Просроченное завтра

Теперь он уже огрызался, и Алёна подскочила со стула, чтобы спасти чашки.

— Включи чайник, — бросила ей тут же хозяйка, но Александр Сергеевич успел нажать на кнопку раньше Алёны.

— Мам, она даже не моя секретарша, а Русскова!

— А ты очень любишь чужих секретарш, — обернулась Эльвира, полоснув их обоих гневным взглядом.

— Мам, не при Лене! Пожалуйста! Хочешь, мы уйдём?

— Я хочу, чтобы ты сел и выпил со мной чай. У Лены руки не отвалятся поставить чашки.

Эльвира поднялась и направилась к буфету за прикрытым салфеткой блюдом. Алёну порадовали размеры кухни — её даже не обдало шлейфом хозяйских духов. Александр Сергеевич всё же схватил чашки и поставил на стол. Алёна осторожно пошла за ним с блюдечками, а затем вернулась к чайнику, хотя где брать чай, она не знала. Но хозяйка сама достала стеклянный чайник и бросила в него какой-то шарик. В кипятке, который залила туда Алёна, он раскрылся в цветок. Красиво… Она заворожённо глядела на чайное чудо и чуть не получила от хозяйки локтем по спине. Или как раз-таки получила, легонько, и тут же отнесла чайник на стол и разлила светлую ароматную жидкость по чашкам. Эльвира поставила на середину круглого стола разрезанный пирог. Алёна напряглась — как его принято есть: руками или ложкой? Хозяйка не спешила брать кусок, её сын тоже. Тогда Алёна подскочила со стула, на который только что села, схватила лопаточку и положила первый кусок Александру Сергеевичу. Он взял его руками и уставился мимо неё на дверь. У Алёны задрожали лопатки — как он живёт в таком стрессе? Хоть где-то он расслабляется без стакана виски?

Эльвира молчала и смотрела в свою чашку. Алёна осторожно откусила от своего кусочка, самого маленького на блюде. Пирог был изумительный, и она пожалела о своём скромном выборе — уж на этой кухне лучше жевать, чем говорить.

— Саша, ты должен показать Еву специалисту, — Эльвира вновь заговорила неожиданно и слишком резко, но сын не изменил направления взгляда. — Твоя Оксана угробит ребёнка окончательно. Ты должен выгнать её мать и взять няню.

— Лучше бабушки никто не присмотрит за ребёнком, тем более больным, — отчеканил Александр Сергеевич, продолжая смотреть в пустоту. — И это не обсуждается.

— Какой же ты дурак! — Эльвира сжала губы, но всё-таки выдала: — Я воспитывала вас одинаково. Почему же ты вырос таким идиотом! Уходите! Всё! И не трогай чашки! — почти закричала хозяйка, хотя Алёна даже не пошевелилась.

Александр Сергеевич вскочил, как по команде, и она побежала за ним. В прихожей продолжал гореть свет, и она легко обулась и оделась, а Александр Сергеевич просто перекинул пиджак через плечо. Эльвира не пошла их провожать. Александр Сергеевич захлопнул дверь материнской квартиры, и они молча начали спускаться, уже без прежней спешки, но на последнем лестничном пролёте Александр Сергеевич обернулся, и она оказалась прижатой к его груди. Волоски на груди щекотали нос, а неровное дыхание обжигало ухо.

— Прости дурака! Я должен был понимать, в каком мать состоянии.

Он отпустил её так же неожиданно, как и схватил, и Алёна даже пошатнулась и чуть не потеряла туфлю, балансируя между ступенями, хотя на пластыре та обязана была держаться намертво. Александр Сергеевич был уже внизу и держал дверь. Алёна выскочила в сумерки и вдохнула полной грудью холодный свежий воздух с реки. У машины Александр Сергеевич снова замешкался, и Алёна успела сама, почти что по-хозяйски, открыть дверь. Он молчал, хотя не включил ни радио, ни диск.

— У меня мать нормальная. Она просто два года не видела внуков. Завтра у неё собеседование в консульстве, и если ей откажут в визе, она с ума сойдёт.

Алёна просто кивнула. Ей не хотелось, чтобы он извинялся. Мать, может, и на взводе, потому так грубо обошлась с ней, но сыну похожее Эльвира высказывает явно не в первый раз, судя по спокойствию, с которым тот выслушивал нравоучения. Но она не будет ничего спрашивать и заставит его замолчать. У них рабочие отношения, в которых главное — оградить себя от лишних подробностей. Но Александр Сергеевич молчал. Сколько, интересно, им отсюда ехать — лучше б побыстрее! Но он, как назло, притормозил и вышел из машины — видимо, купить сигарет. Только бы не закурил в машине. Алёна потянула ноздрями воздух — ни намёка на табак. Наверное, в машине бывает ребёнок. Больной ребёнок. Нет, уж этих подробностей ей точно не надо!

— Лена, который тебе больше нравится?

Александр Сергеевич распахнул дверь и предстал перед Алёной с двумя огромными букетами — розовые и бордовые розы. Надо было спросить, какие любит его жена, но она побоялась о ней заговаривать и просто протянула руки к розовым розам. Александр Сергеевич захлопнул её дверь и открыл заднюю, чтобы положить второй букет на брошенный пиджак.

— Александр Сергеевич, не надо было мне-то покупать, — промямлила Алёна, уверенная, что сравнялась по цвету со вторым букетом.

— Я вообще-то пошёл за цветами для тебя. Просто не мог выбрать, какой букет лучше. Дома меня никакие цветы не спасут, а ты, может, будешь меньше злиться на Арчибальда.

Врёт, да и ладно. Целлофан противно шуршал, и Алёна пыталась не двигаться.

— А вообще это наглость, — Алёна вздрогнула от его слов. — Я на год младше Стаса, но его ты зовёшь по имени, а меня по имени-отчеству. Зови меня Саша. В крайнем случае, Александр.

— Но вас все так зовут в офисе… — покраснела она ещё больше.