Катерина

Стоило выйти на улицу, как в глаза ударил яркий свет. Лужи поблескивали под солнцем, по обочинам расхаживали куры и щипали молодую траву, что вот-вот как проклюнулась. Граф все стоял под козырьком кабака и о чем-то размышлял, а потом встрепенулся и устремился по дороге вдоль крестьянских изб. Пришлось дойти почти до самого края села, там-то и нашел нужную хибару. Сруб почернел от времени, завалинка потрескалась и облупилась, ставни еле держались на ржавых петлях, но стекла в окнах блестели чистотой. Из трубы тянулась слабенькая струйка дыма, видать утренние угли все еще тлели. Блэр подошел к двери и только занес руку, чтобы постучать, как та отворилась. На пороге стояла старая женщина в платке, повязанном на здешний манер, длинном сарафане и телогрейке. Она с минуту стояла, молча, внимательно всматривалась почти невидящими глазами в гостя, после чего седые брови дрогнули и сошлись у переносицы, отчего морщин на лбу поприбавилось:

– Не думала, что явитесь так скоро, – недовольно прошипела старуха.

– Могу войти? – Блэр посмотрел на нее исподлобья.

Она еще колебалась некоторое время, но все-таки сдалась:

– Входите.

Граф вошел в избу, внутри было просто бедно, на полу пара половиков, у двери лавка, на ней ведра с водой и черпак рядом, а дальше кухонька с печью, да светелка небольшая за занавеской.

– Присаживайтесь, ваше Благородие, – пробубнила бабка.

– Давай, Янина сразу о соглашении поговорим, время у меня мало. Внучке твоей восемнадцать есть, насколько мне известно. Я готов буду забрать ее через месяц, на худой конец – два.

Тут старуха злорадно хихикнула и с громким стоном опустилась на лавку:

– Не выйдет, Вашество. Уж не серчайте, да только правила изменились.

– Что? – уставился на нее с искренним удивлением. – Чего ты мелешь?

– Видать не все вы знаете. Уж пятьдесят лет, как ведуньи здешнего края заключили с вами новое соглашенье. Ежели спору хотите, так ищите их и спорьте на здоровье, да толку не будет, токмо обозлите их.

– И каковы новые правила? – на скулах графа тогда желваки заходили ходуном, глаза потемнели.

– Теперича от юной знахарки должно быть согласие, без оного не пойдет за вами.

– Могу я повидаться с Лесей твоей?

– Я ей скажу, что вы захаживали.

– Хорошо, я вернусь через три дня за ответом.

На его слова бабка нехотя кивнула.

– Провожать не надо, – процедил мужчина и вышел из избы.

– Катись, катись, – зашептала Янина, стоило ему закрыть за собой дверь. – Дьявол проклятый.

А через час вернулась Леся, черноволосая красавица с темно-синими очами, стройная точно лань. Занесла в кухню огромную корзину, заполненную доверху мхом и молодыми травами.

– Садись, Леся, – старуха так и сидела на лавке, вид у нее был встревоженный.

Когда внучка устроилась подле, бабка стянула с себя платок, освободила толстую седую косу.

– Никак приключилось что? – девушка затаилась.

– Приключилось. Приходил ко мне граф ентот. Я о нем тебе говаривала не раз. Поведала ему о новом соглашении. Взбесился, бес, и сказал, явится снова через три дня за твоим решеньем.

– Так, богат ведь. Глядишь, зажили бы по-барски.

– Даже думать забудь, дура малолетняя, – взбеленилась Янина, – али не помнишь, что приключилось с такими же бестолковками? Они тоже богатствами соблазнились. На кой им деньги, коль лежат теперь в сырой земле, червей кормят?

– А ежели этот другой?

– Этот даже похлеще остальных будет, губы-то не раскатывай. А я тебя растила для другой жизни, будешь как все. Оттого и перебрались мы из лесу в село, оттого и сокрылась я от прочих ведуний, побранилась с сестрами. И токмо, чтобы ты горя не знала. Твою мать не уберегла, хоть тебя схороню от нехристей этих.

– Ты не ругайся, бабушка. Поняла я.

– То-то же. Придет через три дня, откажешь ему. Пущай новую игрушку ищет. Амулет на тебе? – глянула на ее шею с прищуром.

– На мне, – достала из-под рубахи камень синий в медной оправе.

– С сего дня не снимай его. Пусть всегда висит на шее, только так и спасешься.

