Страница 4 из 24
Теперь вот не только доверил сыновей, а вообще отдал заморыша, предпочитая забыть тупую боль от потери жены. Предпочитая не видеть знакомых серых глаз, смотревших с лица сына. Как передал мальца Богдану, так с горя и забыл о Твердомире на несколько лет, перепоручив воспитание другу.
Богдан – был мужик неразговорчивый, на ласку скупой, на доброе слово и того хуже. Нерусь одним словом. Да и внешность под стать – как у Велеса – чёрного бога, владыки смерти. Тёмные глаза смотрели холодно, будто мишень выискивая, кого забрать с собой в подземное царство. Смоляные волосы всегда были туго затянуты в хвост, подтягивая и без того узкие глаза к вискам, выбритым до гладкости кожи. Тонкий нос с хищными ноздрями, плотно сжатые губы, жёлтая кожа, темнеющая летом и слегка светлеющая зимой. Невысокий, гибкий, да обманчиво хрупкий.
Радомир поначалу тоже усмехался, что за воин такой… шаман иноземный. Да вскоре улыбку спрятал и назначил дикаря своим главным охранником. Воеводе Степаку Игоревичу наказал у иноземца уроки брать, да дружинных новым хитростям обучать. Благо, новоявленный охранник таинства своих навыков не блюл, потому воины князя по малёхоньку новые приёмы оттачивали.
Первое время Богдана народ стороной обходил. Девки шарахались, дети плакали, а потом ничего – попривыкли к иноземцу. Тем более нрав у Неруса спокойный. Никто не слышал, чтобы он голос повышал, когда злился, но вместе с тем, никто не слышал, как радовался победам дружины и князя.
Радомир привез его в княжество сломленного не только телом, но и духом. Сам лечил его раны – выхаживал, часами разговаривая и не давая впасть в забытье. И Нерус постепенно оправился, хотя шрамы в душе остались навсегда.
В прошлой жизни Богдан звался Фенгджи, и поклонялся птице Феникс. Но однажды не восстала из пепла самая главная в его жизни птица, и тогда он проклял своего бога и отрёкся от служения ему.
Феникс добротой не блистала: не пришёлся ей по нраву поступок Фенгджа. Она привыкла ко всеобщей любви и поклонению, поэтому решила проучить, и послала на его земли новую напасть…
Радомир впервые отправился в дальние края. На восток, в загадочные земли и край диких народов. Отец доверил старшему сыну ведение войны, и будущему князю Минскому нужен был сильный союзник. Договорился успешно. А сейчас мчался к своему войску, чтобы поведать о стратегии, которую они обсудили с узкоглазым.
На Чёрный отряд налетели случайно, не разглядев в темноте опасности. Княжич был молод и горяч, поэтому разбираться не стал – наши – чужие. Сразу же ввязался в драку, порешив небольшой отряд в три приёма.
Собрался было уже уезжать, когда внимание привлекла клетка из тонких, но прочных стволов молодых деревьев – бамбука, как нарекли его местные.
Несколько секунд всматривался в темноту, и всё же разглядел на полу, в самом углу жалкое подобие человека. Никогда до сего момента Радомир не знал такого чувства как жалость, но теперь… дрогнула его душа.
Высветил факелом спутанные чёрные волосы. Узкие глаза, молящие о смерти. Цветной рисунок птицы на ключице. Покрытые ритуальными картинками руки, ноги…
Таких наколок никогда не видел княжич. Но слыхал, что в этих диких землях шаманов помечали специальными символами. И то не каждого – только у истинно-отмеченных загадочной птицей Феникс.
Шаманы опасные люди.
Князь задумчиво покачал в руке меч. Опять уставился на пленного.
За спиной ворчали его преданные люди, не понимая, почему княжич медлит. Да он и сам не понимал.
Убить шамана было гораздо правильнее, чем выхаживать, но нутро противилось. Рука не желала рубить с плеча, и Радомир велел:
– Освободить и перевязать раны. Не сможет идти, ко мне! На моего коня!
Немногим позже, когда княжич Минской не брезговал и сам перевязывал раны шамана, отказывающегося есть и пить, княжич пытался достучаться до сути умирающего. До его здравого ума. На своём языке, ломано на языке узкоглазых дикарей. Теми отдельными, корявыми звуками, которые успевал заучить, пока ехал по чужим землям. Слово за слово, упрёк за упрёком, совет за советом, и шаман стал откликаться.
