Страница 119 из 172
Оказалось, что мы набрели не на какую-то случайную базу Гидры, а на колыбель проекта “winter soldier”. Носительница же этого громкого прозвища, как раз и являлась последним — по нумерации первым — недостающим объектом. В общих деталях эта история была известна мне ещё из прошлого мира, вот только непонятно, как они решили проблему психологической стабильности. Неспроста же этот проект заморозили и отказались от восьми перспективных бойцов экстра-класса, удовлетворившись одной лишь Баки.
— Почему их разморозили и как взяли под контроль? — продолжал допрос я.
Александра, что в это время так и сидела на полу баюкая простреленную конечность — видимо действие обезболивающих подходит к концу — косо посмотрела на меня. Неведение консультанта из Америки очевидно вызывает у неё множество вопросов.
— Эмбрион… тот, что прислали два месяца назад. Я сделала то, что не смогла она, — Лукина кивнула в сторону Наташи, — выделила и культивировала вирус, заразила объекты, подчинила их волю так, чтобы они воспринимали только мой голос.
— Что за эмбрион? — холодея внутри, спрашиваю я, — что за вирус?
Что, чёрт подери, опять натворили эти твари? Что значит выделила вирус из эмбриона и подчинила с его помощью объекты?
— Я не знаю откуда он, — помотала головой Лукина, а затем указала рукой на герметичный контейнер у дальней стены.
— Я рассказала всё, что мне известно, — продолжала женщина мне в спину, пока я осматривал содержимое этой компактной переносной морозильной камеры, — нам просто дали это, сказав, что оно может решить проблему с контролем.
— Твою ж мать… — не сдержался я.
“Это”, “оно” … да есть ли в этих людях хоть что-то человеческое? Внутри находился совсем крошечный, недоношенный — где-то пяти-четырёх месячный — человеческий эмбрион.
— Кто вам его дал!? — не оборачиваясь, спрашиваю.
— Карпова привезла это из Штатов, — так вот, что было причиной её контактов с Александрой Пирс… — я не знаю точно, спроси у неё.
В следующую секунду холодный и спёртый воздух бомбоубежища разрывает пронзительный сигнал тревоги.
Крах!
Вопреки ожиданиям, тревога была поднята не из-за нас. Доступ в помещение, где случилось столкновение с улучшенными солдатами, имели только Лукина, Карпова и совсем малый штат сотрудников, которые сегодня отсутствовали, так как Александра позаботилась о том, чтобы никто не помешал захвату власти. Таким образом все остальные агенты Гидры остались в неведении относительно произошедшего. С одной стороны, это облегчило наше отступление, а с другой заставило не на шутку перепугаться: неужели Лариса выдала себя и тревога из-за неё?
Перед отступлением нами единогласно было принято решение уничтожить как сам эмбрион, так и все наработки русских. Помимо того, что эти исследования неэтичны, так ещё метод, которым Александра добилась послушности нестабильных прежде солдат, был просто ужасающим. Это нельзя было назвать ничем иным, кроме как пыткой. Жестоким, абсолютно бесчеловечным издевательством. То, что заставило психически нестабильных подопытных подчиняться, нормального человека свело бы с ума. Романофф, как никто другой, понимала — подобное не принесёт блага, в чьи бы руки не попало. Я с ней был полностью согласен.
Александра разделила судьбу своего детища.
Гадко — одно дело убить противника в бою и совсем другое казнить пленного — но другого выбора попросту нет. Обе шпионки контужены взрывом, а Романофф на ногах лишь благодаря ударной порции стимуляторов. Будь я здесь один, вполне возможно, что и вовсе подорвал бы всю базу. Чтоб наверняка. В прошлый раз я был в шаге от подобного решения.
До выхода добрались без приключений, только выслушали доклад о причинах тревоги от взвинченного офицера. Что-то и впрямь случилось снаружи, вот только что именно пока не понятно — связь с внешним охранением полностью потеряна. С учётом того, что облицовка стен бункера глушит и нашу связь с Квинджетом — мы полностью изолированы от внешнего мира.
— Почему ещё не выяснили причину? — тут же насела на офицера — высокую бледную женщину с холодными глазами убийцы — Романофф.
— Согласно протоколу…
— К чёрту протокол, собери бойцов и проверь, что там! Это приказ, боец, выполнять!
