Безгрешная

– Эвелин! – снова воскликнул он. Я приложилась рукой к необъятной стене, шершавой, каменной, пытаясь по голосу отыскать, где он может быть.

– Эдди! Эдди, что там происходит?

Его невнятный голос. Я в ужасе прижалась поближе к стене, пытаясь понять хоть слово.

– … главное, чтобы ты была в безопасности. Я скоро вернусь, никуда не уходи, – слабый отзвук его слов, и полная тишина после этого. Страх огромными шагами приблизился к горлу, начиная сжимать его и мешая дышать. Ужас наполнял всю меня, тишина пугала, тишину хотелось поскорее убрать.

– Эдди! – снова крикнула я, хватаясь за горло и беспомощно оседая на пол. У комнаты ещё должны были быть охранники, но никаких ни шагов, ни голосов так и не послышалось. Оставалось ещё окно. Я не знала, сколько времени придётся ждать помощи. Действовать нужно было самой.

Стекло было ледяным. Возникало ощущение, что я не дотронулась до окна, а подержала в руках кусочек льда. Я осторожно его приоткрыла. Медлить больше было нельзя.

Я осознала, насколько дурацкой была моя идея, когда высунула голову прямо навстречу холодному воздуху, а там дальше, внизу – километры высоты. Люди всё ещё уязвимы, несмотря на своё бессмертие, и первая их уязвимая особенность – самоубийство. В надежде я вновь оглянулась на каменную глыбу, и внезапно сильный вихрь откинул меня от окна. Это могло означать только одно.

Я прижалась ближе к стене, согнув ноги в коленях и пряча за ними свою голову. «Только бы не выдать себя», – мелькнула в голове первая мысль. Окно с дребезгом рухнуло, и я еле успела закрыться руками от посыпавшихся осколков. Мысли закопошились в голове с невероятной скоростью. Я чувствовала вихрь, знакомое дуновение ветра, но не смела оторвать руки от лица и лишь осторожно шевельнула рукой. Волнение прокатилось с внутренним восторгом по всему телу, когда я наконец нащупала пальцами острый кончик стекла…

– Поднимайся, – раздался хриплый голос где-то рядом со мной. Я на мгновение замерла, но собственное дыхание, должно быть, выдавало меня в ту секунду. А дышала я очень громко от стиснувшего моё сердце страха. Разве они не должны говорить на латыни? Я почти не дышала, ожидая, что будет дальше, и резко, пряча руку за коленями, провела по ладони остриём. Боль стрелой врезалась в голову, и, хотя я старалась не подавать вида, изо всей силы кусая губы, стоявшее надо мной существо явно что-то заподозрило.

– Поднимайся, – повторило оно ещё более резко, чем в прошлый раз, и с силой дёрнуло меня за руку, но это движение дало мне возможность провести осколком по второй ладони. Тварь же, державшая мою руку, неожиданно толкнула меня и выбила осколок из руки.

– Что это? – проскрежетало оно. – Грех тебя уже не спасёт.

Я ощутила, как глаза сами собой закрываются, а ноги обмякают, не в силах пошевелиться.

3.

Голубое небо светило у меня над головой. Я помнила его бездонность и глубину, его яркость и безоблачность. Мне казалось, что ничто не может быть прекраснее его. Чудеснее его. А потом всё покатилось вниз, растворилось в чёрной бездне… И я сама падала в эту бездну.

Мне казалось, я ощущала его отвратительный запах, весь ужас, затаившийся в этом всеми забытом уголке вселенной. Как я здесь оказалась? Нет, вопрос даже в том, как я здесь смогла оказаться?

Запах опустошения витает в этом месте. Запах смерти и вечного забытья. И это самое страшное, чего ни пожелаешь ни одному своему врагу. Мы уже отвыкли так умирать. Мы вообще отвыкли умирать.

Наша жизнь кажется нам большой никогда не кончающейся полосой, полной удовольствий, роскоши, радостей. Умирать суждено только Грешникам – вот наше главное негласное правило. Но мы-то не Грешники. Нам-то смерть не грозит. Мы – те, кто заслуживает счастья и улыбок. Оттого так жутко мне становится в этом месте. Что это? Судилище? Ад? Когда успела стать Грешницей я? Уж неужели всё это происходит именно так?

