Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 32 из 167

— Прости… — распахнув глаза, смотрела я на Шугу, и еле-еле шепча слова извинения за то, что ему приходится испытывать, несомненно, не забыв мерзкого эпизода своего прошлого. — Прости, — добавляю я совсем тихо, — Юнги. — Он удивленно приоткрыл глаза шире, но брови наоборот собрались ниже. Они не говорили мне его настоящего имени, но я услышала в видении и не сомневалась, что так его и зовут. У него на лице появилось какое-то подозрение, но Чонгук поторопил наше прощание, осторожно тронув моё плечо, будто боясь нарушить неприкосновенность частного пространства.

— Ладно, мы пошли. Чем быстрее уйдём, тем быстрее вернёмся, — подмигнув, он кивнул Шуге и тот, немного потеплев, похлопал меня по плечу смелее, чем друг, и вышел.

Я постояла некоторое время недвижимо, осмысляя, что узнала о Юнги. Это же правда? Теперь понятно, откуда такая неприязнь ко всему этому переодеванию. Вспомнив, что осталась не одна, я обернулась к Ви.

— Ты же всё обо всех знаешь, да?

— Я тебе говорил, я не всемогущий.

— Шуга… где он работал до того, как стал золотым? — Ви немного посомневался, хмыкнув для начала:

— Я в хронисты его жизни не записывался, пусть сам уже свою историю рассказывает.

— Он не уволился, а сбежал из-за плохого начальства, я угадала? — посмотрела я ему в глаза. Ви выказал удивление, открыв рот. Он бы так и стоял с ним, распахнутым, если бы я не напомнила, что жду ответа.

— Да. Да, он работал официантом в ночном клубе… Но там были завышенные требования к персоналу, как оказалось, — не стал вдаваться в подробности мой очеловечивающийся дух. Только шагнул ко мне ближе. — Откуда ты узнала? Ты… спрашивала у него что-то?

— Нет, — покачав головой, я решилась, наконец, признаться. — Иногда… я вижу кое-что. То есть, в последнее время стала видеть, когда касаюсь людей, то могу что-то узнать. — Ви сделал обратный шаг назад и спрятал руки в карманы.

— Да что ты говоришь? И что ты видела о Шуге?

— Кажется… наверное, то, о чем он сам подумал в этот момент. Что вспомнил. — В то же время я стала гадать, почему иногда я вижу прошлое, а иногда то, чего не было? Как отличить видения, которые имеют отношение к реальности от простых фантазий? Они одинаковые по тому, как я ощущаю себя в них, как вижу то или иное, но что-то с людьми, действительно, происходило, а что-то бралось непонятно откуда. Нет, было небольшое различие. Прошлое было более четким. Я могла различить там лица и даже услышать разговоры, могла посмотреть целиком какую-то сцену, а другой род видений, который был с Воном и Ви — он слишком расплывчатый. Я вижу в них только того, кого непосредственно касаюсь, а другие люди и обстановка будто в легком тумане, никакой конкретики.

— Если ты видела… почему он убежал с работы, — сказал неловко Ви, — то лучше не говори с ним на эту тему, хорошо?

— Я понимаю, — взяв снова две пачки краски, отложенные на минуту прощальных объятий, я покрутила их в ладонях. — Их не хватит на всю длину моих волос. Придётся подстричься.

— Что?! — взволновано оживился дух и подошёл ко мне, не успевшей ещё заплести или убрать как-либо свои локоны до талии. — Ну… немножко же?

— Ну как немножко. — Я перекинула волосы вперед, через плечо, прикидывая на глаз, сколько надо отчекрыжить, чтобы покрыть краской более-менее равномерно все прядки. — Сантиметров двадцать-тридцать, чтобы не ниже лопаток свисали. — У Ви глаза стали совсем ошалелые. Не стесняясь, он протянул пальцы к моим волосам и стал их перебирать. Лицо его с каждой секундой становилось всё более расстроенным и мальчишеским.





— Двадцать-тридцать, — с отзвуком скулящей мольбы потерявшегося щенка повторил он. — Может, не надо? Заправишь за воротник концы, или ещё что придумаем.

— Ви, да ладно тебе, они отрастут.

— Они… они такие… волшебные, — восхищенно сказал он и посмотрел мне в глаза, как бы ожидая подтверждения. Так смотрят дети на маму, когда находят игрушку по душе и уговаривают купить им её. Пальцы не переставали гладить мои белые волосы, стелящиеся с плеча. Я засмеялась.

— Волшебные? Уверена, по ним даже нельзя забраться никуда, если я скину свою косу. И вряд ли они исполняют желания, или ещё что-нибудь там. — Я огляделась на чердаке, ища глазами свою сумку. — Так, вроде ножницы у меня были. — Я двинулась к сумке, а Ви, держась, как за поводок за длинную прядку, пошёл следом.

