Страница 12 из 108
Но тот глянул на него с высокомерным пренебрежением и отказался от помощи, буркнув с опозданием на немецком языке благодарность.
— Как знаете, как знаете… Я же от чистого сердца. Можно сказать, с чувством глубокой вины за случившееся. Нельзя мне было вчера отлучаться от князя и пускать на самотёк оленью кровушку. Не следовало. Следовало после второй забрать у князя графинчик. Извиняйте нерадивого слугу.
— Прошу вас, Теодор, — отчеканил хрипло граф. — Я теперь знаю, кто вы будете. Вернее, кем были при жизни…
— Оттого руки не подаёте? — рассмеялся тихо княжеский секретарь. — Так вы же в перчатках, не запачкаетесь… Да и кровь на моих руках, — он потряс пальцами, — давно высохла.
Граф вскинул голову и стал на целую голову выше Федора Алексеевича.
— Не к лицу в вашем возрасте и положении паясничать. Некоторые живые привычки разумно оставлять за чертой смерти.
— Да я ж в шуты и не лезу, — со вчерашней наглой ухмылочкой ответил секретарь князя Мирослава. — Я ж только сетуют, что совсем сноровку кравчего с этими писульками растерял… А ведь мог графинчик для вашего здоровья вечор к рукам прибрать… Тогда б не пересчитывали вы ступеньки больной головушкой.
— Ну и как бы вы это сделали, милейший Федор Алексеевич, позвольте поинтересоваться? — усмехнулся домовой, не пойми откуда взявшийся на лестнице и сейчас вылезший из-под тяжёлого плаща гостя. — Вот, что сделал бы после княже, мне ведомо, а первое невдомек…
— Совсем меня не любишь, да? — усмехнулся княжеской секретарь гаденько, грозя домовому пальцем.
— Да что ты, что ты, упырь проклятый, да я ж тебя больше жизни люблю! За отца родного, чай, почитаю… — все так же, присвистывая между словами, шипел из-за черного плаща Бабайка.
Граф стоял, опершись одной рукой о стену, другой держась за перила, и боялся лишний раз пошевелиться. Перед глазами уже не плыло, но он сомневался, что это просветление надолго. И верно — он вдруг отчётливо, просто оглушительный, услышал визг княжны, а потом топот пары ног, и девичья лёгкая походка, точно молотом, ударила его по голове.
Насторожился не только граф. У Раду зашевелились уши, а княжеский секретарь резко шагнул к лестнице второго этажа. Из распахнувшейся двери вприпрыжку слетел высокий грузный человек в длинном белом переднике и с бородой-лопатой. Одной рукой он старался удержать на голове картуз с блестящим козырьком, а другой нес огромную птичью клетку. Его настигала княжна. Тянулась к нему руками, чтобы ухватить за жилет и, когда Федор Алексеевич преградил им дорогу, ей удалось рвануть на себя жилет, и медные пуговицы с него полетели во все стороны и заскакали мимо графа вниз по лестнице.
— Помилуйте, барышня! Все, все же сделал, как было велено-с! Да хоть вон его спросите! — тряс дворник птичьей клеткой в сторону домового, который бочком-бочком начал спускаться вниз.
— Отнес по адресу. А как стемнело, господа-с назад принесли. Говорят, птичка кушать просит… Федор Алексеевич, родненький, ну хоть вы-то мне верите…
— Верю, — сказал княжеский секретарь и выхватил из рук дворника клетку. — Кто-то разыграть нас решил. Это ж простой голубь в клетке… Зажарь-ка его, милый, — сказал и протянул клетку обратно дворнику. — И вон, гостю нашему скорми, а то они-с голодные… — улыбнулся Федор Алексеевич прижавшемуся к двери, ведущей в нижние покои, Раду.
— Да как же так?! — бросилась между ним и клеткой растрепанная княжна. — Да не могут они вот так…
— Они все могут, что им прикажут. Ну полно, ладушка. Разыграть тебя Сашенька вздумал, а ты, рыба моя, попалась, прямо как курсистка-дурочка…
Федор Алексеевич вдруг отступил от княжны и окинул с ног до головы строгим взглядом.
— Поглядите-ка на нашу Светлану Мирославовну… По дому шастать при гостях неприбранной, видимо, у матери научилась… — И тут же к дворнику повернулся. — Давай Вань, зажарь скорей этого голубка для нашего гостя. Верно говорю, лада моя?
Княжна прижала к груди руки и затравленно взглянула сначала на притихшего оборотня, а затем и на графа.
— Пустим лучше птицу на волю. Где ж это видано, чтобы волки голубей ели…
— Выпустите птицу, княжна, чтобы приняла она свое истинное обличье, — прохрипел граф, резко отдернув от лица плащ. — Никто вас не разыгрывал. В клетке не голубь.
— Да будьте вы неладны, граф! — вскричал секретарь.
И стало вдруг так тихо, что все, кто был в тот момент на лестнице, расслышали тихое воркование плененного голубка.
Глава 8 "Что русскому хорошо..."
Голубь расправил крылья, но тут же сложил, покачнулся и рухнул на спинку лапками вверх. Федор Алексеевич просунул сквозь прутья палец, чтобы потрогать птицу — лапки зашевелились, но встать голубь не захотел или же не смог. Светлана ахнула и закрыла глаза руками.
— Это упрощает дело, — пробормотал Федор Алексеевич, но не успел сделать от княжны и шага, как та повисла на его пиджаке и упала на колени:
— Феденька, миленький, ты же не хочешь убить Сашеньку? — и тут же закричала в полный голос, громче, чем до того пела: — Не убивай! Христом Богом прошу! Феденька!
Тот замахнулся, будто собрался ударить Светлану, но между ней и им вдруг взметнулся кровавым крылом черный плащ.
— Куда вы, граф, не в свой сор нос суете?! — отмахнулся от плаща Федор Алексеевич, точно театральный занавес откинул, затем схватил княжну за молитвенно сложенные у груди руки и рывком поднял на ноги. — Буду вам премного благодарен, если отойдете от княжны. А лучше вообще вернитесь в квартиру первого этажа и дверь затворите. Что вы вообще забыли в личных покоях князя, граф?!
Когда вампир не шелохнулся, Федор Алексеевич сам оттащил от него княжну на середину лестницы, ведущей на второй этаж. Светлана продолжала цепляться за него, не смея схватить клетку с голубем.
— Феденька… — по ее лицу текли слезы. Беззвучные. — Не убивайте Сашеньку… Пожалуйста… Он не сделал ничего дурного. Это я во всем виновата. Меня и карайте…
Княжеский секретарь еще сильнее отставил в сторону руку с массивной клеткой, которая почти что касалась пола.
— Уймись, Светлана! Не твоя это больше печаль. Ступай к себе. А то гляди, как наш трансильванский гость смотрит, — секретарь бросил взгляд в сторону графа. — Решает, на кого из нас первым кинуться… Уходите, Ваше Сиятельство! — закричал Федор Алексеевич. — А то, право слово, я за себя не ручаюсь.
Но граф по-прежнему не двигался. Двигались лишь его глаза, которые зорко следили за княжной. Та тоже смотрела на вампира и вдруг метнулась вниз, раскинув руки, точно для объятиев.
— Спасите голубя! Молю вас!