Страница 50 из 130
Дальнейшие действия чекистов, в первую очередь Блюмкина, следует признать находчивыми. Об аресте Роберта Мирбаха ВЧК незамедлительно сообщила датскому консульству, представлявшему в России интересы Австро-Венгрии. 15 июня датское консульство начало с ВЧК переговоры "по делу арестованного офицера австрийской армии графа Мирбаха". Во время этих переговоров чекисты подсказали представителю консульства Евгению Янейке версию о родственности Роберта Мирбаха и германского посла. 17 июня, через день после начала переговоров, датское консульство вручило чекистам документ, которого те так ждали:
"Настоящим королевское датское генеральное консульство доводит до сведения Всероссийской Чрезвычайной Комиссии, что арестованный офицер Австро-Венгерской армии граф Роберт Мирбах, согласно письменному сообщению германского дипломатического представительства в Москве, адресованному на имя датского генерального консульства, в действительности состоит членом семьи, родственной германскому послу графу Мирбаху, поселившейся в Австрии"(25).
Поскольку первый документ датского консульства датирован 15 июня, а второй -- 17-м, правильно предположить, что письменный ответ германского посольства на запрос датчан был дан 16 июня, сразу после получения датского запроса, и преследовал гуманные цели: в германском посольстве решили посчитать неведомого графа Роберта Мирбаха родственником германского посла в надежде, что это облегчит участь несчастного австрийского офицера и он будет немедленно освобожден, тем более, что выдвинутые против него обвинения казались Рицлеру несерьезными. Причастность же германского посла к делу "племянника" ограничилась, видимо, данным им разрешением зачислить Роберта Мирбаха в родственники.
В германском посольстве о деле уже забыли. В датском -- ожидали освобождения Роберта Мирбаха из ВЧК. Но прошло больше недели, а Роберта Мирбаха не освобождали. Тогда 26 июня генеральный консул Дании Гакстгаузен обратился в ВЧК с официальной просьбой "освободить из-под ареста австрийского военнопленного графа Мирбаха при условии гарантии со стороны консульства о том, что упомянутый граф Мирбах по первому требованию впредь до окончания следствия [по делу Ландстрем] явится в Чрезвычайную Комиссию"(26).
Однако просьба Гакстгаузена удовлетворена не была. И не случайно: "дело племянника посла" легло в основу досье против германского посольства и лично посла. Основной уликой в руках Блюмкина стал документ, подписанный (добровольно или по принуждению) Робертом Мирбахом: "Я, нижеподписавшийся, германский подданный, военнопленный офицер австрийской армии Роберт Мирбах, обязуюсь добровольно, по личному желанию" сообщить ВЧК "секретные сведения о Германии и германском посольстве в России"(27).
Правда, ни австрийский офицер, ни хозяйственник Смольного не мог считаться "германским подданным" и сообщить чекистам секретную информацию о Германии и германском посольстве в России. Именно по этой причине при переиздании "Красной книги ВЧК" Политиздатом в 1989 году редактор тома проф. А. С. Велидов исправил "германский" на "венгерский", наивно полагая, что чекистами была сделана случайная ошибка(28). Между тем речь шла явной фабрикации. Само "обязательство" было написано на русском одним человеокм. Подпись на русском и немецком -- другим. Г. Аронсон в книге "На заре красного террора" (Париж, 1929) утверждает, что в этой немецкой подписи графом была сделана ошибка, что по мнению Аронсона трудно объяснить иначе как незнанием "племянником" немецкого языка. Возможно, однако, что Роберт Мирбах вообще этого документа не видел, не читал и не подписывал, а подпись подделали сами чекисты. Подписанного текста "обязательства" на немецком языке вообще не существовало.
Все это заставило заволноваться немцев. Германский посол отрицал теперь родственную связь с Робертом Мирбахом, а в фабрикации "дела" усматривал провокацию. О суете чекистов вокруг германского посольства и о заведенном деле теперь знали даже в Берлине. И вскоре после убийства Мирбаха в советском полпредстве в Германии стало известно, "что германское правительство не сомневается, что граф Мирбах убит самими большевиками"(29). "Покушение готовилось заранее, -- сообщило тогда же в Берлин германское посольство в Москве. -- Дело об австрийском офицере Роберте Мирбахе было только предлогом для работников ВЧК проникнуть к послу кайзера"(30). Сам Блюмкин, однако, отрицал это, утверждая, что "вся организация акта над Мирбахом была исключительно поспешная и отняла всего два дня, промежуток времени между вечером 4-го и полднем 6 июля". Блюмкин привел косвенные тому доказательства: утром 4 июля он передал заведующему отделом по борьбе с контрреволюцией Лацису дело арестованного в середине июня Роберта Мирбаха. "Таким образом, вне всякого сомнения, -- продолжал Блюмкин, -- что за два дня до акта я не имел о нем" представления. Кроме того, как утверждал Блюмкин, его работа в ВЧК по борьбе с немецким шпионажем, "очевидно в силу своего значения, проходила под непосредственным наблюдением" Дзержинского и Лациса, а обо всех своих мероприятиях, как, например, "внутренняя разведка" в посольстве, Блюмкин, по его словам, "постоянно советовался" с президиумом ВЧК, с заместителем наркома иностранных дел Караханом и с председателем Пленбежа Уншлихтом(31).
Однако противоречия в германском донесении и показаниях Блюмкина нет. Вечером 4 июля в заговор вовлекли Блюмкина, но подготовка всего мероприятия могла начаться раньше, в первых числах июня, когда Блюмкину поручили заняться фабрикацией "дела" против германского посольства, отстранив по инициативе большевиков, прежде всего Лациса, от всей остальной работы, чтобы Блюмкин мог сосредоточиться на одном деле. О том, что в планы стоящих за спиной Блюмкина противников Брестского мира входило убийство, Блюмкин мог не знать до вечера 4 июля, причем его заявление о том, что он работал под непосредственным наблюдением Дзержинского и Лациса, при консультациях с Караханом и Уншлихтом, лишний раз убеждает, что к убийству Мирбаха мог быть причастен кто-то из большевиков.