Мед.ведь.ма

— Эя, у тебя есть те, кому ты нужна! Мы переживаем за тебя, мы ждём тебя обратно, мы отвезём тебя домой… — «К твоему дедушке!» — хотел сказать Тэхён, узнавший это от Чонгука, но внучка провидицы опять его перебила:

— Я хотела быть нужной, мне хотелось любви, очень хотелось… Вон так любил меня, а я его… Но это было не по-настоящему, по-настоящему такого не бывает, меня никто не любит.

— Я люблю тебя! — выкрикнул Тэхён, снова едва удержав слёзы. Элия затрясла головой.

— Ложь, ложь! Что тебе от меня нужно? Пророчество? Видение? Что ты хочешь от меня?! — прокричала она. Ви не шевелился. Ведьма протянула ему ладонь. — Мне достаточно коснуться, и я скажу, что с тобой случится и когда, хочешь? Но могу и сжечь, Дух, могу сжечь! — Элия опять засмеялась, откинув назад голову и выгнув поясницу. — Я могу такие пророчества выдать! Только всем тоже придётся угадывать, правду я говорю или нет, это же так забавно, да, Дух? Правда или ложь? Какая интересная игра… главная игра на этом свете, среди всех людей, всех! Всем так нравится упражняться во лжи, обязательно держать что-то в тайне, разыгрывать других. Какая в этом прелесть? А я скажу тебе: когда-то кто-то покупается на ложь, он выглядит дураком, а тот, чей обман удался — умником. Это безумно приятно! Ведь иногда другого способа выглядеть умным и нет. — Элия выпрямилась, уставившись на Ви. В её глазах стояли слёзы, крупные, настоящие, осмысленные. В её взгляде прояснилось, там был разум. — Сегодня ты умрёшь, Дух! Как ты думаешь — это правда или ложь? — Тэхён поджал губы, тяжело дыша. — Ну же, попробуй угадать? Это лживое пророчество или правдивое?

— Мне всё равно, Эя, скажи, во что ты хочешь, чтобы я верил — и я поверю.

Она тоже тяжело задышала, похоже, начиная злиться, но утоптав гнев в себя, обратно.

— Неинтересно с тобой, Ви. Ладно, скажу сама — это ложь! Ты проживёшь ещё долго. А теперь правдивое предсказание, хочешь? Неважно, я всё равно скажу: сегодня умру я, Дух.

— Эя…

— Сегодня умру я! — Державшиеся слёзы скатились из глаз Элии, и она, по-доброму, по-человечески, как два с лишним года назад, улыбнулась. — Прощай, Ви… Мне невыносимо больше. Прощай!

И ведьма, опустив руки, взмахнула ими, словно ударяя по клавишам в воздухе, и земля под ней с парнем мелко вздрогнула.

— Эя! — закричал Тэхён, видя, как из её ладоней выбиваются потоки огня. — Эя, нет!

Но пламя коснулось подола черного платья, и оно вспыхнуло на Элии, как спичка.

_____________

Примечание:

*хання — маска, представляющая собой страшный оскал ревнивой женщины, демона или змеи, при прямом её положении. Однако если маску немного наклонить, то из-за скошенных бровей создаётся видимость безутешно рыдающего лица.

Решающий голос

Бывают настолько реалистичные сны, что, когда просыпаешься, наоборот кажется, что попал в сновидение. В таких снах есть ощущение всего: запахов, звуков, касаний, тепла и холода, темноты и света, так что невольно сжимаешь веки сильнее, будто что-то слепит, иногда даже вкус чувствуется, если ешь. Единственное, чем отличаются эти странные и достоверные своим реализмом сны — это отсутствием ощущения пространства и времени, никакого хронотопа. Иллюзорное представление о том, что ты владеешь самостоятельностью в передвижении и смене каких-то локаций иногда рассеивается, и только непонимание того, как и что произошло так быстро, выдаёт некую фиктивность событий.

Я легко плыла где-то на грани обоих этих миров, настоящего и воображаемого, и некоторое время, когда онемевшие члены и дремлющие конечности приходили в себя, я не могла уловить, откуда же куда выпадаю? Только покалывание и стянутость рук и ног стали приводить меня в полное сознание, хотя глаз я ещё не открыла. Приятная мягкость и свежесть окутали тело, шуршащая чистота чего-то накрывавшего меня, тихий звук дребезжащего электричества. Знакомый, и, с другой стороны, забытый запах дезинфекции и лекарств. Я вышла из сна, тяжёлого, пугающего и затянувшегося кошмара.

Не торопясь открываться бодрствованию и подниматься, чтобы начать день, я лежала и прислушивалась к себе, будто сама себя не чувствовала очень давно. Слух, обоняние, всё какое-то обострившееся, но, в то же время, притупленное, не иначе как я перестала что-то улавливать, но зато избавилась от ваты, в которой томилась, как фарфоровая кукла в коробке. Я попыталась пошевелить пальцами, и опять ощутила стянутость, словно руки были в клею или завязли в смоле.

