Одуванчик

   И чего делать? "Шашки наголо, в атаку марш"?

   Вот завтра придут сюда мои ушкуи. Выплывут к булгарским учанам, развернуться задницами и плюнут огнём - огнемёты стоят в кормовых чердаках. А там две с половиной тысячи мужиков. Половина топоры метнут - дальше только щепки от ушкуев на волнах закачаются.

   А хоть бы и нет. Сожгли пару-тройку булгарских лоханок, остальные разбежались. Вниз по Волге.

   Дальше? - Дальше война. Дальше, через месяц-два, сюда вопрётся уже воинский караван. Вдвое большей численности.

   Не, если бы у меня была эскадра корветов с "Калибрами"... Или хотя бы бронекатер с эрликонами...

   Всё равно - война закрывает для меня Волгу. Дальше нужно реально выжигать всю береговую линию. По самой реке и притокам. Ставить крепости во всех устьях, наполнять их гарнизонами... непрерывное рейдирование с барражированием... Или - забыть о рынке халифата, вообще - о восточной торговле... На тридцать лет. Как хазары Вещему Олегу устроили.

   Глава 497

   Пока я глобально размышлял и стратегически анализировал, практическая жизнь вокруг продолжалась.

   "Теория, мой друг, суха,

   Но зеленеет жизни древо".

   Древы - зеленели. Период у них такой. Вегетационный. Ещё - жужжали мухи и чирикали птички. Возле неширокого пляжа у берега огромного Криушинского острова стояла "Белая Ласточка", принайтованная канатом к валяющемуся здоровенному, наполовину занесённому песком, дереву с вывороченными корнями и торчащими чёрными сучьями.

   Дальше - береговой обрыв. Невысокий, довольно прямой. На обрыве - холм. На холме - кучка сосен. Поэтому мы сюда и встали: на крайней сосне сидит мой сигнальщик и посматривает на восток. Где над вершинами тамошнего леса торчит сигнальная вышка.

   Курт, которого мы с "Ласточки" притащили по земле побегать... И вообще - после истории с дерьмо-сборщиками я стараюсь контролировать его пищеварительные процессы, вдруг приподнялся и уставился куда-то на юг. Туда же развернулся и сидевший рядом со мной Сухан.

  -- Услышал чего?

  -- Да.

   Факеншит! А дальше?! Чёртов зомби! Никогда нормально не отвечает!

  -- Что именно?

  -- Идут. Двое.

   Жарко.

   Скучно. Тошно.

   Непонятно. Тревожно.

   Сигнальщик молчит. Что-то делать, пока Салман с отрядом не подошёл... Провести разведку? - Дополнительная информация - край нужна. Но глядя из леса, со стороны, на караванщиков - не узнать расклады в головах верхушки эмирата. А нарваться - можно.

   Но если они сами сюда пришли... Надо глянуть.

   Махнул рукой томившемуся на жаре вестовому. Давешний матерщинник. Сам весть принёс - сам и в поход пошёл. Всю дорогу молчит, рта не раскрывает. Только временами до уха дотрагивается - на месте ли?

   Спустились с холма, только подошли к ивняку в низине - там крик и шум какой-то. Опять Курт "поперед батьки" лезет.

   Точно, внутри ивняка - полянка, на полянке - двое. Местные. Один лежит, другой, мальчишка-подросток, палку в руках держит. Наставил на Курта и трясётся.

  -- Кошкиз! Кошкиз!

   Во блин! Много чего слышал, но чтобы моего Курта, князь-волка, чудо природы и ужас леса, кошкой называли...!

   А, факеншит! Опять языкознание! Точнее - "языко-незнание". Что-то из местных наречий, типа - "вали отсюда".

   Палка у парня интересная. Укороченная пика.

   Забавно: пики - из арсенала степняков.

  -- Шыдын! Шыдын пий!

   А это уже про меня. Кажется. Меня местные часто называют "шыдын вуй". Причём здешний "вуй" не дополнение к русскому "стрый".

   Нет, это парнишка на моего пёсика ругается. Чего ж они все такие... дурнословные?

  -- Ныл лум?

  -- Ой! К-кавырля...

   Я спросил - как его зовут. Это он так ответил? Это его имя? Или - эмоция? Или - пожелание? Типа: "кавырляй потихонечку"?

  -- Курт, оставь ребёнка в покое. Вестовой, как ты на мате разговариваешь - я уже слышал, теперь поговори на местном. Выясни - что у них за проблемы. И почему у пацана - кипчакская пика, а мужик встать не может.

   ***

   Эффект многоязычия: ряд позиций в моей администрации занимают, преимущественно, выходцы из племён.

   У меня учат русскому языку - его все знают.

   Ну... типа.

   Но у каждого лесовика есть и второй язык - родной. Учить русских местным языкам... у меня нет на это времени и ресурсов. Поэтому там, где это существенно, аборигены оказываются, при прочих равных, более эффективными. Вот и продвигаем. Поэтому и матерится - иноязычные часто начинают понимать русский с обсценной лексики: многозначность и эмоциональность очень привлекают.