Страница 19 из 142
Ружье у меня забрали. Как и дядю Славу. А без дяди Славы оно мне было не нужно. Но я на Алле продолжала тренировать его приёмы и та увешивала запястья сплетенными мною фенечками, чтобы скрыть синяки. Но применять эти приемы было не на ком. Я сидела дома. И вечерами, и в выходные. Учила английский. И читала книги. Из серии «Шарм». В перерывах между Достоевским и Толстым. Подсовывала их мне Алла и еще пыталась обсуждать их содержание. Но я лишь пожимала плечами, а черт его знает, как оно там на самом деле… И вообще мне это неинтересно. В шестнадцать я совсем не выглядела девушкой. И виновата была в том мама. Потому что выгнала дядю Славу. А именно он схватил меня за руку еще до пневматического ружья.
— Яна, ну что это такое?
А я даже не поняла, в чем вопрос. А речь шла о моем облупившемся лаке. Или о маникюре двухнедельной давности.
— Яна, понимаешь, девушка должна быть аккуратной. В этом ее красота. Либо ты красишь ногти постоянно, либо подстригаешь их под корень и моешь руки с мылом.
Ну да, у меня еще и грязь под ногтями была… Отец же ни разу не сказал ничего о том, что нравится или не нравится мужчинам в женщине. Он даже, кажется, не заметил, что я выросла, и в помойном ведре добавилось прокладок «Белла». Он был занят растущим бизнесом. Растущим, благодаря стараниям Вячеслава Юрьевича, который больше на меня не отвлекался. Когда он видел меня в последний раз? А… когда я заехала в офис, потому что у меня в троллейбусе вытащили кошелек, и не было денег даже на метро.
— Яна, что это за видон? Или прикид, так у вас же там говорят?
Я стояла как памятник. Не двигаясь. Нет, я и раньше, конечно, видела Вячеслава Юрьевича в деловом костюме, а не только на даче в спортивном, но сейчас он был каким-то совершенно другим. Чужим. И у меня язык бы не повернулся назвать его дядей Славой. Постарел? Нет, скорее вырос. Не только финансово, а из спортивных костюмов, валяния со мной на траве и… Купания в грязной луже с моей колли. Он столько раз звал меня нырнуть с ним вместе, но меня пугали пиявки. Он, вылезая на деревянные мостки, постоянно снимал с ноги парочку присосавшихся. Ничего другое меня не останавливало. По участку я без проблем ходила в купальнике, когда они с отцом, развалившись в шезлонгах, потягивали пивко.
Когда это было? Давно. Два года назад. Теперь мне шестнадцать. На мне уже лифчик не просто так, потому что это часть купальника, а потому что мне теперь есть что положить в его чашечки. И что сейчас не скрыть: грудь от частого дыхания ходила ходуном под рубашкой, которую бывший дядя Слава критиковал с пеной у рта.
— Ты городским пугалом работаешь?
На мне всего-то была клетчатая рубашка навыпуск. С кнопками. Из тёплой шерстяной ткани. Потому что холодно. Кепка аля берет-художника, из черного бархата, потому что так модно. И ботинки, которые папа называет никак иначе, как говнодавами. Ну и вельветовые брюки. Они приличные. И сумка. Из джинсы, самодельная. Это Алла подбила сшить. Она из-за невозможности купить, а я — за компанию. Я с ней все делала за компанию. Даже на курсы парикмахеров пошла. Зачем? Об этом даже сама Алла не знала.
— Это модно, — выдала я тихо, глядя ему прямо в глаза.
Он покачал головой, явно собираясь продолжить воспитательную речь, но я не дала ему такой возможности. Пусть это в его кабинете и за закрытыми дверями. Пусть папы нет, а мама давно не работает, потому что сидит с бабушкой, и никто меня здесь не знает, но этот дядька посторонний и не имеет никакого права указывать мне, что делать!
— Дайте мне на метро, пожалуйста, и я пойду.
Но он меня не слышал.
— Это не модно, Яна. Это ужас. Встреть я тебя на улицы и даже узнай, что сделать, по чесноку, довольно сложно, тут же перешёл бы на другую сторону, чтобы никто не догадался, что мы знакомы…
Остапа понесло… Какое счастье, что отец со мной никогда не был красноречив. Я повторила свою просьбу. Но вместо денег услышала новое требование — дать ему сумку.
— А где разрезано-то? — вертел он ее в руках, позвякивая содержимым: ключами да помадой.
Больше там ничего и не было. Одно отделение — особо не разбежишься! Два сшить было для нас с Аллой проблематично. Разрез? Так это же кожаные сумки режут, а тут… Сунул руку сбоку и бери что хочешь. Да, именно так. Нам бы с Аллой головой подумать, что шьем…
— Он через верх пролез. Там же молнии нет. Я сама сумку сшила, — вставила я зачем-то, когда Вячеслав Юрьевич тоже зачем-то сунул руку в сумку и с трудом вытащил…
Ну да… Книжку-малышку из серии «Шарм» с полуодетой мадам и полураздетым месье на обложке. Я могла только чудом не вспыхнуть, а чуда со мной обычно не случалось. Ну что? Соврать? Еще до вопроса… Если он будет. Сказать, что не мое? Ну, ё-мое… Мне нужны деньги на проезд, а не нотации!
— Яна…
Я точно пылала.
— Такое читают пятидесятилетние бабы. Это для них написано. Не для тебя.
Мне надо было повторить просьбу дать мне денег. Но я онемела, когда Вячеслав Юрьевич бросил книжку в корзину для мусора.
— Пошли, я тебя домой отвезу.
Что? Он типа не услышал просьбы о деньгах или типа услышал, но проигнорировал… Даже схватил меня за запястье, когда я и на сантиметр не продвинулась к двери. Но я вырвалась — легко выкрутив руку. И теперь остолбенел он. Хотелось выплюнуть ему в лицо, что у меня был хороший учитель. Но он это и сам прекрасно знал, поэтому схватился за другую руку.