Страница 51 из 130
После убийства Мирбаха Дзержинский попробовал снять с ВЧК ответственность за смерть германского посла. Он утверждал, что в самом начале июля (непонятно, когда именно) Блюмкин был отстранен от ведения дела Роберта Мирбаха. Основанием для отстранения Блюмкина Дзержинский назвал жалобу на произвол Блюмкина, с которой пришли к Дзержинскому за несколько дней до убийства посла Осип Мандельштам и Лариса Рейснер (жена Раскольникова). Впрочем, эту часть показаний Дзержинский начал с неточности. Для придания веса разговору о произволе Блюмкина Дзержинский представил все так, будто с жалобой приходил сам нарком Раскольников, а не его жена. Между тем, Раскольников только устраивал встречу Мандельштама и Рейснер(32).
Дзержинский показал, что примерно за неделю до покушения им от Раскольникова и Мандельштама были получены сведения о злоупотреблении Блюмкиным властью -- возможностью подписывать смертные приговоры. Когда услышавший об этом Мандельштан "запротестовал, Блюмкин стал ему угрожать". Сразу же после разговора с Мандельштамом и Рейснер Дзержинский на собрании в ВЧК предложил, по показаниям Дзержинского, "отдел контрразведки распустить, а Блюмкина пока оставить без должности", до получения объяснений от ЦК ПЛСР(33).
На снятие Блюмкина с работы указывал также Лацис, подчеркивавший (правда уже после убийства Мирбаха), что "особенно недолюбливал" Блюмкина и "после первых жалоб на него со стороны сотрудников решил его от работы удалить". За неделю до 6 июля, показывал Лацис, Блюмкин в отделе уже не числился, "ибо отделение было расформировано по постановлению Комиссии, а Блюмкин оставлен без определенных занятий", причем в протоколах заседаний президиума ВЧК должна была быть о том соответствующая запись. Тем не менее в показаниях Лациса Блюмкин назван "заведующим секретным отделом", а не "бывшим заведующим". Выписки из протоколов об исключении Блюмкина "Красная книга ВЧК" не опубликовала, а, наоборот, взяла Блюмкина под свою защиту: убрала из книги компрометирующий лично Блюмкина материал. В заметке "От редактора" указывалось, что "показания Зайцева вовсе не поместили" в виду того, что "свидетель говорит исключительно о личности Якова Блюмкина, причем факты, компрометирующие личность Блюмкина, проверке не поддаются", а "несколько строк из показаний Ф. Э. Дзержинского" опущены, так как передают "рассказы третьих лиц о том же Блюмкине, также не поддающиеся проверке". Большевикам важно было представить Блюмкина (с 1920 года -- коммуниста) не анархистом-авантюристом, а дисциплинированным членом левоэсеровской партии, совершившим террористический акт по постановлению ЦК ПЛСР.
Расформирование за несколько дней до убийства Мирбаха отдела "немецкого шпионажа" не может казаться случайным. Похоже, что речь шла о простой формальности: Блюмкин выполнял ту же работу, что и раньше. 6 июля в 11 часов утра он получил у Лациса из сейфа дело Роберта Мирбаха, чего, конечно же, никак не могло бы произойти, если бы Блюмкин был отстранен от работы(34). Скорее права Н. Мандельштам, вспоминающая, что "жалоба Мандельштама на террористические замашки Блюмкина" была оставлена без внимания. "Если бы тогда Блюмкиным заинтересовались, -- продолжает она, -- знаменитое убийство германского посла могло бы сорваться, но этого не случилось: Блюмкин осуществил свои планы без малейшей помехи"(35).
Блюмкиным не заинтересовались, так как это было не в интересах Дзержинского. Последний, видимо, знал о готовившемся покушении на Мирбаха уже потому, что дважды об этом извещало его германское посольство. Так, примерно в середине июня представители германского посольства сообщили Карахану и через него Дзержинскому "о готовящемся покушении на жизнь членов германского посольства". Дело было передано для расследования Петерсу и Лацису. "Я был уверен, -- показал позднее Дзержинский, -- что членам германского посольства кто-то умышленно дает ложные сведения для шантажирования их или для других более сложных целей". 28 июня Карахан передал Дзержинскому "новый материал, полученный им от германского посольства, о готовящихся заговорах". Дзержинского, однако, заинтересовали не заговорщики, а имена информаторов германского посольства; и председатель ВЧК сказал германским дипломатам, что, не зная имен информаторов, не сможет помочь посольству в разоблачении готовящихся заговоров. Не удивительно, что Рицлер был после этого убежден, что Дзержинский смотрит "сквозь пальцы на заговоры, направленные непосредственно против безопасности членов германского посольства". Но поскольку Дзержинскому было важно узнать об источнике сведений "о готовящихся покушениях" (т.е. об источнике утечки информации), он через Карахана договорился о личной встрече с Рицлером и Мюллером. Во время состоявшегося разговора Рицлер указал Дзержинскому, что "денег дающие ему сведения лица от него не получают" и информаторам своим он поэтому доверяет. Дзержинский возразил, что "могут быть политические мотивы" и что "здесь какая-то интрига", имеющая целью помешать ему найти "настоящих заговорщиков, о существовании которых, на основании всех имеющихся" данных он не сомневался. "Я опасался покушений на жизнь гр. Мирбаха", показал Дзержинский, но "недоверие ко мне со стороны дающих мне материал связывало мне руки".
Поддавшись на уговоры Дзержинского, Рицлер назвал имя одного из осведомителей и устроил Дзержинскому встречу с другим. Первым информатором была "некая Бендерская". Вторым -- В. И. Гинч, с которым Дзержинский встретился в "Метрополе" в присутствии Рицлера и Мюллера примерно за два дня до покушения. Гинч где-то в начале июня (т.е. тогда, когда началось "дело Роберта Мирбаха") сообщил заведующему канцелярией германского посольства Вухерфенику, что на Мирбаха партией "Союз союзов" готовится покушение. Несколько раз затем он приходил в ВЧК, чтобы собщить об этом, был даже в отряде Попова, "но его не хотели выслушивать". Рицлер, со своей стороны, получив от Гинча сведения о планируемом террористическом акте, сообщил об этом в НКИД, откуда информация была передана в ВЧК, где предупреждению опять не придали значения. Тогда Гинч вторично предпредил посольство, причем примерно за десять дней до покушения назвал конкретную дату террористического акта -- между 5 и 6 июля, а во время встречи с Дзержинским в "Метрополе" открыто сказал ему, что в деле замешаны некоторые сотрудники ВЧК.