Грани веков

— Мы путешествовали с купцами, — подал голос Коган. — Захватили нас в плен лихие люди, там с царевной и встретились.

— Вона как, — протянул воевода, глядя на Когана с откровенным недоверием. — Откуда ж будете?

— Из Тулы мы, от самозванца бежали, — не моргнув глазом ответил Коган. — Я — Давид Коган, это — ученик мой, Ярослав, и Василий, мастеровой.

— И каким ремеслом владеешь?

— Лекарским.

— Знахарь, али костоправ?

— И то, и другое помаленьку, — ответил Коган и, помявшись, добавил: — тут вот какое дело, воевода…. Нам бы пошептаться с тобой, с глазу на глаз?

Воевода, поглядел на него прищурившись, потом вопросительно глянул на Ирину.

— Ступайте, — махнула та рукой, — меня тут есть кому развлекать.

— Что происходит? — выпалила она, едва за Коганом и воеводой закрылась дверь. — Где мы находимся? Вы хоть что-нибудь понимаете?

Ярослав осторожно накрыл ее ладонь своей. — Ира, в это трудно поверить, — начал он, — но мы, кажется, попали во временную аномалию. И сейчас, похоже, находимся в прошлом, в семнадцатом веке.

Она непонимающе глядела на него.

— В прошлом?

— Ну, ты про эксперимент филадельфия читала? — вмешался Михалыч.

— Ты классно держишься, — торопливо заговорил Ярослав, игнорируя реплику, — продолжай изображать царевну, пока они верят, что ты — это она. А там мы что-нибудь придумаем! Давид Аркадьевич точно придумает!

— Коган — голова, — подтвердил Михалыч.

Ирина извлекла из нагрудного кармана рубашки упаковку бумажных платков, вытащила один, осторожно промокнула уголки глаз.

— Но это всё… это всё… — она мотнула головой, — какой-то бред! Сильвер… Он вообще здесь откуда?

— Мы не знаем, — терпеливо сказал Ярослав. — Возможно, это какой-то его дальний предок. И не называй его, пожалуйста, Сильвером — его это, кажется, немного пугает.

Скрипнула дверь и в зал ввалился Мефодий с дымящейся глиняной посудиной.

Следом зашли Коган и воевода, выглядевший озадаченным.

— Вот и взвар свежий, — приговаривал Мефодий, — изволь, царевна, сделай милость, отведай!

Он зачерпнул резным ковшиком горячий отвар и поставил его перед Ириной. Пахнуло яблоками и какими-то травами.

— Ну, по другой, что ли? — обратился он к воеводе, поднимая сосуд с хлебной брагой.

— Можно, — согласился тот, теребя усы и не отрывая от Ирины задумчивого взгляда.

Михалыч с готовностью подставил свою кружку.

— Добрая бражка! — объявил он, осушив её разом наполовину. — У меня шурин в Ярославле тоже сам гонит. Из яблок, в основном, но потом еще на кедровых орехах настаивает, и на апельсиновых корках.

— На чем настаивает? — переспросил Мефодий?

— Откуда шурин? — насторожился воевода.

Ярослав толкнул Евстафьева ногой под столом.

— Из Ярославля, — охотно пояснил Михалыч, — на моторном заводе работает. А настаивает, говорю, на орехах… Ох!

Он умолк, получив очередной пинок.

Мефодий и воевода переглянулись.

— Его кистенем ударили, — сказал Ярослав. — По голове. Всю дорогу заговаривается.

— Значит, тульские лекари, — проговорил воевода, постукивая пальцами по столу.

Ярослав затаил дыхание. Ну вот, сейчас начнется допрос с пристрастием и придется как-то выкручиваться.

Но в это время в дверь заколотили.

— Прокопий Петрович! — послышалось снаружи. — Из Москвы подъезжают!

Воевода порывисто вскочил, бросился к дверям. Следом тяжело поднялся Мефодий.

— Михалыч, ты чего несешь? — прошипел Ярослав, воспользовавшись моментом. — Какой завод, какие апельсины? Тут же семнадцатый век на дворе.

— В самом деле, Василий Михайлович, — вторил ему Коган.

— Давид Аркадьич, Ярик… — Евстафьев попытался встать, но ноги плохо слушались его. — Всё под контролем! — пробормотал он заплетающимся языком и рухнул обратно на лавку.

— Ну вот, — всплеснула руками Ирина, — только пьяного водителя нам не хватало!

