Страница 110 из 115
- Обещаете?..
- Обещаю.
- Ну, хорошо, - согласился профессор. – Тогда, я попробую убедить коллег, немного подождать. Но, и вы, в свою очередь, тоже, не затягивайте с вашими делами.
- Договорились, - убедительно ответил Людвиг. – Как только здесь всё улажу, я тут же вам позвоню. А сейчас, прошу меня извинить. Вынужден спешить. Дела…
- Хорошо, мой друг, не смею больше вас задерживать, – с пониманием в голосе сказал Андрей Андреевич. – Надеюсь в скором времени с вами увидеться.
- Всенепременно, - пообещал ему барон, выходя из апартаментов и запирая дверь массивным ключом. – Можете в этом не сомневаться, дорогой профессор. Теперь вам так просто от меня отделаться. Даже если вы передумаете, я всё равно приеду. Если, что — это была шутка… А пока, до свидания и до встречи.
Едва касаясь ступеней, он с несвойственной для его возраста лёгкостью, сбежал по ступеням вниз и зашагал пружинистым шагом по каменной галерее, выводящей его на монастырский двор. Звук его мерных шагов отражался от мраморных плит многократным эхом, и заполнял собой своды безлюдного коридора, тревожа раскормленных местной прислугой сизых голубей, облюбовавших стоящие на постаментах статуи. Миновав галерею, барон отсалютовал, охранявшим её привратникам в рыцарских доспехах и вышел на вымощенный булыжниками монастырский двор. Во дворе было тихо. Если не считать журчания воды, изливающейся восемью ленивыми струйками из небольшого круглого фонтана, с обитавшими в нём пятнистыми карпами кои. Символизирующими мудрость, достаток и долголетие. Обогнув фонтан и не удостоив снующих в нём рыб вниманием, с чувством узника, следующего на эшафот, барон направился к собору Магистрата.
Часы на башне монастырской ратуши огласили двор колокольным звоном и пробили полдень. В то же время, минута в минуту, барон вошёл в приёмную Магистрата, на назначенную ему аудиенцию. В глубине просторного помещения пахло свежим осенним воздухом, старинными книгами, полированным деревом и пчелиным воском. В правом углу, под многоярусными стеллажами с толстыми гроссбухами и многочисленными справочниками и каталогами, стоял массивный дубовый письменный стол. За которым сидел секретарь, сухопарый седой старикан, с морщинистой кожей оливкового цвета и со скоростью машинистки печатал какой-то документ. На его сосредоточенное лицо от монитора падало бледное сияние, отражаясь на глянцевых залысинах и выпуклых надбровных дугах.
- Барон Людвиг Фон Эффенбах… - произнёс он громким скрипучим голосом, не переставая печатать, и не отрывая взгляда от монитора.
При этом, титул и полное имя барона, были произнесены таким странным манером, что тот не смог распознать, как это было сказано, с утвердительной или с вопросительной интонацией…
- Да. это, я, - соблюдая правила орденского этикета, барон вытянулся по струнке и отвесил секретарю короткий поклон.
- Вас уже ждут, - безучастно и сухо произнёс секретарь. – Если при вас есть оружие, можете сдать мне его на хранение, и входите…
Безусловно, у Людвига при себе не было никакого оружия. И зачем оно? Ведь на дворе двадцать первый век. И он и секретарь об этом прекрасно знали. Но ничего не поделаешь, таковыми были вековые традиции Великого Ордена. Поскольку Людвиг был рыцарем (а где вы видели в средние века рыцаря без меча), то с тех пор так и повелось, отдавать мечи и стилеты на хранение секретарю, перед тем как предстать перед Верховным Советом Магистрата.
Ничего не оставив старику, барон уверено направился к высоким двустворчатым дверям, ведущим в зал заседания. Приоткрыл одну створку, настроился на неприятный разговор и переступил порог.
Внутри было тихо. Никто из присутствующих заседателей не издал ни звука. Людвиг стоял в полумраке между двух полированных колон, у входа в просторный кабинет, отделанный резными панелями дорогого красного дерева, и терпеливо ждал, когда на него обратят внимание. Несмотря на свой возраст и благородный титул, он чувствовал себя пешкой в чужой игре, которой указывают куда идти, но намеренно не разъясняют правил. А если гроссмейстеру понадобится провести хитроумную комбинацию, для подавления сил противника и достижения блистательной победы, то такой маловажной фигурой, можно будет и пожертвовать. Не велика потеря. Ведь пешки для того и нужны, чтобы, игроки могли пускать их в расход, вместо более ценных и значимых фигур, и распоряжаться их жизнями по своему усмотрению. Презираемый теми, чьих лиц он сейчас не видел, барон ощутил себя подавленным и униженным, и чтобы не поддаваться на их психическое воздействие, он сжал кулаки и сосредоточился на дыхании. «Ничего, господа заседатели. Может быть, я для вас и пешка. Но не сильно-то зазнавайтесь, - подумал Людвиг. - У пешки, тоже могут быть свои принципы и амбиции. Иная пешка, доходит до последней горизонтали противника и становится ферзём. Так, что не следует сбрасывать меня с шахматной доски. Игра ещё не закончена».
Он с уверенностью посмотрел на стоявший по середине длинный стол, за которым по обе стороны сидели двенадцать членов Верховного Совета. Во главе стола на чёрном троне восседал Владыка Ордена, его Святейшество Верховный Магистр. По традиции все заседающие были в чёрных балахонах с надвинутыми на лица глубокими капюшонами. Распознать, кто из них, кто и определить принадлежность к должностям и титулам, можно было лишь по массивным золотым цепям, надетым поверх плащей. Звенья которых, были выполнены в форме набора соответствующих геральдических символов, указывающих членам Ордена, за какой из видов деятельности они отвечают.
В помещении зала заседаний было ещё темнее чем в приёмной. За задёрнутыми наглухо портьерами не проникало ни единого лучика дневного света. Кабинет освещался лишь жёлтыми восковыми свечами в золочёных массивных канделябрах. В мрачном зале царила гнетущая атмосфера мистической таинственности и безграничной, довлеющей над всеми власти Верховного Магистра.
Как Людвиг не старался, отгородиться от сканирующих его взглядов барьером магической защиты, он всеми фибрами ощутил, что Владыка, несмотря на его ухищрения, видит его насквозь. После этого, он осознал всю бессмысленность заготовленной им речи. То, что Людвиг намеревался утаить или выдать за чистую монету, перед всевидящим оком Магистра становилось прозрачной неприкрытой ложью. И тогда барон понял, что ему не стоит даже пытаться валить вину за провал, на сложившиеся обстоятельства и перекладывать ответственность на чужие плечи. Раз он виновен, то должен смириться, покаяться и признать за собой вину. Зато, останется незапятнанной честь и доброе имя.