Огонь сильнее мрака

– Рассказывайте.

Трой О'Беннет не торопясь разгладил сюртук, одёрнул манжеты. Поднял на Джона болезненный взгляд.

– Я проклят, – сообщил он спокойно.

Джон сильно затянулся и кивнул с пониманием.

– Бывает, – согласился он. – Я про себя тоже иногда так думаю. Особенно по утрам.

О'Беннет не улыбнулся. Он смотрел на Джона, и на его лице не двигался ни один мускул.

– Нужно узнать, кто вас проклял? – уточнил Репейник.

О'Беннет покачал головой, не сводя глаз с Джона:

– Это я и так знаю. Нужно его найти.

Он не спеша сунул руку за отворот сюртука – рукав при этом задрался, обнажив по-обезьяньи волосатое запястье – и на свет явилась пачка купюр, схваченная зажимом, сделанным из старого форина с профилем Хальдер Прекрасной. О'Беннет высвободил деньги, положил пачку на стол. Таким же медленным, тягучим движением убрал зажим обратно в карман. Джон оценил толщину пачки. Толщина впечатляла. Ещё больше впечатлял форин, который тянул этак на полгода рудников. Было время, когда Джон и сам таскал с собой старинную, фонящую от магии монету, но украдкой, в потайном кармане – а зажим явно доставали по десять раз на дню, открыто и без стеснения. Для такого нужно быть очень глупым или очень богатым. Или быть уроженцем Айрена, который кичится тем, насколько ему плевать на законы Энландрии. Или всё вместе.

Джон уронил на пол пепел с самокрутки, откашлялся и сгрёб деньги. Пряча купюры в ящик стола, он деловито сказал:

– Слушаю вас.

О'Беннет наклонил голову набок. Пальцы его беспрестанно ощупывали край столешницы, мусолили чёрную кожу, собирали крошечные соринки.

– Это случилось три года назад, – проронил он глуховатым голосом. Слова сыпались неразборчиво, как будто О'Беннет не хотел, чтобы его услышали. – Я был молодым идиотом. Я, наверное, и сейчас молодой, но стал умнее. А может, и не стал. В общем...

– Всем покой, – просунулась в дверь Джил. – Чай будете?

О'Беннет вздрогнул и замолк. Джон затушил окурок в пепельнице. Пепельница изображала площадь Тоунстед в миниатюре, с ещё целой башней. Такие вещички стали бешено популярными после того, как башня рухнула, и Джон позволил себе купить одну на память о том деле.

– Чай будем, – сказал он. – Господин О'Беннет, это Джилена Корден, моя коллега. Джил, это господин О'Беннет, он считает, что его прокляли.

Джил кивнула гэлтаху. Тот резко повернулся в кресле, прищурился, глядя на русалку, и почему-то охнул, будто от внезапного болезненного удара. Да ещё съёжился при этом, почти закрывшись собственными коленями. Джон притворился, что всё идёт, как надо. Ему было тошно с недосыпа, на языке держался резиновый привкус виски. Богатый психованный клиент. Ничего, не в первый раз, продержимся.

– Джил, – попросил он, – заноси чай, и давайте уже к делу, ради богов мёртвых.

Джил, фыркнув, удалилась на кухню. Пока она гремела чайником и звякала посудой, О'Беннет шумно сопел носом, прикрыв глаза рыжими ресницами и вцепившись в подлокотники так, словно кресло вот-вот должно было рухнуть в пропасть. Джон боролся с желанием закурить ещё одну самокрутку. Через пару минут, толкнув дверь ногой, вошла Джил, брякнула поднос в центр стола, села в свободное кресло рядом с Джоном и взяла свой чай. Шумно, с удовольствием отпила глоток. О'Беннет посмотрел на неё с нескрываемым ужасом. Джил ответила спокойным наглым взглядом. Сейчас, на дневном свету, не был заметен кошачий блеск её глаз, и клыки подпиливали только вчера, поэтому оставалось совершенно неясным, отчего О'Беннет так напугался. Джон всё-таки закурил новую самокрутку и отпил чаю. Чай был, какой всегда делала Джил: крепкий, как полуночный сон, и такой же сладкий.

– Три года назад я часто играл на скачках, – нарушил молчание О'Беннет. – У меня, прямо скажу, очень состоятельные родители, и я не считал проигрыши. Играл ради азарта, не ради ставок. Но наступила чёрная полоса. Стал много проматывать, об этом узнал отец. Был скандал. С меня взяли слово больше не играть. Я держал слово пару месяцев, а потом нарушил.

Он поднял веки и с вызовом глянул на Джона. Репейник сделал понимающее лицо. Игровая мания часто идёт рука об руку с прочими душевными болезнями. Например, с навязчивой идеей, что тебя прокляли.

