Наследники графа. Александрин

– Кстати, почему у римских легионеров плащи были именно красного цвета?

– В Древнем Риме красный был цветом Марса – бога войны и соответственно олицетворял смелость и мужество в бою, – сказал Армэль.

– Красный – цвет войны, но также страсти и ярости, – добавила мадам де Кардона.

– И на красном не видно крови, поэтому враг не может возрадоваться тому, что ты ранен, – вздохнул виконт.

– Надеюсь, свой великолепный плащ вы носите не затем, чтобы скрыть свои душевные раны.

Армэль помолчал, словно подбирая слова, и потом проговорил:

– Я должен вам сказать одну вещь. То, что между нами происходит, конечно, нельзя назвать отношениями, но в какой-то момент я даже подумал, что это действительно переросло в нечто большее, чем просто способ развлечься.

– И что?

– А то, что если об этом узнает моя семья, они… очень расстроятся. И раз это все равно не имеет для нас обоих никакого значения, я решил, что лучше все прекратить.

– Хорошо. Я тебя поняла, Армэль. Можешь не объяснять, – герцогиня улыбнулась настолько непосредственно, насколько это вообще возможно.

– И еще вот что. Александрин опять попала в Лувр благодаря вам. Все эти сплетни вокруг нее и Фуке... Я должен увезти ее из Парижа, пока она не стала закуской на ужин для местных дам.

– Если ты переживаешь о репутации сестры, я ручаюсь, что ничего плохого нахождение в Лувре ей не принесет.

– Тем не менее, я не хотел бы, чтобы она там бывала. Не обижайтесь, но у нее перед глазами не самый лучший пример.

– Так и быть я стерплю эту злую колкость. Мне нравится, как мы поддеваем друг друга, – Бланка снова мягко улыбнулась.

Виконт ничего не ответил. Заметив на столике небольшой портрет девушки, он спросил:

– Почему вы никогда не говорите о своих детях?

– А что говорить? Луи я не видела уже больше года. Он служит в Испании. Генриетта в монастыре. Иногда я ее навещаю. Это все, что мне остается.

Армэль слышал, что остальные три дочери герцогини умерли.

– А у нас в роду никогда не было много детей, – произнес он. – Даже папенька не преуспел, хотя усердно берется за работу каждую ночь.

Говорил Армэль насмешливо и зло. От последнего уточнения герцогиню слегка покоробило. Виконт нарочно лишний раз уколол ее.

«Просто он связался с порченой породой, – подумала Бланка. – Что ж удивляться, если этой то ли англичанке, то ли француженке так и не удалось нарожать мужу десяток маленьких виконтов!».

Пробыв в гостях у герцогини еще четверть часа, Армэль, наконец, решил уйти.

– Я хочу еще заехать к сестре, – в его голосе она услышала нотки сожаления и попытку оправдаться. – Поэтому до свидания.

Когда он вышел, Бланка медленно, словно находясь в оцепенении, сбросила платье и надела красивую кружевную рубашку, легла в постель, завернувшись плотнее в одеяло и уткнувшись щекой в подушку, закрыла глаза. Но вдруг... Вошедшая служанка даже не поняла сперва, что это плачет ее госпожа. Герцогиня рыдала так, словно на нее обрушилась страшная и непоправимая беда.

Армэль минут десять стоял на ступеньках ее особняка о чем-то думая, потом вдруг повернулся и буквально взлетел наверх. Вошел в ее спальню, услышал тихие всхлипы. Сделав служанке знак молчать, виконт быстро и беззвучно сбросил с себя  всю одежду и скользнул на кровать. Бланка пораженно обернулась, не веря своим глазам.

– О боже, не смотри на меня! – воскликнула она. – Я не красивая сейчас!

Но вопреки ее протестам, он молча развернул ее к себе и стянул с нее сорочку. Герцогиня понять толком ничего не успела, задохнулась, затем всхлипнула и гортанно застонала, выгибаясь и хватая губами воздух. Ее красивые карие глаза похожие на оленьи, еще красные и опухшие от слез, покрылись поволокой страсти. «Я сумасшедший, – подумал юноша. – Точно. Я сошел с ума».

Ее юный любовник, чей алый плащ теперь был небрежно сброшен на пол, и она, охваченная пламенем его молодости, закружились в вечном как мир танце, не удостоив служанку, принесшую еще вина, даже взглядом.

В замке на берегу Луары эта ночь тоже стала ночью любви. «Она с тобой несчастна!» – он часто вспоминал эти слова, брошенные Армэлем, и думал над ними. Какой она была дерзкой язвительной и веселой раньше! Как она очаровывала, шокировала и возбуждала его этим! Но он всегда хотел подчинить ее себе и у него это получилось. Она стала другой – более спокойной, мудрой... удобной. Как родители порой ломают характер строптивого ребенка, так и мужчины иногда ломают своих женщин. Она, как птица в клетке, сидит смирно, и кажется, ей всего хватает. Но ведь однажды она взбунтовалась, вырвалась и улетела! Однако она не умеет уже жить без своей клетки, поэтому вернулась.

Граф обнял жену со спины, притянув к себе, сминая шелковые простыни, по которым скользили блики от падавшего в окно лунного света.  Ее волосы, пахнущие чем-то терпко-цветочным, щекотали его лицо и грудь. «Что мне для тебя сделать?» – спрашивал мысленно. Дамы ее возраста и старше блистают в свете, а он обрек ее на участь состариться тут?

– Кого ты видел в Париже? – тихо спросила Анна, не поворачиваясь.