Страница 1 из 24
1 часть
Пролог
Любава Святояровна, княжна Добродская
Солнце ещё пробивалось меж деревьев и облизывало лучами землю, но уже заметно клонилось к закату. Крытая повозка небольшого обоза уныло покачивалась в такт лошадей, мирно вышагивающих по ухабистой лесной дороге. Тишину леса нарушал монотонный скрип, глухой стук копыт и редкие вжикающие удары хлыста возничего.
Любава, чуть отогнув край брезента, не мигая смотрела на синее небо. Глядела до рези в глазах: до невольных слёз, до мельтешения золотых мушек. Упрямо поджала губы и продолжала хранить гордое молчание.
Хоть так, но высказать протест миру, который наслаждался вечерним покоем, опускающимся на землю, и не было этому миру никакого до нее дела.
Настроение было отвратительное, несмотря на тепло летнего дня, на размеренное бултыхание повозки, на предстоящее долгое путешествие, которое случалось крайне редко, и в других обстоятельствах вызвало бы щенячий восторг и бурю сладких эмоций. Ещё бы – путешествие в соседнее княжество – это же самое что ни на есть приключение, особенно для молодой девицы, чья кровь кипит в жажде вырваться на свободу, увидеть мир, познакомиться с новыми людьми…
Любава была бы счастлива свалившемуся на неё путешествию, но всё хорошее перечёркивало одно – поездка была к будущему мужу, а это существенно охлаждало пыл.
Княжна закрыла глаза, отгораживаясь от несправедливого мира темнотой, что медленно и верно затапливала душу.
Будущий муж помнился неприятным и старым, по меркам Любавы, которой на момент их последней встречи едва стукнуло десять вёсен. До сих пор было непонятно, что в нём нашла старшая сестра? Мирослава любила его. Вышла замуж… И даже была счастлива, пока не умерла…
Жаль, что так случилось.
Любава тяжко вздохнула. И сестру жаль, а себя и подавно, ведь князь Казимир Всеволодович после кончины Мирославы, недолго погоревав, огорошил батюшку, посватавшись за младшей дочерью. Он не удосужился приехать сам, сославшись на натянутые отношения с соседом, который постоянно покушался на его владения, и поэтому личное присутствие князя на своих землях было неоспоримым. Прислал сватов и подарки с чётким указанием, к какому сроку невеста должна прибыть к нему во владения, уверенный, что ему не откажут!
Ух, как повезло людям князя, что не застали её на месте. Любава по обычаю не сидела на месте – загоняла коня, мечтая слиться с ветром. А когда вернулась в хоромины, да в терем вбежала, её ждала неприятная новость.
Услышав от батюшки о неслыханной наглости старого князя, первым желанием было немедля сбежать!
Как она будет с ним жить? Что её ждало впереди? Но отец в мягко повелительном тоне напомнил о долге перед княжеством, людьми. И взывая к здравомыслию дочери, сказал: «Решать, конечно, тебе. Но пора бы подумать не только о себе. Казимир предлагает дело. Думаю, нам стоит укреплять дружбу двух княжеств!»
Любава не для того отваживала других, чтобы за Казимира пойти.
Так и ответила. Гордо, спокойно, и ножкой топнув.
Отец головой седой горько покачал и отмахнулся:
– Горе ты моё. И себя погубишь, и народ. Всё потеряешь, покуда не начнёшь думать о других.
– Да что ж ты меня гонишь замуж, батюшка? – дрогнули губы от обиды. Есть ещё время свободно дышать, а ежели припечёт, пойду за того, за кого скажете, – вот так тогда и рассудила.
И чем больше об этом вспоминала Любава, тем больше укреплялась дума, что сгоряча брякнула. Сейчас бы не пришлось ехать… Если бы не дала слово.
Но князь на тот момент поддался протесту младшей дочери и дал отворот поворот сватьям. Но у них и на этот случай был уже ответ уготован – всё предусмотрел хитрый князь. С поклоном протянули они рукописную грамоту, перетянутую чёрной шелковой лентой.
