Мед.ведь.ма

— Можно… коснуться? — спросила она. Парень кивнул, наблюдая, как ложится её ладошка и осторожно ощупывает руку.

— Отвратно?

— Нет, — покачала головой Дохи. — Тебе не больно? Это не болит?

— Нет, напротив, слабо что-либо чувствует. Ты же видела, даже пуля отскочила. — Девушка не требовала никаких объяснений, но он всё равно сказал: — Другого выхода не было, либо остаться без руки, либо с такой рукой.

— Это не отвратно, — твёрдо изрекла Дохи, подняв взгляд к глазам Бобби. — Мне не противно.

— Честно? — робко, шепотом уточнил он. Растрепавшаяся чёлка, чуть неровный прикус, всегда придававший ему особый шарм и узкие, коварные карие очи создали неповторимый портрет невинного мальчишки в теле мощного воина.

— Если говорить прямо, то мне по-прежнему увидеть и пощупать твой член страшнее, чем всё вот это, — в своём духе отрубила девушка, высказав то, что её реально волновало. Бобби на секунду опешил, потом улыбнулся и, слегка зарумянившись, накрыл ладонь Дохи своей.

— Он выглядит получше руки, отвечаю. — До этого никогда не испытывавший комплексов или стеснения в постели, запросто скидывавший штаны и трахающийся, Чживон почувствовал, как и сам не может вот так взять, и обнажиться при Дохи полностью, смело размахивая тем, чем размахивал полжизни. — А вот руку мне хочется спрятать куда-нибудь.

— А мне не хочется, чтобы ты видел мои складки, предлагаешь выключить свет?

— Что?! — оскорбился Чживон. — Спрятать от меня твои складки? Да я грежу ими много недель подряд, только попробуй погасить свет, Хомячок, я всё равно врублю его обратно.

— Я буду смущаться!

— Придётся как-то это перебарывать, поверить мне на слово, что они великолепны, — Бобби наклонился к её уху и произнёс тихо: — Сексуальнее твоей пухлой попки я точно ничего в жизни не видел.

— Чживон! — пискнула она и, закрыв лицо руками, сгруппировалась в плотный комок. — Всё, ты меня смутил! Я не могу теперь смотреть тебе в глаза.

— Почему?

— Потому что ты сказал про неё.

— Про кого? — вернул громкость голосу Бобби, отодвинувшись. — Про попку?

— Вот опять! Хватит, у меня уже уши от стыда горят!

— Да что в этом такого? Мы же произносим слово «задница».

— Мы его по-другому произносим, с другим смыслом, — Дохи выглянула между пальцев. — А это слово ты произносишь так, как будто я уже без трусов перед тобой сижу.

— Я бы не отказался от этого варианта, правда, мы бы с тобой тогда уже не разговаривали. — Бобби обнял возлюбленную за плечи и прижал к себе всё в той же позе засмущавшейся скульптуры. — Дохи, сладкая моя девочка, не надо передо мной стыдиться, ладно? И уж тем более не стоит стыдиться тебе своей фигуры. Она мне нравится, я хочу её, всю эту мягкую и аппетитную фигурку. Мне не надо плоских животов и упругих, как у геев из качалки, пятых точек, и костлявых ног не надо, и острых коленок с локтями, мне нравятся твои — округлые и приятные, я именно такие хочу. Поэтому, пожалуйста, прими себя такой, какая есть, какую я люблю, договорились?

— Я всё равно боюсь раздеваться, — пробурчала Дохи в ладони.

— Если ты не готова в целом, то я не собираюсь давить на тебя и принуждать непременно переспать сегодня же. Давай выспимся, завтра полетим в Нью-Йорк, там привыкнем друг к другу сильнее, там перейдём к чему-то большему.

— Нет, — девушка плавно опустила руки от лица, — я хочу оставить свою девственность здесь, на родине. Вроде как всё старое и завалявшееся не берут с собой, понимаешь? В Нью-Йорке я хочу быть уже опытной чикой.

— Чикой? Ты где этого набралась?

— Так говорят латиноамериканцы в фильмах, их полно в Нью-Йорке.

— Ох уж эти фильмы! Мне стоит быть осторожнее с мексиканцами? Я уже ревную, — хохотнул Бобби, обводя взором номер. — Знаешь что, эти апартаменты слишком тривиальны для нашей первой ночи. — Эвр поднялся.

— Куда ты?

— Подожди немного, — двинулся он на выход.