Также нелепо и обрывисто, как и Радомир на его языке, шаман ронял звуки, понятные княжичу и его людям. Сначала они бурчали, потом посмеивались, а затем даже начинали переговариваться с дикарём.
И когда шаман чуть окреп, а отряд князя Минского попал в засаду, между ними и закрепилась кровная связь. Отбиваясь от врагов, Радомир и шаман, стоя спиной к спине, отражали атаки противников, пока к ним не подоспело основное войско.
Вот тогда, все в крови, поту и задыхающиеся после продолжительной бойни, уткнувшись лоб в лоб, они стояли и улыбались друг другу. Совсем не похожие: разных миров, богов, языков… Слушали бой сердец, хватая ртами воздух и уже понимали, как близки по духу.
– Не знаю, что ты натворил. Не знаю, за что прогневал своих богов, но отныне ты мой побратим! Если потерял смысл в жизни, предлагаю своё плечо и свой кров. Не навязываю своих богов и своих врагов, но если и дальше пойдёшь со мной, я обещаю тебе… не осуждать.
Фенгджи кивнул. Не всё понял, но доверился страсти, с которой говорил Русич. Ощутил силу и пошёл в новый мир.
С тех пор ни разу не предал. Плечо к плечу, спина к спине. Всегда с Радомиром и за него!
А теперь вот… ещё и сына своего князь ему доверил!
Главным телохранителем значился, был воином и человеком дела, а не хозяйства и семьи. Несколько мгновений смотрел на сопящее недоразумение. Кое-как закутал в княжью рубаху и отнёс в избу, где сам проживал аскетом близь казармы дружины. Молодые, крепкие, ловкие мужи, знающие о выносливости, силе, оружии больше других. Умеющие воевать, охранять и убивать. Другой семьи у Неруса не было.
И не стремился он к ней… До сих пор не мог смириться с болью молодости.
Уже любил когда-то давным-давно. Любил, да защитить не смог. И ежели б не князь – сам был бы в подземных мирах, раздумывая, как воротиться. Вот только с тех пор, как отрезало. На девиц только по надобности смотрел, а мысли о семье запер на амбарный замок.
Так и было, так и есть, только оказался в его огромных ручищах никому не нужный едва живой комочек, так душу и затопила нерастраченная отцовская нежность.
В скромной хижине огляделся хмуро: скамья, стол, да печь – вот и всё убранство, и, не раздумывая, на стол куль положил. Осторожно развернул.
Хм, а ничего, вроде, налился молочным цветом малец. И сон крепкий. Ткнул аккуратно пальцем в мягкий животик. Мелкий сморщился, закряхтел. Взял за ножку и поднял вверх тормашками. Мальчишка ручки растопырил… да как рот открыл.
– То-то же! А то – не жилец, – хмыкнул Нерус, но уже через несколько минут пожалел о поступке. Мальчишка от натуги аж покраснел…
***
Как воспитывать детей, Богдан ведать не ведал, потому подошёл к этому делу по-своему, по-мужски. Крестьяне дивились ухищрениям нерадивого приёмного отца. Передавали из уст в уста жуткие истории. Мол, вместо того, чтобы укачивать ребенка в колыбели, главный телохранитель князя эту колыбель с младенцем о стену шарахал с такой силы, что бревна пообтесались. Что в сугробе маленькое тельце валял, да обтирал снегом. Что в прорубь с ним нырял. Пробежки поутру, а младший княжич то на спине Неруса, то на груди…
– Тверд, плыви, – на своём иноземном наречии кинул Богдан мальцу, ещё и года не разменявшему. Тельце слабовато, но ежели дух не сломлен, плоть воспитать да натренировать можно. Так и рассудил Нерус, окунув Тверда в небольшое озерцо. Карапуз вытаращил глазищи испуганно, дёрнулся под водой и рванул на поверхность, за жизнь сражаясь!
Так научился плавать первее ходьбы. Богдан упорствовал, порой зверствовал – то дыхание задержи, то нырни на большую глубину, то под водой останься, покуда можешь терпеть. И до того малец приноровился в воде плескаться, что порой думать начинал, что это и есть его родная стихия. Что ничего лучше воды не бывает!