— Я не пьян! — возмутился Евстафьев. — Я в-внорме…

Коган подхватил со стола кружку с остатками взвара, поднес ко рту Евстафьева.

— Пейте, Василий Михайлович!

Тот послушно влил в себя содержимое.

— Надо вынести его на воздух, — озабоченно сказал Коган. — Сюда ведь сейчас придут за Ирой…

Они подхватили водителя под руки и под его вялые протесты потащили к дверям.

К счастью, внимание всех во дворе было приковано к воротам. Стрельцы выстроились у прохода в две шеренги. Воевода и Мефодий стояли поодаль, на выходе из крепости, загораживая собой дорогу и обзор.

С помощью Когана, Ярославу удалось довести Михалыча до навеса и усадить на поленницу.

Поколебавшись, Ярослав взобрался по сложенным вдоль частокола дровам, ухватился за колья и, подтянувшись, выглянул наружу.

По дороге, которой они пришли в деревню, только с другой стороны, к острогу подъезжала раззолоченная карета, запряженная двенадцатью серыми в яблоках конями.

За ней следовала еще одна карета, которую везла четверка вороных скакунов.

По обеим сторонам от карет скакали восемь всадников, в красных кафтанах, высоких шапках с меховыми опушками и бердышами за плечами; еще несколько десятков следовали за ними.

Из остановившейся первой кареты вышел человек в расшитом серебром полушубке, красных сапогах и отделанным мехом плаще. Черноволосый, с квадратным волевым подбородком, чертами лица он чем-то напомнил Ярославу Ворона. В отличие от того, он носил бороду, но аккуратно подстриженную. Остановившись в паре шагов от воеводы, слегка сощурился.

— Ляпунов, — бросил он вместо приветствия.

— Басманов, — в тон ему ответил воевода.

— Где царевна? — по тону прибывшего явственно ощущалось, что этот человек привык раздавать приказы.

— Здесь, — не отводя взгляда, проронил Ляпунов, слегка мотнув головой в сторону башни. Желваки на его лице затвердели и сейчас он напоминал Ярославу Сильвера, когда того вызывали на ковер.

Басманов сделал знак следовавшим за ним конным стрельцам и стремительно двинулся во внутренний двор крепости. Проходя мимо Ляпунова, он задел его плечом.

Ляпунов бросил вслед ему взгляд, который Сильвер обычно приберегал для алконавтов с суицидальными поступками, вроде попытки ущипнуть Ирину.

— Царевна Ксения! — воскликнул Басманов, останавливаясь посреди двора.

Ирина, не захотевшая сидеть в одиночестве, вышла из башни и теперь с тревогой наблюдала за происходящим, кутаясь в шубу.

Басманов отвесил глубокий поясной поклон и приблизился еще на шаг.

— Карета готова, — учтиво проговорил он. — Позволь проводить тебя, царевна. Батюшка Борис Федорович велел не задерживаться нигде — места себе не находит с тех пор, как ты пропала!

Он подал Ирине руку, та, помедлив, оперлась на неё. От Ярослава не укрылся заинтересованный взгляд, которым Ира окинула Басманова.

Он спрыгнул с поленницы, толкнул в бок Евстафьева. — Михалыч, ты как? Идти можешь?

— А то! — Евстафьев поднялся на ноги, слегка пошатываясь. — Ух и крепка, зараза! — с уважением добавил он.

— Идемте, — поторопил их Коган.

Однако, когда они дошли до кареты, всадники направили на них бердыши.

— Они со мной! — заявила Ирина.

— Вестимо, царевна, — согласился Басманов, с любезной улыбкой распахивая перед ней дверцу. Но как только Ирина оказалась в карете, тут же закрыл её.

— Михей! — обратился он к рослому стрельцу со шрамом через всю левую половину лица. — Спутников царевны — в карету к Мухе! Лихих людей, что царевну с ними в полону удерживали, велено также в Москву доставить.

Двое стрельцов подхватили Ярослава под руки, то же проделали с Коганом и Евстафьевым; последнему, впрочем, это было весьма кстати.

— Пр-равославные! — вдруг завопил он. — А как же имущество наше?!

А ведь и верно! Ярослав совершенно забыл про медицинский ящик, реанимационную укладку и дефибриллятор, не говоря уже о мягких носилках и фонаре, которые они с Михалычем забрали из машины. Был момент, когда он видел их на поляне, но потом, за развивавшимися событиями, они вылетели у него из головы.