Второгодник

— Нонна Николаевна, вы просто чудо, зрите в корень. Здесь есть противоречие, которое отравляет мне всю нынешнюю жизнь. Если я чувствую себя шестидесятилетним стариком, а сейчас мне семь, то должен происходить из времен более поздних на пятьдесят три года. Но дело в том, что Будущего я не помню, такое чувство, что для меня этих пятидесяти трех лет не было. Не знаю, что будет завтра, через год, через десять. Со мной есть какие-то знания, но нет событий. Ничего конкретного.

Эх, не могу подрабатывать предсказателем, и все тут, а так деньги нужны! — мое тельце изволило начать озорничать, и ничего с этим не поделать. Молодость, скорее даже детство так и выпирало из всех щелей, и мой старый рациональный ум за ним явно не поспевал, да, если честно, и не хотел. Это же такой кайф: чувствовать себя ребенком, переполненным силами и энергией, желаниями и страстями.

Какому старику придет в голову взять и начать скакать, как коза, а жук в спичечной коробке — это так интересно. Несколько дней назад читал, скорее вспоминал, учебник истории за шестой класс "Средние века" — давно не получал от чтения такого удовольствия: Карл Великий, Кортес, Кромвель!!! Сколько таинственного и волнующего! Жалко, что этой книжки хватило только на полчаса. Детские эмоции позволяют не читать, а погружаться в книгу. Очень необычно и волнующе.

— Игорь, ты меня совершенно запутал. Так ты из будущего или нет?

— Во-первых, не знаю; во-вторых, не я, а что-то внутри меня, может быть, как-то связано с будущим; в-третьих, ничего не помню из будущего, просто есть какие-то знания, но их источник в нашем с вами прошлом, а не в будущем; и в-четвертых, будущего нет и быть не может, в том смысле, что оно не определено. Даже если какая-то часть меня прилетела из моего же будущего и поселилась у меня в голове, то это вовсе не означает, что жизнь повторится. Меня ждет абсолютно неизведанное будущее, что и прекрасно! Кстати, вы никого не ждете? Сюда кто-то идет.

Нонна Николаевна по-бабьи всполошилась и, выбегая из-за стола, бросила:

— Это Сергей, я хотела бы вас познакомить.

В дверь постучали.

— Да-да! — крикнула Нонна Николаевна.

В кабинет вошли мужчина и потрясающе красивая женщина.

— Здравствуй, Нонночка! Я так соскучился! Мы решили приехать вдвоем. Не выгонишь? — бодро отрапортовал мужчина, пожимая Нонне Николаевне руку, при этом его глаза говорили что-то другое, а лицо и вовсе было виноватым. Тут пол-литра нужна, ну та, которая помогает разруливать сложные психологические ситуации.

Когда все, вдоволь поизображав растерянность, расселись за столом, а Нонна Николаевна, не спрашивая, налила всем чаю, то показала свой нарождающийся ранний склероз, воскликнув:

— Я забыла вас познакомить! Это Игорь — главный возмутитель спокойствия в нашей школе, а это Сергей Иванович — глава Василеостровского РОНО, его жена — Лариса Сергеевна.

Покивав и ритуально поулыбавшись друг другу, мы принялись молча пить чай.

"Ну и публика!" — малахольные они какие-то, тормознутые, раньше про таких говорили — как пыльным мешком пристукнутые — десять минут тихо пьем чай, стреляем глазами и… молчим. Пора брать инициативу в свои руки, тем более что Сергей Иванович- очень перспективный товарищ.

— Сергей Иванович, — говорю я загадочным полушёпотом, — скажите мне с чувством: "Ну-с… голубчик!"

— Ну-с, голубчик!

— Точно — профессор, да еще и старорежимный! — воскликнул я, удовлетворенно демонстрируя в улыбке все свои зубы.

Все улыбнулись, от чего явственно послышался выпускаемый из повисшего напряжения воздух.

— Ну-с, голубчик, с чего начнем наше знакомство? — решил подыграть мне Сергей Иванович.

— Ох, не доведет вас до добра панибратство с подчиненными! Вам пересказать семь лет моей непорочной жизни? Только последние пять помню не очень отчетливо, а первые два так и вовсе… — я безнадежно махнул рукой.

Все опять заулыбались, но забирать инициативу из рук Сергей Ивановича никто не торопился. Нонна Николаевна начала ерзать на стуле. Ей, наверное, очень хотелось поразить за мой счет воображение ее Сереженьки. Еще чуть-чуть и она начнет подсказывать. Школьница — что с нее взять!

