Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 6 из 11

Здесь мы вплотную подобрались к узлу всех тех навязанных с бытием вихров. Если бы эта книга называлась «Семидольное бытие», то наш исторический проводник оказался бы перебежчиком, т. к. представление о сущем всегда изменялось очень лихо, от чего можно даже сказать, что бытие – это самая непостоянная переменная. Сведя же повествование к телесности человека, мы всё равно будем придерживаться идеи бытия, но сконцентрированной в такой форме, что по габаритам, природе и очертаниям была бы близка человеческому естеству. За этим-то я и решил взять образ души, ведь этот призрак – проекция тела, по которому и отличается Homo Sapiens от всей остальной фауны; через бытие души – повторно замечу, что речь идёт именно о человеческой душе, – всяко проще добраться до истины, нежели отталкиваться от бытия вообще, ибо предавать вещи определённости, выставлять на показ какую-то одну грань – в этом и состоит особенность человека. Про «узел» сказано не из одного эгоистического внимания к заглавию книги, но и в связи почитания эллинских достижений, ведь дойдя до поворотного момента своего скромного исследования, мы тем самым пришли на распутье греческой мысли. Элеат Парменид даёт философии развилку из трёх путей и следовав кредо своего целостного бытия, нельзя было выбрать что-то одно, охвату подлежали все три маршрута и по каждому из них теперь предстоит пройти и нам.

После эпопей архаичной Греции, мифологичность прониклась философичностью и до элейских учений имела одно русло, но от манифестации бытия, словно дельта Нила, философия растеклась тремя протоками. Для упрощённого обзора, реинкарнируем ранее выведенную схему в такое вот новообразование:

Думаю, пора бы объяснить механизм работы нашей пока лишь трёхдольной структуры, но последующее изложение сможет обоюдно наложиться на все следующие формы. В эпицентре каждой стадии развития располагается ключевая для выделяемых исторических периодов матрица – носитель эволюционирующего бытия. И в ходе этого эволюционизма, каждая из форм развивалась по трём направлениям: по уровням, стадиям и долям.

Схема 2.

Уровнем обозначается форма самой матрицы, т. е. миф [1], бытие [2] и Логос [3]. Стадии и доли обволакивают заполненную матрицу: сверху стадийность [4], снизу дольность [5]. Они зависят друг от друга только по качеству или характеру. К примеру, стадия утверждения апейрона может и соотносима с натурфилософским презумпциями Анаксимандра, но такой же связи нельзя заметить при соотношении явления гном и Единого Ксенофана; такую же ассоциативность уже нельзя усмотреть в связности стоических репертуаров со стадией существования душой[35]. Долям, как и стадиям вернее будет соотноситься по горизонтальным сверкам, нежели вертикальным (апейрон обладает теми же правами, что и душа, т. е. является остовом для двух последующих стадий). Таким образом, доли и стадии разворачивают актуальный уровень бытия и связаны друг с другом преимущественно горизонтально, а не вертикально. Эта же черта сохранится и на всех последующих уровнях, как будет видно из сказанного в будущем.

3-ий уровень бытия. Закат античности

Наступил период акме – расцвета античного духа и он был таков не только от образовавшейся в V в. общественной стабильности, но нарекался золотой эпохой из-за исторического вклада трёх досточтимых, труды которых сравнимы со всем ранее изложенными. Этими персонами были Сократ, Платон и Аристотель; все трое – живое воплощение древнейшего отношения ученик-учитель и по вышеописанной сфере (См. схему 2), примемся ворошить её первый слой – представление о душе, впервые полно приотворённое Платоном (429–347 гг. до н. э.). В диалогах «Тимей», «Филеб» – празднуйте и ликуйте гуманисты! – антропологизм не подскочил, а взлетел, прошиб собою сдерживающие его доселе потолочные своды и устремился ввысь, в космос, в котором расписывалась апология того, почему же философия стала более антропоцентричной. Платон рисовал образ человека с живописной росписи космоса; как Солнце управляло и организовало вселенную[36], так и величественный Демиург – мировой Ум[37] – некогда тоже собрался, да создал самое первое из всех существ – человека[38]. Библия гласит, что мы созданы по образу и подобию Божьему, но мало кому известно, что архаичная версия этой заповеди есть и у Платона, ибо человеческая форма – это истечение формы Вселенной. В начале всего Демиург наделил космос телами (планетами и звёздами)[39], после он предал всему созданному душу, – мировую душу[40], – а затем срастил оба начала[41]. Таким же образом произвёлся и человек: мозг, кости, мышцы – это символические образы мирового устройства[42], где корону правителя надела душа[43]. Переняв эстафету акмеичного подъёма, Платон тоже последовал за модой раздробления общего на частное и после Парменида, никак не мог позволить столь совращающей на раскрепощение цельности бытия оставаться всё такой же нетронутой. Бытие разошлось двумя полюсами: миром материи и миром идей, чувств и мышления[44]. И грубо говоря, если человек до V в. до н. э. жил исключительно материальной жизнью, не будет ли вам теперь интересно пожить в новой атмосфере, вблизи чего-то пока слабо поддающегося осмыслению? Так посудил и Платон, отдав предпочтение идеальному бытию, тем самым выменяв у тела его популярность и отдав всю известность душе.

