Вернуться в Европу. Открыть границы. Вернуть Ирландию. Отменить экономические решения, которые привели к нынешнему положению. Увеличить финансирование на медицину, библиотеки, университеты и социальное обеспечение.

– О, – удивляется папа. – Хочешь добавить: вернуть монархию?

Ава пожимает плечами.

– Это меня не слишком волнует.

– А что до остального… Если следила за выборами, то знаешь, что моя партия придерживается той же позиции.

Я почувствовала себя зрителем теннисного матча – подать, отбить, снова подать.

– Значит, вы тоже миритесь с тем, что хотели бы изменить.

Папа искренне рассмеялся, и я поняла, что он от души наслаждается спором с Авой, и внутри шевельнулось чувство, похожее на зависть: он никогда не спрашивал моего мнения по этим вопросам.

Да и зачем? Я всегда на его стороне.

– Вы бы изменили ситуацию, если бы могли? – спрашивает Ава.

– Возможно. Но приходится разбираться с тем, что есть, а не фантазировать о том, что могло быть. В этом и разница между подростком в шестнадцать…

– Семнадцать.

– Пусть в семнадцать – и человеком, которого положение вынуждает принимать жизненно важные решения, а повлиять на ситуацию, которая привела к необходимости решений, он не может. Приходится пользоваться тем, что имеется.

– Например, формировать коалиционное правительство с реформаторами, несмотря на политические разногласия?

– Точно.

– А что вы думаете о нашем премьер-министре?

– А это я оставлю при себе.

И этим все сказано.

– А вы не думали, как могли бы сложиться события, если бы вы выбрали Партию закона и порядка Армстронга?

Папа удивленно усмехнулся. И до меня вдруг дошло: не затем ли приходила Астрид? Не об этом ли они говорили?

– Для человека свойственно сомневаться в своих решения, – наконец ответил папа. – И прежде всего я не политик, а человек.

Я нечаянно звякнула вилкой о тарелку, и папа обернулся, будто только вспомнил о моем существовании.

– И что же вы двое планируете на сегодня? Уроки?

– Пап! Я уже сделала английский, математику и естествознание на эту неделю. Школа точно завтра закрыта?

– Полагаю, что так.

– Значит, сегодня мы можем отдохнуть, – решила я. Шарлиз звала меня к себе, но я сомневалась. А тут вдруг резко решилась. – Мы идем к Шарлиз.

– Не думаю, что на улице безопасно.

– Это вопрос жизни и смерти!

– Что ж. В таком случае…

– Она живет всего лишь за углом. Мы можем поехать, если хочешь.

– Так будет лучше. Я договорюсь. На восемь?

– Да, хорошо.

18. Ава

Папа Сэм, сославшись на работу, не стал дожидаться пудинга. Глядя, как он идет к дверям, я вдруг подумала, что в личном общении он по-настоящему приятный человек. По телевизору об этом ни за что не догадаешься.

– У тебя классный папа, – замечаю я.

– Случается.

– Кажется, он не возражал, что я задаю так много вопросов – надеюсь, я не перегнула палку, – я внезапно забеспокоилась. – Но когда он заговорил о молодежи, я не смогла удержаться. Это не страшно?

– Поверь, Ава, он любит хороший спор – иначе зачем бы ушел в политику?

В словах угадывается раздражение, и я вдруг понимаю, что Сэм не принимала участия в разговоре. Наверное, почувствовала себя лишней.

– Тебе тоже стоило высказаться. При мне ты не стеснялась, почему сейчас промолчала?

– Он бы это оценил, пожалуй. Все в порядке, Ава. Ему не достался такой умный ребенок, как ты.

– Сэм! Перестань…

Дверь открылась, и я покачала головой, оборвав себя на полуслове. Внесли поднос со сладостями. Огромными кусками шоколадного торта.

– Мой любимый! Спасибо, – поблагодарила Сэм. – Можете отнести папе наверх вместе с чаем? И проверьте, заказал ли он машину для нас на восемь.

– Конечно, мисс.

Дверь закрылась, и Сэм откусила кусочек торта.

– Вкуснятина!

– Мы правда пойдем к Шарлиз?

– Ага.

– В смысле, к Шарлиз Лейтон?

К той самой, которая по популярности уступает разве что Сэм. Но Сэм куда приятнее Шарлиз. Такое слово к той вообще не применимо.

– Именно к ней.

– Слушай, она же твоя подруга, иди без меня. Я прекрасно проведу время за книгой. Необязательно брать меня с собой.

– Нет, обязательно. Я сделала естествознание, а мы договорились, что после я выберу нам занятие.

– Она знает, что я приду?

– Да, я предупредила.

– Она не возражает?

– Конечно же, нет.

– А что там за вопрос жизни и смерти?

– Никогда не угадаешь с Шарлиз. Будет жаловаться или на парней, или на сложности с выбором наряда. Можешь поучаствовать. – Она подмигнула, а я подумала, что она, наверное, не догадывается, как мало меня интересует то и другое.

Нам сообщили, что машина уже ждет.

Мы забрались в салон, проехали одни ворота, затем другие и выехали на дорогу. Водитель скоро повернул налево и миновал пару особняков – получилось не совсем «за углом», учитывая размер домов, но все же минутах в пяти ходьбы.

На въезде – камера. Ворота открываются, за ними – еще одни, и мы въезжаем во двор.

Дом Сэм даже меньше этого. Этот большой и более новый, современный. Водитель помогает нам выбраться.

– Когда возвращаетесь, мисс? – спрашивает он.

– Мы позвоним, – отвечает Сэм.

Главная дверь открывается.

– Сэм! – это Шарлиз, она обнимает Сэм. – А это Ава?

– Да. Привет.

– Входите. – Она буквально подпрыгивает от нетерпения, восторга и еще чего-то. Лицо Сэм принимает озадаченное выражение.

– Так в чем дело? – спрашивает Сэм.

– Ничего такого, правда. Просто хотела убедиться, что ты приедешь.

– Зачем?

– Идем же. – Шарлиз берет Сэм под руку и тянет по длинному коридору к двери. Оттуда доносятся смех и голоса – не мы одни прорвались за оцепление, или же все ее друзья попросту живут рядом.

За дверью оказалась огромная комната. Здесь повсюду были диваны, укромные уголки, столы со стульями, а в дальнем конце за барной стойкой стоял бармен. Собралось много народу, парней и девушек, некоторых я даже видела в школе. Но Сэм сразу выделяет взглядом одного парня: он развалился на диване в компании девочек, которые смотрят на него с жадным вниманием.