Страница 11 из 108
— Ну-ка сиди смирно, покуда косу не доплету… Сколько раз говаривала, чтоб не ложилась спать растрёпой…
Оборотень перестал дёргаться, но тут случилось ещё более страшное — ладонь с жутко приторным девичьим запахом закрыла ему рот.
— Замрите, умоляю! Я вас сейчас освобожу… — прошептал девичий голос ему в самое ухо, и уши оттопырились еще больше.
Раду почти сразу почувствовал, что волосы ему вернули, и вновь услышал девичий голос:
— Нянюшка, вот уже и коса готова, ты не серчай на меня, родимая… Пойдём, милая, я клубки тебе приготовила. Свяжи мне носочки, будь добренька…
Раду следом за девицей промчался пару комнат и выскочил на лестницу, напрочь позабыв про охрану графского гроба, и увидел, как тень в белой рубахе ведёт наверх скрюченную старушку, и тут же услышал за спиной тихое хихиканье, а, обернувшись, узрел всклоченного человечка.
— Домовой! — выдохнул Раду и потер кулаками глаза.
— Волк! — выдохнул ему в лицо человечек и отскочил к стене с прежним противным хохотом.
Бедный Раду снова ощупал себя. На всякий случай. Нет, он человек. На нем белый костюм, выгодно подчеркивающий талию. На плече лежит, вместо хвоста, аккуратная белая коса. Он в полном порядке. Костюм измят, но цел, а это на данный момент главное.
— Добрый вечер! — поклонился оборотень, не спуская глаз с домового, который рассматривал его с неподдельным интересом. — Простите великодушно, у вас имя есть?
— А на что тебе, волчище, мое имя, а? — принялся переминаться с ноги на ногу домовой. — Я ж твоего не спрашиваю…
Домовой вдруг подскочил к оборотню и повис на шее, начав раскачиваться из стороны в сторону. Раду опешил, и ему потребовалось несколько секунд, чтобы начать выворачиваться, но тут он увидел в приоткрытую дверь графа фон Крока, по самый нос закутанного в черный плащ, и замер.
— Добрый вечер, — отчеканил трансильванский вампир и шагнул на лестницу.
Домовой тут же спрыгнул с Раду и, подскочив к графу, вырвал из его рук записку, чтобы на глазах у изумленных гостей зажевать бумагу и проглотить со словами:
— Она ничего не писала, вы ничего не читали. Ясно?
Граф кивнул и даже если бы хотел что-то сказать, не успел бы рта раскрыть, потому что домовой вновь подскочил к нему и на сей раз потянул за шейные кружева.
— Обещал выгладить… — начал было он, но тут же растянулся на полу, получив чёрной перчаткой хорошую затрещину.
Домовой взглянул на обидчика из-под косматых бровей и прошипел:
— Да чтоб тебе пусто было, чучело огородное!
Однако граф на его проклятие ничего не сказал, только еще больше завернулся в плащ. Но тут что-то ударило его по ногам. Никак кошка! И граф, не глядя, подхватил ее за загривок, но тут же с немецкими проклятиями разжал пальцы.
— Просила ж не трогать!
Граф снова, как вчера, увидел перед собой коленопреклоненную девушку и на миг даже испугался, что только что схватил за косу саму княжну. Глазам своим он пока не доверял, потому как удерживать их открытыми получалось у него с большим трудом. И даже тряхнул головой, чтобы отогнать непрошеное видение, если на сей раз княжна действительно ему привиделась.
Но нет… Юная девица по-прежнему стояла совсем рядом, распространяя вокруг себя тошнотворный живой запах. Пришлось прикрыть лицо затянутой в черную перчатку рукой, но потом все же любопытство взяло верх над вечерним состоянием организма, и граф растопырил пальцы. Светлана к тому времени поднялась с колен и держала в руках то, что так его напугало — младенца в кружевной тонкой рубашке с обрубленными ручками и ножками. Глаза маленького были закрыты, и голова безвольно болтались на тонкой шее.
— Я убил его? — в страхе попятился граф и захлопнул спиной дверь.
— Полно, Игорка, нашего гостя пугать! — нагнулась к младенцу княжна и запечатлена на его челе лёгкий поцелуй. — Открой глазки, иначе кашки сегодня у меня не допросишься…
— Сама ешь свою пареную репу! — вдруг возопил младенец, по-прежнему с закрытыми глазами, жутко противным голоском, свернулся в клубочек и, соскочив с рук княжны, мячиком запрыгал по лестнице в подвал.
— Что это было? — отделился от оконной рамы господин Грабан, но с подоконника, на который в страхе запрыгнул, не слез.
— Не что, а кто! — обернулась к нему княжна с грустной улыбкой и неожиданно запела красивым грудным голосом, и слова песни эхом отскакивали от пустых стен: — Ой, Игошечка, наша крошечка, с кашкой ждёт-пождёт твоя плошечка. Минул третий год, как схоронено тельце щуплое некрещеное. Под крыльцом своим в ночь ненастную хоронил отец тварь опасную. Не зорки глаза, не ходка нога, да и рученька не долга, тонка. Не таи ты зла, мёртвое дитя! Пусть лежит зола да не тронута… Ваше Сиятельство, что с вами? — резко оборвала заунывную песню княжна и бросилась вперед.
Но Раду опередил ее и подхватил оступившегося графа, когда тот неразумно сделал в сторону княжны три неровных шага и угодил одной ногой на первую ступеньку лестницы.
— Да уйди ты, Христа Ради, отсюда! — завопил домовой. — Слепая тетеря! Голодные они, разуметь надобно!
Граф резко отбросил плащ за плечо: был он не просто бледен, а мертвецки бледен. Под глазами залегли глубокие фиолетовые круги, а губы за минувший день точно вымазали сажей. Раду раскинул руки, но дотянулся лишь до перил. Впрочем, даже отыщи он другой рукой стену, напор учуявшего живую плоть вампира ему было бы не сдержать.
Княжна Светлана не могла отвести взгляда от горящих, точно два тлеющих уголька, глаз вампира. Ее нательную рубаху подпоясывал плетёный оберег. Бабайка ухватился за него и точно на аркане поволок упирающуюся княжну по лестнице на второй этаж, повторяя свое любимое проклятье:
— Да чтоб пусто вам было! Пусто! Пусто!
Граф схватил оборотня за хрупкие плечи, чтобы убрать с дороги, но Раду изловчился и плечом откинул вампира в сторону. Тот завалился на лестницу головой вниз, собрав гармошкой ковровую дорожку. В таком виде его и застал княжеский секретарь. Он склонил голову на бок, с минуту внимательно рассматривал гостя, а потом, все так же молча, спустился на пару ступенек и, протянув руку, помог подняться.
— Благодарю! — пробормотал смущенно трансильванец, отряхивая плащ. — Мы не будем больше злоупотреблять вашим гостеприимством и сейчас же удалимся.
Федор Алексеевич с трудом сдержал улыбку.
— Вам, милостивый государь, для начала не мешает опохмелиться на пару с нашим светлейшим князем. Я провожу вас к нему. Можете опереться о мою руку, — и секретарь действительно подставил шатающемуся трансильванцу локоть.