Просроченное завтра

They're go

We'll make a film about a man that's sad and lonely. And all I gotta do is act naturally… (Я скоро буду на большом экране, они сделают меня звездой. Они собираются снять фильм о грустном и одиноком парне. И всё, что я должен делать, это быть собой…)

Волосы завесили лицо, и не видно было, улыбается певица или нет. Английский её плох. Она кое-где переврала, но он прекрасно знал текст битловской песни. С чего это она вдруг решила поразить его отсутствием вокальных данных, непонятно. Вся она непонятная. Между ними исчезли последние миллиметры расстояния.

— Ты хотела поговорить? — с трудом прохрипел он.

— Я уже говорю. Ты же понимаешь английский.

— Битлов-то я понимаю, а тебя нет.

— Ладно, объясняю для тупых…

Полина откинула волосы за спину, и теперь он видел её огромные глаза совсем близко. Только глаза. Ничего больше. Вокруг них растеклась тьма.

— У нас есть роль для тебя. Пара эпизодов, но всё же… У меня их, кстати, тоже кот наплакал. Там парень, гитарист, ну в общем, как ты… Я сказала, чтобы никого не искали. В понедельник поедешь со мной. Одну сцену, может, на месте отснимут, а в кабаке потом… Ну? Что скажешь?

Звуковая дорожка запаздывала. Он видел только, как шевелятся её губы…

— Что? — встрепенулся он. — Что я должен сказать? Я ничего не понял… Съёмки? Что за съёмки?

Губы сжались и в следующее мгновение выплюнули:

— Ты меня что, в «Ментах» не видел?

Макс пожал плечами и постарался бесшумно сглотнуть набежавшую слюну.

— Я не смотрю телевизор, — промямлил он.

— И правильно делаешь! Только странно, что тётя Маша твоя не сказала тебе. Думаешь, чего она меня шалавой-то зовёт?! — и Полина расхохоталась, и смех её прогремел в пустом подъезде, точно град в ведре. — Вот такая у меня роль ругательная…

Полина вдруг замолчала.

— Ты классно будешь смотреться. Я как в сценарий глянула, поняла — это ты.

— Я играть не умею…

— На гитаре умеешь, а больше ничего и не надо. Будь собой и всё тут. Думаешь, я там играю?

Макс опять утонул в глазах и потому даже не вздрогнул, когда нос Полины коснулся его носа.

— Ай акт начурали…

Наконец Макс вздрогнул и отпрянул — на этот раз о стенку ударилась, вместо гитары, его голова.

— Ты не похожа на шалаву, — выдавил он из себя против воли. Надо было промолчать. Может, она роль на нём проверяет? А потом на смех поднимет, что поверил. Надо было вообще мимо пройти.

— Не похожа, говоришь? — голос Полины сделался жёстким и более низким, но к шёпоту она не вернулась. — Только вот меня раз сто так назвали за последние два дня.

— Кто? — вопрос сам слетел с языка. А велел же себе молчать! — Дураки какие-то…— добавил он тут же, чтобы не стушеваться.

Полина уже не смотрела на него, и Макс проследил за её взглядом и тоже стал рассматривать руки девушки. На пальце кольцо серебряное. Такие в церковных лавках продаются — на них ещё «спаси и сохрани» выгравировано. Чего-то раньше он его не замечал…

— Не дураки… А родители парня, который за меня вступился и сейчас с проломленным черепом в реанимации.

Теперь Макс сглотнул громко и прохрипел какие-то вопросительные местоимения. Но Полина все их пропустила мимо ушей. Она говорила и сильнее сжимала пальцы в замок, будто желала расплющить кольцо.

— Я за здравие записку написала. Думаешь, поможет?

Макс пожал плечами, хотя и видел, что Полина на него не смотрит.

— Кольцо себе купила, дура… Не поможет ведь, да, когда их четверо…

— Полина, как это случилось? — Макс наконец сумел выговорить нечто членораздельное, но протянуть руки к её дрожащим пальцам не решился.

— Как, как… А никак, — передёрнула она плечами. — Не поздно ещё было. Точно не десять. Даже не во дворе. Я их не сразу заметила, а потом перешла на другую сторону, где прохожие были. Придурки за мной. Говорить что-то начали, а я даже не слушала, просто сумку им протянула. Но когда один схватил меня за руку, я сразу закричала, — Полина говорила монотонно и колотила по стене пяткой в носке. — Этот парень тут же подбежал, а они его сразу головой об стену, а потом ногами стали бить, но, думаю, он не чувствовал ничего уже. Весь народ сразу куда-то делся. Я даже забыла, что надо бежать. Я даже орать не могла. Если б два мужика из проезжающей машины не выскочили, они бы его забили, а потом и меня. Мужик выстрелил в ногу одному из дебилов, и они сбежали. Эти двое, думала, хоть милицию вызовут, но видно номера мобильников светить не хотели. Я постучалась в какую-то квартиру. Там я первый раз услышала это слово, но всё-таки ментов вызвали. Я всю ночь в больнице просидела. Там и услышала от его матери, что лучше б он мимо прошёл. Подумала, ну в сердцах, что не скажешь, а сегодня зашла узнать, как он, она мне это повторила уже в более красочных словах. Особенно, когда я сказала, что она замечательного сына воспитала.

Полина замолчала, но Макс не успел и слова вставить.

— Как она его такого воспитала, когда сама вот такая… Скажи, Макс, ты бы мимо прошёл?

Макс чувствовал, что его голову обложило льдом.

— Не прошёл, — сказал он, только не услышал своего голоса и не был уверен, что произнёс это вслух. — Ты же одна не ходишь… Тебя ж подвозят…

Полина наконец повернула к нему голову.