— Нет, правда, ты куда?

Накинув куртку, чтобы не светить своей уродливой конечностью, Чживон обернулся перед дверью.

— Ты точно уверена, что хочешь всё этой ночью?

— Я хочу всё с того утра, когда ты поцеловал меня в университете, у всех на виду. И я не вижу смысла больше откладывать, я не испугаюсь, не отступлю.

— Хорошо, — ободрившись принял он к сведению и вышел. Сориентировавшись и сделав несколько шагов, он наткнулся на Эпсилона. Так и думал, что бродить без надзора ему пока не дадут.

— Что-то ищешь? Проводить?

— Я хотел бы поговорить с Серином. Он же тут? — Эпсилон кивнул и указал рукой вперёд. Вскоре они были в строгом кабинете, который тоже ничем не был похож на кабинет Тэяна, когда тот руководил здесь всем. Не стоит туманная завеса от дыма сигарет, не пахнет кисло виски, нет затёртого кожаного дивана. Массивный письменный стол, элегантные кресла для посетителей, серванты с коллекционной выпивкой за спиной Серина. — Можно поговорить с глазу на глаз? — обратился он к нынешнему директору. Серин окинул взглядом Бобби и, отпустив другого золотого, откинулся в своём кресле.

— Я тебя слушаю.

— Я знаю, что всего несколько часов один из вас…

— Это пока ещё не окончательно, — перебил его Серин, — в Нью-Йорке тебе дадут какое-нибудь задание, если справишься, докажешь, что способен быть золотым, то будешь.

— Ладно, речь не об этом. Просто… у меня просьба. Это прозвучит нагло, ведь вы сделали одолжение, помиловав меня, но… я хочу попросить кое о чём. — Серин внимал ему, ритмично выстукивая пальцами дробь по столешнице. — Я имею право попросить?

— Скажи уже, в чём дело.

— Мне не очень легко даётся вежливое обращение к тому, кто предал моего брата, знаешь ли.

— Чем я его предал? — не обидевшись, напротив, даже как-то самодовольно расплывшись, полюбопытствовал Серин. — Пока он был моим боссом я его верно сторожил, выполнял его приказы. Да, спал с Сэй за его спиной, потому что мы полюбили друг друга. Я не считаю себя проштрафившимся перед Тэяном. Да, я помог другим людям присвоить его собственность, но не жалею об этом, потому что уже тогда много лет как был золотым, меня принял в них Джувон, которого Тэян приказал убить, но я этого не знал, пока Тэян не попытался обелить себя, подставив исполнителя, хотя сам был заказчиком.

— Да, брат погорел на Красной Маске, я слышал об этом человеке, он иммигрировал куда-то, чтобы не попасть в тюрьму. — Серин загадочно приоткрыл рот, словно что-то рвалось с языка, но закрыл его, пожав плечами, как бы говоря: «Никаких комментариев». — В общем, забудем о том, что было, раз я начинаю жизнь по-новому. У вас в гостинице есть что-нибудь вроде президентского номера?

— Вип-апартаменты, — кивнул Серин, — для самых богатых клиентов. А что?

— Можешь одолжить на ночь? У меня были деньги, но мои счета заблокированы людьми с Утёса, карты вольных братьев принадлежат им. Но я отработаю, как золотой, или как бармен, которым меня хотят устроить, как вам будет удобнее. Могу в долг у друзей занять…

— Зачем тебе вип-номер? — Бобби оперся кончиками пальцев о столешницу, разглядывая их с усердием, как самое интригующее шоу. Ему не хотелось делиться этим с кем бы то ни было, но ради Дохи он сделает всё.

— У меня там девочка моя… Я хотел бы ей всё красиво преподнести.

— Что-то празднуете? — без ехидства уточнил Серин. Чживон вжал голову в плечи.

— Ты был сегодня на том собрании под землёй?

— Был. — «Он за или против проголосовал?» — подумал Бобби, но не стал спрашивать вслух.

— Было сказано, что обо всём надо рассказывать между своими, хоть и без подробностей. Но если сейчас всё решают подробности… — Бывший наёмник заставил себя посмотреть в глаза Серину. — У нас не было ещё ничего с Дохи, мы первый раз, наконец, оказались вместе. У неё никогда ещё не было… ну, парней.

Золотой директор «Пятницы» с неменяющейся мимикой впитал в себя информацию. Какое-то время он не двигался. Потом вдруг поднял руку и протянул к телефонной трубке, лежавшей на столе.