— Есть! — женщина, нехотя и не скрывая этого, подчинилась приказу.
— Будьте наготове, — шепнула нам Наташа, хотя нервы у всех и так взвинчены до предела. Наверное, так на неё действуют наркотики.
Быстро организованная группа солдат собралась перед воротами. Впившись скрюченными пальцами, словно птичьими когтями, в цевьё автоматов, они готовились расчистить наш путь. Защитить от затаившихся снаружи опасностей. А мы готовились ударить их в спину в случае, если этой опасностью будут наши союзники.
Многотонная плита дрогнула, прокрутилась раз, двинулась на нас, давя своей монументальностью и, наконец, откатилась неохотно в сторону. Свежий и злой холодный ветер ворвался в внутрь убежища, принося с собой россыпь терпких на фоне замкнутой системы бункера запахов. Один был особенно силён, выбивался, преобладал над другими. Аромат свежей, ещё не успевшей остыть, человеческой крови — солёный привкус железа на языке.
Вслед за солдатами мы вышли на поверхность.
Всё пространство перед воротами было изрыто следами от крупнокалиберных пуль. На снегу чернели спины мертвецов.
Ещё пару часов назад они были живые. Злые, промёрзшие и обветренные до самых костей, но живые. Стояли тут с оловянными глазами, сжимая в руках заиндевевшие автоматы, и ждали. Не появления неведомого врага, нет, просто, когда закончится их наряд. Но враг, вопреки ожиданиям, появился. Теперь они застыли недвижимы и только больное зимнее солнце, косится на их трупы.
Живых не видно. Никого.
Лишь тихо гудят малошумные двигатели зависшего в режиме маскировки Квинджета, не думаю, что кто-то кроме меня их слышит, уж точно не Романофф с Дарьей, едва начавшие отходить от взрыва в лаборатории.
— Квинджет, — наклонившись к самому уху Наташи, говорю я, — прямо перед нами, в ста футах.
Но что всё это значит? Зачем пилоту Квинджета убивать всех этих солдат? Они ведь даже не принадлежали к Гидре… и Ларисы что-то не видно. Ни живой, ни мёртвой, хотя трофейная Волга стоит нетронутой.
Чутьё вдруг взвывает надсадно, предупреждая об опасности. Источник угрозы — Квинджет. В голове тут же проносятся данные о вооружении самолёта, нешуточном.
— Бегите! — оживает мой наушник, — Лариса предала нас… — крик пилота захлёбывается столь же внезапно, как и начался.
Я только и успеваю что схватить Наташу и Дарью за одежду, да метнуться, прочь. Рвусь из сил, из всех сухожилий, в отчаянной попытке опередить смерть. Не для себя — что мне пули — для них.
Вроде бы удаётся.
Длинная, неразборчивая очередь из шестиствольного GAU-17 вгрызается в строй солдат Гидры за нашими спинами, разрывая их тела, отдирая куски мягкой плоти, дробя хрупкие кости. Хриплые крики ужаса застревают в глотках покойников, ответного огня почти нет.
Вслед за пулемётом ухает ракетница. Шелестит стремительно, скользя по воздуху снаряд, направленный в гостеприимно распахнутое нутро бомбоубежища. Вряд ли кто-то выживет в этом аду.
Ударной волной нас опрокидывает наземь, тащит, швыряя о камни, словно мы игрушки, брошенные жестокой детской рукой. Я прижимаю к себе — пытаюсь прикрыть от несущихся вслед осколков — одну из девушек, не знаю кого, не разобрать в суматохе. А вторую не удержал.
Что-то касается затылка. Не сильно, ласково так. В глазах темнеет, буквально на мгновение, зрение быстро восстанавливается, но я понимаю, что не могу шевелиться и не чувствую тела ниже шеи. С рациональным спокойствием бессмертного понимаю, что повреждён спинной мозг и очевидно нервные волокна. Не зря значит прикрывал, я-то отойду, а вот поймай подобный кусочек смерти Наташа — оказалось, это она лежит подо мной оглушённая — наверняка погибла бы. Но это ещё не конец. Пулемётчик, словно художник, вымеряющий последние штрихи, проводит пару небрежных росчерков по разбросанным телам. По нам в том числе. Пули требовательно впиваются в спину, но боли, опять же, нет.