А Сергей Иванович тем временем уже настолько впечатлился, что не знал, что сказать. Такое с ним бывало нечасто.

— Где-то перед Новым годом мы с мамой вернемся в Ленинград и я поступлю в одну из василеостровских школ. Скорее всего в 15-тую, она рядом с домом. Вы автоматически станете моим начальником… А, собственно, о чем бы вы хотели со мной поговорить?

— Да я как-то не представляю, о чем можно побеседовать с семилетним мальчиком… А о чем можно поговорить? — вывернулся Сергей Иванович. Похоже, начал восстанавливать равновесие, появились проблески мысли.

— Можно — об истории, особенно, об истории Руси, от Ивана Калиты до Павла I включительно. Можем поговорить об экономике или политической экономии, можем и о социальной психологии. Ну, наконец, можем поговорить о педагогике, вы ведь занимаетесь этой наукой?

— Да, занимаюсь. В прошлом году защитил кандидатскую. Ну, давайте, поговорим о педагогике.

— Да уж, легких путей в жизни вы точно не ищите! Ладно, сами напросились! Итак, дамы и господа! — немного шутливо и торжественно начал я. — Ой, простите, в зале, кроме участников дискуссии, только дамы. Итак, Дамы, объявляю тему!! Па-ба-ба-баа! "Перспективы реформы средней школы в СССР, которая активно обсуждается педагогической общественностью и подготавливается в недрах Министерства Образования". Товарищ коллега, отводы, дополнения к теме есть? Нет! Принимается!

В качестве инициатора темы задам главный тезис дискуссии: Реформа обречена на провал, кто бы за нее ни взялся и что бы со школой ни делали! Как я понимаю, Сергей Иванович будет отстаивать противоположную точку зрения. Так ведь?

Сергей Иванович молча кивнул головой, соображая, в какую авантюру он вляпался, и понимая, что не откажется поспорить, потому что было чертовски интересно.

— Тогда у вас есть пятнадцать минут, чтобы задать свои вопросы оппоненту для прояснения его позиции. Затем вам придется обосновать, почему нарождающуюся реформу ждет успех. Ремарка в сторону: успехов в школьных реформах кот наплакал. Неудачи постигли и сталинскую (позднюю) реформу, и хрущевскую.

Обе дамы, приоткрыв рты, уставились на Сергея Ивановича. Похоже, что действо захватило даже Ларису Сергеевну, которая до сих пор таинственно улыбалась и смотрела в окно.

Сергей Иванович не спеша выходил из "комы". Вопрос был поставлен настолько чудовищно нелепо, настолько несуразно, что он не знал, что вообще тут можно спрашивать.

— Чушь какая-то, нелепица какая-то, такого просто не может быть! Почему…, почему вы так думаете?

— Да не волнуйтесь вы так-то! Ну, скажите, с кем еще вы смогли бы поговорить откровенно на такие темы? А со мной можно! Ну, кто я такой? Глупый пацан, который не ведает, что говорит! А между тем, вопрос отнюдь не праздный, особенно для вас, чиновника. Ведь вам же эту реформу и проводить, козлов отпущения в случае неудачи будут искать на вашем уровне управления. Вывод могу подсказать заранее: задумка была великолепна, но исполнение подкачало, особенно на среднем уровне. Партия, как могла, боролась, но преодолеть инерцию мышления и самоуспокоенность не смогла.

— Да, ты понимаешь, что говоришь? Мальчишка!!! Немедленно замолчи!

— Да, а что? Я, пожалуйста, — лицом изобразил испуг, — только в вас сейчас говорит и не ученый, и не руководитель, а так, базарный агитатор, у которого главный аргумент выражается емким словом: МОЛЧАТЬ!

Сергей Иванович залпом выпил остывший чай и, немного помолчав, выпуская пар, пробурчал:

— Ты прав, извини. Так все же, почему?

— Ну, во-первых, а почему бы нет! Все реформы, которые в прошлом затевало Министерство просвещения, которое тогда называлось Наркомпрос, неизменно заканчивались неудачами. Так почему вы думаете, что в четвертый раз у них все получится? Что-то принципиально изменилось? Кстати, а не напомните мне, с кем всю свою педагогическую жизнь боролся А.С. Макаренко? Тогда я напомню — с Народным комиссариатом просвещения, который возглавлял сначала Луначарский, а потом Крупская. Благодаря "Педагогической поэме", слово Наркомпрос стало нарицательным. Сильный аргумент?