— А можно… можно мне будет взять локон?

— Зачем? — остановилась я, и Ви притормозил, чтобы не упереться мне в спину.

— На память. Я хочу носить его с собой. Ну, знаешь, как хранят вещи, которые… — он замолчал, начав подбирать слова или саму мысль, но вновь остался с открытым ртом, не доведя до логического завершения фразы. Точно, я сохраню ещё один для Вона! Вдруг он меня не узнает? Предъявлю доказательство, что это я, Элия. Мы с Мао как-то смотрели западный фильм, европейский или американский, не помню. Там девушка срезала немного волос и подарила своему жениху, и он носил их в кулоне на груди. Но те были такие красивые, золотистые, а мои бесцветные, хорошо хоть, что не как фунчоза после варки — прозрачные.

Я нашла ножницы в одном из карманов и, разделив волосы на две половины, закинула их вперед, слева и справа. Ровно делать не обязательно, сейчас не до красоты, но всё равно как-то неудобно.

— Ви, может, ты мне их отстрижешь?

— Я не могу, — отошёл он подальше и повернулся спиной. — Не могу на это даже смотреть.

— Брось, я же не убиваю никого! — Какой он всё-таки забавный! Другие боятся крови, пауков, змей, не могут смотреть на жестокость или что-то интимное, а он отворачивается от стрижки.

— Убить я и сам могу, — вдруг загробно как-то раздался его голос, — а такую… такую роскошь жалко. — Я вздохнула. Мне нечем было пощадить его чувства. Я должна сменить облик, чтобы не быть узнанной и не бросаться в глаза, хотя мне и самой рвёт сердце подозрение, что Вон никогда уже не найдёт меня. Но я стала примеряться и, помедлив, чикнула первый раз стальными лопастями ножниц. Плечи Ви вздрогнули от этого звука. Бумага режется с другим, и ткань тоже, хотя чуть больше похожа на звук отрезаемых волос. Они, каждый по отдельности, хрустят, будто их ломают, убивая. У меня самой на какое-то время отказала решимость, но я взяла себя в руки и продолжила.

Закончив, я поднялась с ящика, использовавшегося вместо табурета, которых не было на чердаке, и огляделась вокруг него. Будто вата, или шерсть овцы, белоснежно валялись горстки волос. Ви всё никак не поворачивался. Я взяла краску и пошла поближе к свету, пытаясь закрепить в досочных щелях стены зеркало, в которое недавно смотрелся Шуга. Достав из упаковки прилагающиеся перчатки и кисточку, я принялась разводить жижу в походной миске. Потом отмою где-нибудь от этой химии. Если бы тут были те растения, которыми меняла мой окрас бабушка! Они и пахли приятно, а тут в нос ударяет настоящая консервированная и ненатуральная вонь. Краем глаза я заметила движение. Ви поднялся и, подойдя к моим отлетевшим на пол волосам, пока я красила те, что были на голове, присел возле них на корточки и погладил так, как гладят умершую любимую собаку. Я развернулась чуть сильнее, не переставая махать косметической кисточкой по прядкам. Мы с духом встретились взглядами, и он смутился того, как трепетно относился к бывшей части меня. Словно трогал через неё меня, меня гладил, и я могла это почувствовать. Накрутив быстро белый локон на палец, он отошёл обратно и, задумавшись о чем-то, лёг на старый матрас, валявшийся здесь уже не первый год, наверное.

Я продержала краску почти два часа, заверяя, что волосы должны пропитаться, что белые, как и седые, очень трудно закрашиваются, и так далее, и тому подобное. Цель у меня была одна — максимально задержаться до вечера, чтобы дать шанс Вону найти меня и повести на свидание. Но планы были сорваны дважды. Я смыла краску под какой-то колонкой, под зоркими взорами бродящих в переулке старушек, которые и не пытались скрыть любопытства. Мимо пробежала свора ребят, четыре мальчишки и две девчонки от шести до двенадцати лет. Они брызгались из пластиковых бутылок, и им явно хотелось подобраться к колонке после нас, поэтому они некоторое время постояли около, глазея. Поняв, что я быстро не закончу, они побежали дальше, но их визг, смех и гомон были слышны где-то за ближайшими домами. Однако черной я не стала. Цвет лёг ровно, но как-то прозрачно, делая меня выглядящей так же искусственно, как белый парик Юнги. У того был сиреневый оттенок, а у меня фиолетовый. Нет, я скорее была темно-фиолетовой, и только в темноте могла стать черноватой. К тому же, до вечера ещё была прорва времени.