Затхлый сырой воздух не даёт мне ответа на мои немые вопросы. Стены сжимаются совсем рядом со мной. Ещё мгновение. Мне не избежать смерти.

– Погоди. А здесь что?

Голоса и шаги выводят меня из сна. Теперь я явственно понимаю, что это был сон. Никакого движения стен, никакого затхлого воздуха. Перед моими глазами – комната, уютная и просторная, с таким ярким светом, что я даже от непривычки жмурюсь. Прямо напротив меня – две тёмные фигуры. Они почти загораживают собой свет, но даже и из-за его маленького проблеска их черты трудно различить. Тёмные костюмы, тёмные волосы. Один из них, кажется, улыбается, что-то при этом говоря другому. И оба пристальным взглядом осматривают меня.

– Безгрешная, – слышится голос одного, как в тумане, расплывается, то набирает громкость, то вновь стихает.

– Где её нашли? – суровый тон другого. Его фигура также плывёт у меня перед глазами, никак не желая восстанавливаться в одну ясную картинку. Кто они? Или нет, что они? Эти существа – явно не люди.

Я пытаюсь встать и произнести хоть слово, но во рту ощущается непонятный солёный привкус. Кровь? Слова рвутся на части, образуя лишь непонятное мычание; движения сковываются, точно меня опутали бинтами, а существа, ничего этого не замечая, проходят мимо, обмениваясь улыбками и фразами.

Я проследила взглядом за удаляющими фигурами, пытаясь понять, что с моими глазами и конечностями. Всё до сих пор, включая и светлую комнату, расплывалось, теряло краски и ясность, а в светлой комнате тем временем медленно погас свет.

Я ощущала себя в абсолютной темноте беспомощной и жалкой. Ещё более беспомощной, чем когда бы то ни было: подготовки к правлению и провалы в некоторых испытаниях, первое опьянение от большей доли шампанского, чем обычно, первая в жизни ловля волны и страх захлебнуться – никогда я не чувствовала ещё большего страха. Никогда ещё я не была настолько потерянной. Ведь рядом всегда были люди – нужные, ненужные ли, они были.

Я была не в силах больше сдерживаться. Рыдания всполошили мои плечи, слёзы одна за другой потекли по щекам, падая – то ли мне так казалось, то ли это было на самом деле – на тёмный пол. Я не чувствовала, как снова потеряла сознание.

Глава 2.

«И зло наскучило ему»

М. Ю. Лермонтов «Демон»

1.

Наш отдел славился как самый жестокий отдел в мире. Ни у кого ещё никогда не было таких изощрённых способов пыток. Именно что пыток, ведь убийствами мы не занимаемся. Наблюдать за их рыданиями, ощущать запах их страха и жалоб – самое приятное, что когда-либо мне довелось увидеть. Но не в это время.

Теперь всё несказанно изменилось – не сказать, чтобы уж слишком, но достаточно, чтобы не устраивать каждого работающего. По крайней мере, меня уж точно. Лучше уж мы стали бы работать бесплатно, слово Сатаны!

Так что пришлось принимать крайние, хотя и не самые приятные меры. Большая часть отдела со мной, впрочем, почти сразу же согласилась – в управление лезть нет смысла, да и чревато совсем уж нехорошими последствиями, а вот название самого отдела с начальником можно и обсудить, предложив что-либо на замену. Это должно быть что-то огромное, великое и адское. Только вот решать всё это мне, как и всегда, пришлось самому, и спустя несколько неимоверно долгих минут я смог, наконец, получить ответ.

– Знаешь, не думаю, что нам нужно переименовываться. Задача у нас теперь другая, но обязанности те же, – мой начальник, 45-й, хлопнул меня по плечу и, криво усмехаясь, слегка опередив меня, помчался по коридору довольной походкой. Тошнотворной походкой. Когда босс ликует, мне просто невдомёк становится, точно ли он демон или нет. Прямо четырёхкратные сомнения.

Коридор между тем всё сужается, приводя меня к моему собственному кабинету. Двери, окна. Я бы, может, не чувствовал себя сегодня так паршиво, если бы провёл весь день на работе. Однако сейчас нет ни поручений, ни заданий, а сидеть и перерывать в полной духоте бумаги с Грешниками – самое скучное и нудное, чем можно себя занять.