– Снова начал проигрывать, – продолжал О'Беннет. – Испробовал разные системы, математические и... ну, словом, разные. Не помогало. Тогда один приятель посоветовал сходить к магу. К прорицателю с хорошей репутацией.

Джон мельком посмотрел на Джил. Русалка сидела, прижав к губам кончики соединённых домиком указательных пальцев, и, похоже, изо всех сил сдерживала смех. "Прорицатель с хорошей репутацией" – это звучало забавно. Всё равно что "карманник с безупречным послужным списком". Прорицания, как и прочие виды магии, были строго запрещены и считались уделом либо шарлатанов, либо ушлых пройдох, использовавших бракованные артефакты довоенного времени.

– Я пришёл на встречу с прорицателем, – рассказывал тем временем О'Беннет. – Естественно, он принимал тайно. В подвале дома на окраине города. Дом брошенный, вокруг одни развалины – ну, знаете, этот трущобный райончик, Хатни. Я спустился в подвал, там уже горели свечки, стоял такой приторный запах от благовоний. В углу была ширма. Из-за ширмы голос, хриплый, с сильным акцентом: мол, проходите и не знайте страха. Посреди подвала – стул. Я сел. Маг – ну, прорицатель – спросил, что мне нужно. Я ответил, что хотел бы видеть связь прошлого и будущего. Мне тогда казалось, что успехи любой игры, м-м... описываются сложной формулой, математическим законом. Что из прошлых неудач и триумфов можно узнать грядущие результаты.

О'Беннет замолчал, переводя дыхание. "Частое заблуждение, – подумал Джон. – Нет никакого закона. Есть только удача. Единственный закон, который работает, заключается в том, что, чем больше играешь, тем удачи становится меньше". О'Беннет кашлянул:

– Тогда прорицатель сказал, что вызовет духа.

– Духа, – повторил Джон. – И вы поверили?

Гэлтах дёрнул углом рта.

– Я был не в том состоянии, чтобы выбирать: верить или нет. Нуждался в помощи. Думал, не так важно, откуда эта помощь придёт... Как выяснилось, напрасно. Маг велел мне коснуться ширмы и подумать о том, чего желаю. Я коснулся, подумал, и... Дальше явился дух. Он был в ярости. Визжал, ревел. Бранил мага, осыпал меня проклятиями. Потом замолк. И прорицателя за его ширмой тоже не стало слышно. Я почувствовал что-то очень нехорошее, какую-то гнетущую силу. Будто, знаете, этакая гигантская невидимая лапа залезла мне внутрь, а потом вырвала что-то из груди.

Он потупился. Руки его тискали подлокотники кресла. Джон осторожно, стараясь не производить шума, сделал глоток чая.

– Что ж у вас пропало? – подала голос Джил. О'Беннет бросил на неё взгляд и тут же, словно обжегшись, снова опустил глаза.

– Дух меня проклял, – тускло произнёс он. – Это стало ясно не сразу. Сначала я думал, что сеанс попросту закончился неудачей. Маг из-за ширмы так и не вышел, деньги тоже не взял. Сказал, что больше меня не задерживает – по голосу было ясно, что ему визит духа тоже изрядно насолил. Я поспешил убраться из подвала. Поднялся на улицу, дождался омнибуса, приехал домой. Там-то меня и накрыло. До сих пор помню. Простите, можно я всё-таки...

Он помахал перед лицом двумя пальцами в понятном любому курильщику жесте. Джон протянул портсигар. О'Беннет долго не мог взять самокрутку непослушной, прыгающей рукой. Потом так же долго ловил огонь зажигалки. Неумело затянувшись и откашлявшись, продолжил:

– Я тогда был влюблён в одну девушку, Бет, сестру моего старого друга Саймена. Когда вернулся домой, нашёл там их обоих: заглянули в гости, не застали меня и решили подождать, пока вернусь. Отворяю дверь, снимаю пальто. Они вдвоём выходят навстречу. Смотрю на Бет, на милую мою Бет... Боги, сам не знаю, что стряслось. Вдруг стало видно всё, что она делала... Ну, словом, до меня. Сколько было мужчин, как им лгала, как изменяла напропалую. Увидел это в одну минуту, будто в волшебном фонаре. И сверх того узнал, что она творила совсем ещё девчонкой. Мучила младшую сестру! В пансионе затравила сокурсницу – довела до того, что бедняжка порезала себе вены... Меня чуть не вырвало, я не мог с ней заговорить от отвращения. Посмотрел на Саймена – то же самое. Сразу увидел – бах, бах, бах! Будто из пистолета стреляли. Как он смеялся надо мной за глаза. Как постоянно мухлевал в картах. И, что гаже всего, увидел, как он совратил два года назад девочку, маленькую нищенку... Извините, я немного бессвязно... Это от волнения...