Страница 60 из 185
Миловидов и граф де Куси еще какое-то время поговорили, выйдя на крыльцо, потом разошлись.
– Не пустая вы, можете еще родить ребеночка, точно говорю, – услышал Арман слова Мадин.
Заметил, как жена отрицательно покачала головой.
– Вы хоть представляете, сколько мне лет? – проговорила она. – Моему старшему сыну сейчас было бы двадцать семь.
– Ну и что? Я младшую дочь в пятьдесят два родила! Правда, недолго прожило дитя. Если хотите понести, я дам вам одну настойку, будете принимать, как скажу, и обязательно получится.
Анна наотрез отказалась и тут увидела графа. Арман смотрел на супругу. Та, кажется, даже напряглась под его взглядом, глаза опустила.
– Спокойной ночи, – только и сказал он, затем быстро поднялся на облюбованную им мансарду, которую русские упорно называли чердаком.
Утром графиня поднялась под крышу. На деревянных балках сидели несколько сонных голубей. Сквозь щели пробивался свет. В углу находилось подобие лежанки из соломы, на которой спал граф. Арман уже давно обнаружил это место и с тех пор ночевал тут. Иногда и днем, лежа на сене, наблюдал сквозь отверстия в досках окрестности или дремал. Сейчас чьи-то тихие шаги разбудили его. Арман открыл глаза и сразу понял, что это пришла графиня. Узнал шелест ее одежды при ходьбе, запах духов. Увидел жену. Она смотрела как-то настороженно, точно ждала его реакцию на свое вторжение.
– Там внизу даже присесть негде, – произнесла она, словно оправдываясь.
– Поэтому я и сплю здесь, – ответил он.
Анна оглядела его убежище. Довольно тепло и уютно – на балках развешены старые рыболовные сети, какие-то травы. Сквозь щели в досках пробивается солнечный свет. Голуби жмутся друг к другу и косятся на людей.
– Хорошо у тебя тут. Пойдешь вниз? – спросила она, не зная, что еще сказать.
– Нет. Зачем?
Молчание. Анна чувствовала себя глупо.
– Ну ладно. Оставайся, если хочешь. А я пойду, – сказала она, вздохнув.
– Подожди.
Графиня почувствовала, как сердце забилось чуть быстрее.
– Смотри, – граф встал и, подойдя к небольшому окошку, выходящему на противоположную от улицы сторону, указал куда-то.
Она увидела реку, присмотрелась – и воскликнула от неожиданности. На реке кипела работа – целое семейство бобров строило плотину. Отсюда было отчетливо видно, как звери суетятся, тягая ветки или обтесывая крепкими резцами бревна.
– Наша Александрин была бы в восторге, - сказал граф. – Я давно за ними наблюдаю.
«Наша»! Какое ликование в душе графини поднялось! Анна посмотрела ему в лицо, но он не глядел на нее, словно нарочно избегая. Что же дальше? Она ждала, а он, казалось, действительно был занят наблюдением за бобрами. И откуда такая сентиментальность?
Они просто стояли рядом, потом он повернулся, и она увидела, что глаза его мягко светились. Граф заметил, как жена глядит с недоумением, и это его немного насмешило. Но виду не подал.
Когда ощутила его руку на талии, сама тут же обняла его, торопливо прильнула. У Армана сердце забилось сильнее и мурашки по спине пробежали. Графиня замерла, уткнувшись лицом в его шею, вдыхая его запах. И двигаться не хотелось, так хорошо вдруг стало. Как после долгих странствий, когда возвращаешься домой. Он склонился к ее лицу, мягко коснулся губами ее губ. Она отвечала. Стала ласкать его, отдаваясь его прикосновениям и поцелуям. Но он чувствовал, что что-то не так. И видел это. Не было в ней прежней страсти, трепета. Его пальцы развязали тесемки рубашки у нее на груди, ткань соскользнула с плеча, граф целовал ее шею. Но вдруг он поднял голову и посмотрел на нее. В ее спокойные и внимательные голубые глаза, в лицо, такое бледное, и такое трогательное в обрамлении распущенных волос…
– Ну, чего ты ждешь? – спросила она.
Она что решила, что он просто пожелал воспользоваться правом супруга? Согласна ублажать его ничего не чувствуя сама? Откуда в ней эта странная сдержанность, покорность? Неужели была все-таки с Монфором? И неужели так хорошо ей с ним было, что теперь ласки мужа не приводят ее в былой восторг?
А она думала о том, что снова боится его. Вновь вернулся это страх сделать что-то не так и вызвать недовольство, преследовавший ее тогда, когда они только обрели другу друга спустя семь лет жизни порознь. Муж словно опять стал чужим и ей снова нужно его познавать, привыкать к нему. Поэтому она с готовностью открывала ему объятия, откликалась на его ласки, дарила наслаждение. Но только ему. Сама действительно не чувствовала ничего, кроме сильного волнения.
Граф чуть нахмурился, но не сказал ни слова. Ему во что бы то ни стало нужно было, чтобы его жена снова стала его. Полностью его!
Шуршало сено, когда они целовались, переворачивались. Граф касался ее нежно, наслаждаясь каждым изгибом. Он не спешил, сдерживая желание, медлил… И добился-таки, что ее дыхание наконец стало неровным, губы приоткрылись, словно ей не хватало воздуха. Тогда он склонился, поцеловал нежно ложбинку между грудей. Анна запустила пальцы в его волосы, ее голова отклонилась назад. Она уже почти доверилась ему, почти стала той же пылкой любовницей, какой он ее знал! Когда рука графа поднялась по ее бедру, гладя кожу, и проникла под тонкий батист сорочки, графиня совсем расслабилась, раскрылась перед ним, подрагивая от наслаждения.