Страница 18 из 142
— Увидь ты эту груду металла, разве б поверила, что я цел?
Папа был прав. Я минут пять стояла с открытым ртом, когда спустя пару недель папа, после долгого упорного нытья, взял меня с собой в гараж показать, что осталось от нашей королевской Волги. Ничего, кроме зада.
Мама возненавидела Вячеслава Юрьевича, а ведь это только благодаря его мастерскому вождению у нас все еще был папа. Виноват в лобовом был именно он, а второй участник ДТП заведомо шел на смерть, чтобы спасти дурака, забывшего про безопасность езды на мокрой дороге. Выжить у Славы, говорили гаишники, шансов было ноль. А сам Слава говорил, что все четко рассчитал. Кому верить, фиг поймёшь, но в ноги поклониться господину Березову стоило. Но мать даже в больницу не ходила, только зубами скрежетала — как эти двое оказались в одной палате. Ну как? А просто… Договорились! С персоналом…
Еду папе носила я. И заодно дяде Славе. Втихаря от мамы, но с согласия бабушки, которая все и готовила, пока мама занималась бухгалтерскими и не только делами в офисе в отсутствие мужа. Из больницы они вышли друзьями и партнерами по бизнесу. А виноват дождь… Но на дождь мама почему-то не злилась.
Мы с дядей Славой тоже подружились. Даже слишком. Ну это уже по мнению мамы. А меня в тринадцать лет интересовал только его пистолет. С ним дядя Слава не расставался, наверное, даже во сне. Несмотря на холодность матери, мы заменили Вячеславу Юрьевичу семью. За пару месяцев до аварии, его мать, владелицу пары продуктовых магазинчиков, убили. Кое-как сохранив в этих разборках энную денежную сумму, он принес ее отцу, который держал точки на вещевых рынках, вместе со своей неуемной энергией. И пистолетом.
Теперь я тайно ждала восемнадцатилетия не только для того, чтобы получить права, но и разрешение на ношение оружия. Пока же я держала его в руках, только упираясь спиной в грудь дяди Славы и слыша его дыхание у самого уха. Пока мне не исполнилось четырнадцать и я не получила от него на день рождения неожиданный и совсем не девчачий подарок — пневматическое ружье. Мама смотрела на все это молча, но подняла крик, как только я оставила на железной входной двери парочку вмятин от пуль. Пришлось ждать лета, когда я смогла под чутким руководством дяди Славы расстреливать жестяные банки от пива «Балтика».
Мы выстраивали их в ряд в поле. Дядя Слава держал на поводке нашего колли, а я стреляла. Господи, как же я ждала в то лето выходных. Даже больше, чем прежде, когда родители привозили растаявшее мороженое в стеклянной восемьсот граммовой банке. Теперь мороженое можно было купить в сельмаге, но одну с ружьём бабушка меня не отпускала, и я берегла его, как зеницу ока, спрятав под кроватью.
Когда дядя Слава иногда сюрпризом приезжал среди недели, я прыгала до потолка. Иногда повиснув на его шее. О чем я тогда думала? О пустых пивных банках! О чем думала моя мать, я тогда не понимала. Еще, конечно, я думала о пистолете. Мне нравилось залезать в кобуру, спрятанную под синей адидасовской курткой дяди Славы, и чувствовать в руке тяжесть оружия.
— Яна, у тебя никогда не будет пистолета, — сказал мне как-то его хозяин.
Я сделала большие глаза и даже не произнесла — почему?
— Пока ты его вынешь, тебя уже убьют.
Теперь я спросила, почему? Дядя Слава улыбнулся:
— А потому, — и щелкнул меня по носу. — Если ты достала пистолет, ты должна выстрелить. И выстрелить первой. Иначе убьют тебя. А ты не сможешь выстрелить в человека.
— А ты сможешь?
Он на секунду замолчал и помрачнел. Потом ответил. Сухо.
— Теперь смогу.
И откашлялся. Мне было четырнадцать. Я была дурой. Я не понимала, что в эту минуту он думал о матери, убитой по его вине. Она пала жертвой его борьбы с «крышей». Жертвой его нежелания платить больше. Женщина, которая дала ему жизнь. Женщина, которая номинально значилась владелицей его фирмы. Потом я стала умнее. И мы ни разу больше не подняли эту тему. Обсуждение смерти свекрови, которой я не знала, было в нашей семье под негласным запретом.
— А что тогда делать? Носить баллончик?
Я его носила. В школу и со школы. Но использовала его лишь однажды. Против дяди Славы. По его требованию. В качестве тренировки. И закончилось все плачевно. Я прыснула слезоточивый газ против ветра, и все пропало на меня. Полчаса, а то и больше, я ничего не видела. И со мной можно было делать, что угодно. Даже макать башкой в канаву с пиявками. Что дядя Слава и делал.
— Яна, какая же ты непутевая!
— Ну что мне делать…
В моем плаче даже вопросительной интонации не было. Я не ждала никакого ответа. Хотя и получила тот же, что и от родителей: сидеть вечерами дома и не ходить никуда одной. Да, и «Шестьсот секунд» с Невзоровым и даже с Сорокиной не смотреть! Криминальные новости мы все равно узнавали друг от друга в школе.
И все же один путевый совет мне дядя Слава дал — вернее, показал. Несколько приемов самообороны. Все там же. На нашем поле аля стрельбище. И теперь помимо стрельбы у нас был рукопашный бой.
— Ты знаешь, чем твоя дочь занимается? — напустилась на отца мать, когда однажды без предупреждения явилась к нам на поле, потому что от нас, по недосмотру, убежала собака.
Ну чем мы там занимались? Вылезая из-под дяди Славы, я думала только о зудящей вывернутой руке. А о чем подумала мама…
Дяде Славе пришлось уехать до ужина, и на даче он больше не появлялся. Как и у нас дома. Со мной никакой беседы не провели. С ним, видимо, да. Черт бы побрал родителей и расхожую фразу девяностых «тому, кто носит Адидас, тому любая баба даст»…