Мне снился очень дурной сон, и, как и положено той самой абсурдности, навеянной Морфеем, я не могла понять, какой период занял этот сон — сутки, месяц, полгода, год? Мой серый и неприметный быт побеспокоили, меня позвали за собой в увлекательные приключения, далёкие провинции и большие города, мы убегали, за нами гнались, стреляли, мы мчались дальше, меня спасли, потом рыцарь без страха и упрёка превратился в злодея без чести и достоинства — ну точно, как в кошмарах, где метаморфозы льются без перерыва, — злодей отдал меня чудовищу, а чудовище держало в пещере, пытаясь слопать, и плавно поедало, пока не нашло жертву повкуснее. Отпущенная и оставшаяся в живых, я хотела проучить злодея, но… сон оборвался. Очень тягостный сон. Весь организм провалился в него, с трудом из него выкарабкался, на меня навалилось целое тысячелетие отсутствия в реальности.

Продолжая лежать, я вспоминала покойную бабушку. Она говорила, что иногда сны бывают вещими, к ним стоит прислушиваться, а если встречаешь что-то, что тебе снилось — относиться с особым вниманием. Может ли на самом деле произойти нечто подобное? Загадочные странники, красавец на мотоцикле, обращающийся в мерзавца, дракон. Недобрая сказка. Если я встречу кого-либо похожего на тех людей — обойду стороной, подальше. Очень уж нехорошим был конец.

Попытавшись потянуться, я испытала терпимую боль и скованность. Пахло по-прежнему больницей, где я работала, выполняя обязанности санитарки. Но почему я сплю на работе?! О боже! Глаза сами собой открылись, и лишь слабость не позволила мне сесть рывком. Обзор выдал мне, что я не сижу за дежурным столом, и не в кресле в сестринской задремала, а сама стала пациенткой нашей больницы! Палату я узнала безошибочно: цвет краски на стене, когда-то зелёный, наверное, а теперь скорее сизо-бирюзовый с налётом плесневого салатового оттенка; именно та бесформенная отшелушившаяся дыра в ней, обнажившая сыро-серый цемент, и побелённый потолок, заползающий белой широкой полосой на верх стен; тюль и закрытая форточка, создающие впечатление морозных узоров на стекле в любое время года, потому что прозрачность тюля переплетается с мыльными разводами окна, превращаясь в своеобразный рисунок зимы.

Всё передо мной узналось, угадалось и опозналось. И прежде чем подумать о чём-либо, я тревожно позвала:

— Доктор Цзы? — Только тогда я повернула голову в сторону двери, и заметила стул рядом со своей койкой, на котором дёрнулась чёрная тень, не примеченная мною ранее. Я была уверена, ещё не сосредоточившимся зрением, что это лежат вещи или висит длинный плащ, но на мой голос вся эта темнота отозвалась и, разлепляя веки и преображаясь, явила мне своё лицо, промаргиваясь и спешно протирая лицо ладонями. Красные, в волдырях и торчащих из-под бинтов нарывах, руки и пальцы выглядели пугающе. Меня стала брать оторопь, пока я погружалась в воспоминание и понимание того, что пригрезившийся мне сон — не сон вовсе, а прожитое мною жуткое, отвратительное, гадкое, полное страданий и слёз, обмана и равнодушия время. Время, которое я уже не смогу перечеркнуть и забыть, как плохой сон.

Я хотела произнести имя этого человека, проснувшегося, и с беспокойством на меня глядящего, но в голове всё перемешалось. Как обратиться к нему? Дух, бес, Ви или Тэхён? Кто же он такой и какую роль по-настоящему играет в моей судьбе? Мы замерли, глядя в глаза друг другу, пока я прокручивала в памяти последний эпизод, завершивший мой путь потерянной и выброшенной ведьмы. Я загорелась, я подожгла сама себя, и после этого меня накрыл миг острой, оглушающей и раздирающей боли, за которой последовал болевой шок, едва не уморивший меня на месте. Но Дух, или Ви, или Тэхён, сорвал с себя куртку и бросился на меня, даже сквозь пламя я видела это, как он повалил меня на землю, и стал сбивать огонь, накрывая меня плотной материей своей кожанки. Она и сейчас на его плечах опалённая, сморщенная, кое-где прожжённая насквозь. И только когда всё потухло, а я стала терять сознание от боли, его губы продолжали шептать мне прямо в ухо: «Я люблю тебя, не делай этого, я люблю тебя!». Кажется, в тот момент мои щёки остудились его слезами. А сейчас он будто понял, какой момент вертелся в моих мыслях, и мы пристыжено развели взгляды в стороны. Мои глаза успели скользнуть по серьге в его ухе, и опустились к моим ладоням. Они были перебинтованы, пахли противоожоговой мазью. Так вот откуда это чувство стянутости. У меня обгорела кожа, истончившись и натянувшись. Я немножко потянула на себя плоское больничное одеяло, и увидела замотанные в бинты ступни. Выше задирать одеяло смысла не было, я чувствовала перевязку почти по колено. Область поражения огнём была не маленькой.