Блэр же возвращался в город, будучи не в духе. Как только сел в бричку, сразу отвернулся к окну и боле словом с губернатором не обмолвился, а тот не стал лезть с расспросами.

Глава 2

– Катенька? На базар пойдешь с нами? – жена помещика Киртанова Лидия Васильевна подошла к девушке, поправила чепец на ее голове. – День какой погожий. Прогулялась бы, а то все дома сидишь, вон уж и синяки под глазами повылезали.

– Не хочется, Лидия Васильевна. Я лучше делами займусь, чистоту наведу.

– Ну, как пожелаешь, – покачала головой женщина, сердце сжималось каждый раз.

С той жуткой ночи прошло уж полгода, а девушка так и не оправилась. Ходила по избе аки тень, ела мало, исхудала. От рождения кожа у нее отличалась белизной, а сейчас все венки проступили. И каждую ночь Катя видела во сне свою семью, то здоровыми и счастливыми, то мертвыми растерзанными и тогда просыпалась со слезами на глазах, а после рыдала по часу в подушку.

Жила по-прежнему у соседа Киртанова, временно он взял заботы о хозяйстве Аксенова на себя. Они все надеялись, что найдется родня у Кати.

Девушка тем временем отправилась во двор, кур согнать, вдруг заметила, почтальон идет в сторону ее отчего дома. Катя, затаив дыхание, вышла на улицу. Почтальон и, правда, остановился у их ворот, опустил письмо в жестяной короб, что висел на калитке. Аксенова тут же сорвалась с места, добежала до дома, а как коснулась дощатого забора рукой, сердце заболело с новой силой, по щекам слезы покатились. Но совладавши с чувствами, достала-таки письмо. Грамоте ее обучала матушка, посему читать и писать Катя умела. Она раскрыла письмо, прислонилась спиной к воротам и зачитала, тогда на губах дрогнула неуверенная улыбка.

По возвращении Лидия Васильевна нашла Катерину за столом, та снова и снова перечитывала письмо.

– Неужто? – женщина жестом отправила кухарку с корзиной продуктов на кухню, сама же подошла к столу.

– Гляньте, Лидия Васильевна. Есть у меня родственник, – и девушка вскочила с лавки, начала прыгать от радости, – есть! – выкрикивала и плакала, – есть!

– Голубушка, – схватила ее за руки и уже обе кружились. – Счастье-то какое! Вот Семен Владимирович обрадуется. Давай, сейчас чайку выпьем, баранками свежими заедим. Ох, такая новость, такая новость, – радовалась женщина.

В письме том значилось, что имеется у Катерины Аксеновой дядька по отцовской линии Мокий Филиппович, к тому же осведомлен о племяннице и, узнав о печальных событиях, намеревается немедленно выехать из Санкт-Петербурга.

Так уж случилось, что в семье Киртановых детей не было, потому жена Семена Владимировича приняла Катю как родную. Полгода выдались тяжелые, все ж девушка находилась в растрепанных чувствах, однако забота о ней наполнила будни жены помещика новым смыслом. В глубине души она надеялась, хоть и ругала себя за такие мысли, что родственников у Катерины так и не найдется. Но дядька нашелся, эта новость лучиками надежды заиграла в глазах девушки, все ж родная кровь, а с Катей испытала радость и Лидия Васильевна.

Все они ждали скорого прибытия Мокия Филипповича, Киртанов тем временем разрывался на два двора, осень как-никак, время хлопотное, сбор урожая, молотьба.

Одним солнечным сухим деньком Лидия Васильевна собралась снова на базар, на этот раз и Катерина согласилась пройтись с ними. Шли они дружной компанией, кухарка все рассказывала за жизнь веселую с мужем, мол, одолел ирод треклятый, каженный день в кабаке штаны просиживает, тогда, как другие работают без устали, зима ведь на носу, а сейчас самое время готовить припасы. Мимо них, скрипя и кряхтя, ползли телеги, доверху заваленные мешками с мукой. Другие ткани везли. Собаки сельские все под копыта лошадям бросались, а мужики их плетками отгоняли и бранились на чем свет стоит.

На базаре люду собралось тьма тьмущая, все село вышло на прогулку, да еще народ из соседних сел и городов понаехал. Торговки орали одна громче другой, наперебой предлагали товары, кто ливерную колбасу в нос совал, кто платками старался увешать, молодые удальцы разгуливали с лотками в руках, пирогами да квасом торговали.