Страница 4 из 13
Возвращались медленно — боялись привлечь внимание стуком каблуков. Чудо, обошедшееся ей так дорого, Раххан убрала в холщовую сумку, с которой обычно ходила на рынок за продуктами к ужину. Солнце горело между золотыми рогами Сераписа — грандиозной статуи, взирающей на город с двадцатиметрового постамента.— Оно того стоило? — спросила я, боясь взглянуть на сестру.Раххан прижала сумку к груди и нежно погладила. Она молчала с тех пор, как мы оставили позади злополучный тупик.— Теперь ты не выйдешь замуж.Раххан смотрела вперёд. Хотелось взять её за руку, но я не решалась.— Если женихи от тебя откажутся, если ты навсегда останешься в отцовском доме… — меня передёрнуло, — они… отец и брат… ты же понимаешь… они сделают твою жизнь невыносимой. Или даже…«Я не буду об этом думать».Пальцы смяли холщовую ткань.— Она со мной говорила, — глухо прошептала сестра и закусила губу. Кожа на лбу собралась складками.— Она?— Да.Я нахмурилась:— Кто — она?Раххан повела плечом:— Не знаю. Она.— И как она выглядела?Сестра промолчала.Солнце опускалось к ногам Сераписа, готовое исчезнуть за постаментом. Тени на асфальте удлинялись.— Я её не видела, — сказала Раххан, когда я решила, что сестра не ответит.— Она приказала тебе достать это? — я кивнула на сумку.Раххан покачала головой:— Нет. Ты не понимаешь.Я и правда не понимала, но больше не приставала к сестре с расспросами: та рассказывала ровно столько, сколько считала нужным, и сейчас не была настроена на беседу.Мы шли и шли, слишком погружённые в мысли, чтобы быть осторожными. Раххан прижимала к себе сумку бережно, даже благоговейно, словно несла младенца. Хотелось развернуть ткань и снова взглянуть на чудо, но просить об этом казалось неправильным.«Отец нас убьёт».Я представила, как забираюсь в машину: открываю дверцу отцовского пикапа и опускаюсь на скользкое кожаное сидение. Стискиваю руль влажными пальцами. Давлю на педаль. Колёса начинают вращаться, и горящая полоса заката над пустынной трассой — единственной, ведущей из города, — приближается, а красные башни, суровые статуи, бликующие свечки из стекла и бетона отражаются в зеркале заднего вида, маленькие, далёкие.Меня бы задержали на первом же пропускном пункте. Да и водить автомобиль я не умела. Садиться за руль — преступление. В Ахароне для женщин преступление почти всё.Мы обогнули трёхэтажный храм с крыльцом в виде бычьей головы. Я посмотрела на алеющее небо — и тут в тишине выстрелом раздалось:— Стоять!Я споткнулась. Раххан судорожно прижала к себе сумку. На другой стороне дороги под мерцающим фонарём стояли двое в красной форме блюстителей нравов. Патруль.— Бежим! — крикнула сестра и толкнула меня в плечо, избавляя от оцепенения.Туфли загрохотали по асфальту. Взорвали тишину безлюдных улиц. Поворот. Ещё один. Храм. Залитый бетоном пруд. Аллея Статуй с жуткими зрячими глазами.«Если отец узнает...» — меня затошнило.Оглянулась: стражи Сераписа бежали быстро, расстояние между нами стремительно сокращалось.— Стоять! Именем Быка приказываю остановиться!Нас догонят! Догонят! Догонят!Жилые дома. Площадь с ненавистным столбом. Спина Раххан. Каштановые волосы, поймавшие последний луч солнца. Сестра скинула туфли и неслась босиком, оставляя на асфальте кровавые пятна. Я последовала её примеру и тоже избавилась от обуви. Иначе было не оторваться.Если нас схватят, то что сделают? А вдруг потащат на площадь, бросят на колени и побьют палками в назидание остальным?Быстрее, Раххан, быстрее!Что же ты натворила?! Если попадёмся, если опозорим семью…— К рынку! — крикнула сестра через плечо.Я почти её догнала.— Стойте, иначе будет хуже!Да куда уж хуже? Отец наверняка об этом узнает...Я разрыдалась.Все будут показывать на нас пальцами, обсуждать случившееся. Ни одна семья не пожелает с нами породниться. Мы станем изгоями.Я никогда — никогда! — не выйду замуж.Я только что поставила на своей жизни крест!Раххан споткнулась о бордюр и едва не упала. Схватилась за меня, пытаясь удержать равновесие.Зашипела в лицо:— Пару метров — и влево.Мы сделали, как она сказала, и снова оказались между торговыми рядами. Бежали, не обращая внимания на мусор и вонь. Это была граница между благополучной частью города и трущобами, современными технологичными зданиями и нагромождением лачуг без электричества и воды. Если Раххан надеялась, что сюда, в этот лабиринт убожества, за нами не сунутся, то ошиблась. За спиной слышался нарастающий топот.