Общий враг

– Тот парень сказал, что его отец – то есть ты, предатель и теллемунский шпион. Ну, Эгни и врезал ему.

Одиэй почувствовал, как ком подкатил к горлу. Его сын дрался за него… Маленький мальчик незаметно вырос – и стал правильным человеком.

– Где он? – спросил Одиэй, не заметив, что голос его опустился почти до шепота.

– Сидит в своей комнате.

Одиэй буквально вскочил и рванулся к выходу, но Ханта, вставшая у него на пути, изо всех сил толкнула его в грудь обеими руками.

– Подожди! – сказала она почти с ненавистью.

– Мне надо его видеть!

– Так больше не может продолжаться! Это будет повторяться снова и снова. А потом и до демонстраций возле нашего дома дойдет. Нам будут угрожать по телефону, шины прокалывать. Ты ведь знаешь, как это делается. В конце концов, нас взорвут или подожгут. Я боюсь!

Ханта вот-вот готова была разрыдаться в истерике.

– И что ты мне предлагаешь? – спросил Одиэй. – В прямом эфире покаяться? Призвать к войне с Теллемуном? Поцеловать портрет Алдайна, стоя на площади?

– Я знаю, что ты не будешь этого делать, – ответила Ханта, вытирая слезы и пытаясь успокоиться. – Поэтому…

Она виновато взглянула на мужа и, быстро отвернувшись, тихо и с трудом проговорила:

– Нам надо расстаться. Разъехаться. Эгни я возьму с собой. Прости, что говорю это в такую минуту, когда тебе и так тяжело, но выхода нет.

“Вот она – последняя неприятность”, – подумал Одиэй. Ему вдруг стало смешно, и он рассмеялся нервным, неестественным смехом.

– Ханта, – сказал он, проведя по щеке рукой, словно стараясь разгладить, убрать эту корчившую лицо улыбку. – Ты не права. Это, в конце концов, единичный случай. Тот парень – он просто кретин. К тому же он получил за свои слова, и больше такого не скажет.

– Найдутся другие, – ответила Ханта.

Одиэй понял, что спорить с ней сейчас бесполезно. Надо подождать, когда у нее пройдет потрясение.

– Ну, вот тогда и решим, что делать.

Ханта больше не стояла у него на пути. Одиэй подошел к двери в комнату сына и, прежде чем повернуть ручку, негромко постучался.

Эгни лежал на кровати, повернувшись на правый бок, и о чем-то сосредоточенно думал. Возможно, перед его внутренним взором вновь и вновь прокручивалась “видеозапись” той драки. Вздрогнув, Одиэй увидел, что один глаз у него подбит.

Прикрыв за собой дверь, Одиэй сел на краешек кровати и просидел так, наверное, с полминуты, не зная, как начать разговор.

– Как зовут того парня, с которым ты дрался? – спросил он, наконец.

– Тау, – нехотя ответил Эгни.

– А с чего он вообще заговорил об этом? Вы поссорились?

– Да.

Помолчав, Эгни добавил:

– Мы играли в паал. Он нарушил правила. Мы начали спорить…

– И он выложил свой последний аргумент, – кивнул Одиэй. – Сволочь…

– Ничего – нос я ему все-таки разбил, – сказал Эгни с гордостью.

– Молодец. С такими только так и надо… Но неужели он сказал это всерьез? Неужели он и вправду считает меня шпионом?

– Тупица он, вот и все.

– Да, – вздохнул Одиэй. – И сколько еще таких на свете…

Он оглядел комнату. Она была буквально завалена моделями космических кораблей и боевых роботов из киноэпопеи “Пираты Галактики”. На одной из полок, рядом с пластмассовыми фигурками забавных инопланетных монстров, стояла заключенная в рамку фотография Лемуса Лебара – с его собственноручной подписью. Заполучить столь ценный раритет было не так-то просто – Эгни выиграл его в одном посвященном сериалу конкурсе.