Другим отправлением примем главную фигуру всех платоновских диалогов – Сократа (470–399 гг. до н. э.) Антропологизм начинал всё громче вопиять, отзываться и чуть ли уже не криком вырывался из сократовских уст. Испивший яду и принявший погибель от собственного же народа, он – Сократ – считал, что единственное отличие между животными и человеком хранится в разумности[45]. Что же до самого человека, то лиши его разума, он не только утратит мудрость, но и всякую человечность; поступки его будут изуверскими, а помыслы – опасными; это будет дикий зверь, усмирить которого никто, кроме него самого не сумеет. Прежде чем прийти в мир, стать заметным творимыми деяниями, – к этому-то как раз призывал Сократ: философствовать для него значило не забиваться в уголок с книжками и пространно теоретизировать, а являть себя социально активной личностью, работающей во благо полиса, – нам предстояло постичь самих себя и обнаружить высший разум – того самого платоновского Демиурга. Как Ум исполнил космос содержательностью[46] и подарил ему мировую душу[47], так и Его микро-версия в человеке одаряет нас связью со всем высшим в добродетелях. Осанны Сократа о добродетелях представлялись не только определениями (общими понятиями справедливости, меры), но и действиями (поступками)[48], пережитым опытом, да и в целом – искусством (умениями), как тем же общим[49]. Сократовский разум можно рассматривать как не развинченное на частности определение[50]; сиречь, Сократ был живым определением (horismos)[51], которое только подводило к сущности, обрисовывало её грани, но не решалось занырнуть на глубину идей, всё старалось держаться практицизма и эмпирических знаний.

35

И хоть часть стоиков придерживалась души, как ведущей ценности, стоицизм больше прославился своими природно-космогоническими идеями, где значимее было природное, обусловливающее пневматическое: «Сходным образом и знаменитейшие из стоиков учат и об экпирозе, и об управлении космоса, и об особенном (конкретном) космосе, и о человеке, и о посмертном сохранении нашей души» (ДК 22 А 53).

36

«Теэтет», 153d.

37

Мировое устройство создал великий Демиург – Высший Разум (Филеб, 30d).

38

Демиург обращается к богам, прося их создать три сущих рода, – растения, животные, люди (Тимей, 41b), – первым из которых вышел человеческий: «Итак, чтобы они [люди] были смертными и Вселенная воистину стала бы Всем, обратитесь в соответствии с вашей природой к образованию живых существ, подражая моей потенции» (41с). «Итак, боги, подражая очертаниям Вселенной, со всех сторон округлой, включили оба божественных круговращения в сферовидное тело, то самое, которое мы ныне именуем головой и которое являет собою божественнейшую нашу часть, владычествующую над остальными частями» (44d).

39

«Тимей» (31b – 34b).

40

«Тимей» (34b – 36d).

41

«Тимей» (36d – 37c).





42

«Тимей» (41а – 47с); (73b).

43

Платон с самого начала, ещё при описании мирового устройства, рассуждает о душе, как наезднице и ком-то старше стоящим, чем тело: «Если мы в этом нашем рассуждении только позднее попытаемся перейти к душе, то это отнюдь не означает, будто и бог построил ее после [тела], – ведь при сопряжении их он не дал бы младшему [началу] главенства над старшим» (Тимей, 34с).

44

«… Считай, что есть двое владык… один – надо всеми родами и областями умопостигаемого, другой, напротив, надо всем зримым» (Государство, VI, 509d).

45

«Нет, существует лишь одна правильная монета – разумение, и лишь в обмен на нее должно все отдавать; лишь в этом случае будут неподдельны и мужество, и рассудительность, и справедливость – одним словом, подлинная добродетель: она сопряжена с разумением, все равно, сопутствуют ли ей удовольствия, страхи и все иное тому подобное или не сопутствуют» (Федон, 69b).

46

Ум есть творящая причина всех вещей (30е), точнее говоря, он «почти одинакового с ней рода» (31а). Эта причина приводит в порядок космическое целое – Солнце, Луну, звезды и весь круговорот Вселенной, а также весь состав живых существ с огнем, водой, воздухом и землей, восходящими тоже к космосу (28е—29е).

47

«В центре космоса, построивший дал место душе, откуда распространил её по всему протяжению и в придачу облек ею тело извне. Так он создал небо» (Тимей, 34b).

48

«С другой стороны, Сократ исследовал нравственные добродетели и первый пытался давать их общие определения (ведь из рассуждавших о природе только Демокрит немного касался этого и некоторым образом дал определения теплого и холодного; а пифагорейцы – раньше его – делали это для немногого, определения чего они сводили к числам, указывая, например, что такое удобный случай, пли справедливость, или супружество. Между тем Сократ с полным основанием искал суть вещи, так как он стремился делать умозаключения, а начало для умозаключения – это суть вещи: ведь тогда еще не было диалектического искусства, чтобы можно было, даже не касаясь сути, рассматривать противоположности, а также познает ли одна и та же наука противоположности; и в самом деле, две вещи можно по справедливости приписывать Сократу – доказательства через наведение и общие определения: и то и другое касается начала знания)» (Метафизика XIII, 4, 1078b 25–30).

49

«Причина этого в том, что опыт есть знание единичного, а искусство – знание общего»

50

«Как мы говорили раньше, повод к этому дал Сократ своими определениями, но он во всяком случае общее не отделил от единичного» (XIII, 9, 1086b 5).

51

«А так как Сократ занимался вопросами нравственности, природу же в целом не исследовал, а в нравственном искал общее и первый обратил свою мысль на определения (horismos)» (I, 6, 987b 5).