«Земли княжества Добродского без достойного правителя, лишь при княжении молодой Любавы Добродской вскоре падут под натиском вражьих сил, – значилось в первых строках послания. – И мне, как князю дружественных территории, это нелюбо и грозит дальнейшими притеснениями. Ибо такие земли нельзя отдавать врагу – Ратмиру Вяжскому, кто давно жаждет их заполучить.
Больше кидаться на выручку и терять своих людей не стану, но ежели беда грянет, конечно, выступлю супротив Ратмира, но и ваши земли не пощажу. Подомну всё, что сумею…
А перед тем, последний раз, миром предлагаю объединиться и дать ему отпор. Клянусь любить и уважать Любаву, как любил и уважал сестру её несравненную Мирославу. Но челом бить, да колен гнуть больше не стану. Надумаете – пусть сама ко мне приедет! Приму, как невесту свою и чести её не опорочу. Сделаю женой, а старого князя Святояра оставлю наместником ваших земель, пока наследник не родится и в возраст не войдёт».
Каков наглец! Каков прохиндей… Порыв удрать на край света поутих, хотя сердце до сих пор билось с неистовым возмущением. Как бы ни мечтала о свободе и браку по любви, батюшке виднее. Он бы не отдал свою теперь уже единственную дочь в руки плохому человеку, вот только возраст жениха…
А сосед – Ратмир Вяжский, в отличие от Казимира, и ростом, и статью и молодостью отличался. Лишь нрав его жестокий и взрывной очень пугал. Не скрывал княжич своих земельных притязаний, и хоть сердце и руку своё предлагал, да земли слухами полнились – гарем наложниц у князя один из самых многочисленных, а стало быть, единственной и любимой для него вряд ли стать.
Он ненасытен, необуздан и похотлив.
Подруга лучшая, боярышня Боянка Степановна Кольнева, таких о нём небылиц молвила, да в картинках поведала, что при взгляде на князя Вяжского, в ожидании ответа стоящего напротив, как назло, вспоминались рассказы плутовки, и пожар на щёках никак не утихал.
Он тогда по-своему истолковал девичье смущение, и уверовался в своём мужском обаянии. Самодовольно лыбиться начал, да грудь выпячивать.
Смешон, ей богу, ещё бы петухом пошёл танцевать!
Любава не выдержала хвастовства Ратмира, да высказала, что думалось…
Помнится, злым и обиженным покидал земли князь, а напоследок пригрозил, что в следующий раз уже с воями на порог явится, да строптивую гордячку на колени поставит.
Смех смехом, но ведь всяк ведал, что Вяжский князь опосля кончины старого князя, укрепился на землях своих. Что дружинные у него лихо воюют, мечами управляются. Что чужие земли прогибаются под тяжестью его кметей, а города щиты складывают, признавая его силу.
Потому, после его отбытия Любава с батюшкой и призадумались.
Один жених – лютый нелюдь. Другой – уже одну дочь загубил, теперь на вторую глаз положил. И оба на земли зарились, да вражду меж собой затевали.
Остальных претендентов Любава и князь уже в расчёт не брали. Проку от них, как от петуха яиц.
Думу думали, перебирали, что да как. И так распереживался старый князь, что нет достойного жениха, что плохо ему сталось.
Сердцем занемог…
Гридень быстро князя уложил: подушки подбил, одеялом приткнул. А пока за водой и лекаркой бегал, Любава рядом сидела. С горя слезу пустила, ютясь на краю ложа, где почивал болезненный князь, и только вернулись прислужник Петруня и знахарка, с трепетом поцеловала батюшку в лоб и к себе в женскую половину дома поспешила.
Весь вечер ходила, как на иголках. Одной плохо думалось, да и мысль не самая приятная всё крепче оседала. Потому плюнула и челядине, Марфе, наказала подругу позвать – боярышню Боянку, несмотря на обиду, кою на Кольневу уже месяц вынашивала в душе… Долго не было ни той, ни другой, а когда явились, Любава дверь плотно прикрыла и огорошила обеих своим планом.
***
Княжна горько вздохнула – тревога никак не хотела отпускать душу.
Идти на поклон к Казимиру не хотелось, но другого не было выбора.
– Любава, что опять приуныла? – нарушил неутешительные думы тихий голос Боянки. Боярышня состояла в услужении и по совместительству была самой близкой подругой. До недавних пор…