Одиэю тоже нравилась знаменитая космическая сага – он хорошо помнил, как тридцать лет назад сбежал с уроков, чтобы посмотреть первую серию, где звездолеты изображались с помощью моделек, а Лебар был еще совсем юным. Но все же Одиэй никогда не был отъявленным фанатом этого фильма, и временами подтрунивал над сыном, у которого наследственное влечение ко всему, что связано с космосом, приняло такую вот, несколько патологическую, форму. И ладно бы у него снесло крышу только от самих “Пиратов Галактики”! Это, в конце концов, не столь уж редкое явление. Но с некоторых пор Эгни начал проявлять лихорадочный интерес к ядерному оружию и всевозможным средствам его доставки. В его комнате появились модели бомбардировщиков и крылатых ракет, а видеотека пополнилась фильмами о ядерной войне и постъядерном мире. Объяснялось это просто: в одной из последних серий “Пиратов Галактики” проскользнуло упоминание о том, что звездные королевства были основаны фараллийцами, которые бежали со своей планеты, пережившей ядерную катастрофу. Сделав небольшое насилие над здравым смыслом, можно было сказать, что именно Бомба породила тот чудесный мир, в котором действовали харизматические герои “Пиратов”. И когда Эгни видел на экране грибовидные облака и сметаемые взрывной волной небоскребы, его воображение рисовало ему пока еще отдаленные во времени и в пространстве панорамы великих звездных столиц и картины грандиозных космических битв. Нет – он, конечно же, понимал, что все это ерунда, и никакие звездолеты с переселенцами не поднимутся с обезлюдевшей Фараллии. Но представлять себе такое было интересно…

– В нашей жизни, вероятно, скоро произойдут кое-какие перемены, – сказал Одиэй. – Сегодня меня вызвал к себе ректор и сказал, что универ больше не нуждается в моих услугах… В общем, с поедельника я безработный.

– За что тебя уволили? – спросил сын, резко поднявшись.

Одиэй рассказал ему то, что уже рассказывал Ханте, добавив некоторые подробности.

– Можешь передать своему Тау, что шпионить мне теперь будет негде и не за кем.

Эгни подавленно молчал, переваривая услышанное. Потом глухо, сквозь зубы, процедил:

– Вот уроды… И что ты будешь делать?

– Сначала подам на них в суд, а потом… Не знаю. Есть вероятность, что меня восстановят. А если нет – плевать. Не пропаду и без этого.

– Ты-то не пропадешь, – вздохнул Эгни. – А твои проекты?

– Ну, Лин доведет их до конца.

– А поиски внефараллийских цивилизаций?

Одиэй усмехнулся, вспомнив, как неделю назад они долго, часа два, разговаривали на эту тему. Эгни сокрушался по поводу того, что освоение дальнего космоса будет очень скучным процессом. Никогда люди не встретят на других планетах того, что было так красочно описано фантастами, и никогда не испытают тех приключений, которые выпало испытать героям фильмов и книг. И попытки связаться с инопланетянами по радио тоже бессмысленны. Они либо слишком далеко, либо разминулись с нами на десятки, а то и сотни миллионов лет. Одиэй был несколько удивлен таким пессимизмом поклонника “Пиратов Галактики”, хотя, конечно, рассуждал Эгни совершенно правильно…

– Чтобы их искать, вовсе не обязательно работать в универе. К моим прямым обязанностям это все равно не имело никакого отношения.

Эгни сел рядом с отцом. Они оба долго молчали. Потом Одиэй спросил:

– А этот Тау… Он угомонится?

– Не угомонится – еще получит, – резко ответил Эгни.

Одиэй ободряюще похлопал его по плечу и, чувствуя себя почему-то страшно неловко, сказал:

– Мама просто смерть как перепугалась. Думает, это только начало.

– Знаю.

– Даже хочет уехать с тобой куда-нибудь.

– Она говорила… Только никуда я не поеду. Пусть уезжает, если боится, а я останусь с тобой.

– Спасибо, Эг… Но, может быть, она и права – хотя бы отчасти. Я и в самом деле подвергаю вас риску.

– Папа, не говори так! – сказал Эгни с обидой. – Дело не в этом. Я ведь все вижу. Вы без конца ругаетесь, а раньше этого не было. Почему вы не можете жить нормально, как все?

Одиэй опустил голову, словно подсудимый, которому зачитывают приговор. Ему было невыносимо стыдно. Наверное, они с Хантой и вправду зашли слишком далеко в своем тупом эгоизме и бессмысленной неуступчивости. Дальше так продолжаться не может – надо или окончательно разводиться, или, стиснув зубы, делать вид, будто все в порядке, чтобы не травмировать ребенка.

– Что я могу сказать? – устало сказал Одиэй. – Все так сложно… Мне, поверь, и самому это надоело.