Страница 51 из 75
Сожаление сверкнуло в ее голубых глазах, даже когда они стали серьезными и открытыми. Впервые Фелиция не бежала от собственных эмоций.
— Мне нужно время.
Саймон подозревал, что она использовала эту реплику на Мейсоне.
— У нас его нет. Опасность еще впереди. Чтобы бороться с этим, мы должны держаться вместе. Но, черт возьми, я хочу быть для тебя больше, чем средством остаться в живых.
Выражение ее лица смягчилось, отражая смесь привязанности и чувства вины.
— Так и есть.
— Друг?
— Да.
Безопасный ответ, но неприемлемый.
— Это еще не все. Мы спарились. Мы связаны. Я знаю, что большинство людей не влюбляются за три дня. Я постараюсь быть терпеливым. Только… не закрывайся от меня.
Она отрицательно покачала головой.
— Я не привыкла к такому… вниманию.
— Конечно, я не единственный мужчина, который безумно тебя хочет.
Фелиция отвернулась, и подозрение разорвало голову Герцога. Он застыл.
— Ведь так?
— Ну, я… Тристан не был очень сексуальным. Мы… это было всего лишь дважды. Я больше никому не позволяла прикасаться ко мне после этого.
— Кроме Мейсона, — указал он, стиснув зубы
Она поморщилась под его пристальным взглядом.
— Даже Мейсону.
Герцог почувствовал, как будто кто-то ударил его в живот. Он ахнул:
— Мэйсон никогда не брал тебя?
— Нет, — прошептала она.
Триумф струился по его венам. Фелиция была его. Тристан? Несущественная фигура из ее прошлого. Все, что имело значение, было то, что она никогда не давала Мейсону сладкий подарок в виде своего тела. Его сердце почувствовало облегчение. Если бы Фелиция не заботилась о нем и не доверяла ему, она бы никогда не позволила ему заниматься с ней любовью, а тем более не отвечала бы взаимностью.
Затем наступило замешательство.
— Но ты планировала завести с ним детей.
— Да, но я сказала Мейсону, что хочу подождать, пока мы поженимся. Он не казался обеспокоенным просьбой, поэтому я никогда не думала, что он желал меня или имел чувства помимо дружбы до дня нашей свадьбы.
— Позволь мне кое-что прояснить: я не могу жить без тебя. Я не собираюсь пытаться. Я планирую провести с тобой следующую тысячу лет. Дайте мне шанс доказать тебе, что мой инстинкт прав. Ложись, держись и чувствуй меня.
Купаясь в мягком дневном солнечном свете, Фелиция снова покраснела и прикусила губу, распухшую от его поцелуев. Ее мягкие белокурые локоны обвивались вокруг плеч, более длинные пряди вились под ее грудями, сжатыми кружевами.
Нерешительность и сильное желание распространились по ее лицу.
Боже, она была прекрасна. И… черт возьми… его. Он заставит ее увидеть это. Он не мог вынести эту острую боль из-за женщины, с которой мог видеться и говорить, но никогда не иметь. Он нуждался в ее любви.
Он прижался поцелуем к ее рту.
— Я говорил тебе, что волшебник узнает свою пару по вкусу?
Удивление пересекло ее черты, на что он улыбнулся и опустился вниз по ее телу.
— Так что в первый раз, когда я поцеловал тебя, я однозначно знал, что ты моя.
Когда она вздохнула, он расстегнул ее бюстгальтер и убрал его взмахом руки.
Она открыла рот, чтобы возразить, но он провел пальцем по ее губам.
— Ложись и чувствуй.
Спустя долгое время ее тревожный синий взгляд смягчился. Она выдохнула, сдавшись.
Звук пошел прямо к его члену.
Саймон омыл ее сосок языком. Она напряглась, задрожала. Такая отзывчивая. Герцог улыбнулся. Аромат сладкой гардении завлек его. Он глубоко вдохнул, снова поразился правильности ее в своей жизни.
— Но больше всего волшебники любят вкусить аромат своей пары.
Он провел ладонью по ее животу, заведя пальцы под трусики и прямо к складочкам. И она была мокрой. Герцог вздрогнул, чуть не выпрыгнув из кожи.
— Здесь, где твой вкус чист и интимен. Это мы любим.
Чтобы доказать свою точку зрения, он стащил трусики с ее бедер и бросил их на пол. Ее влажные золотистые кудри манили.
— Раздвинь ножки.
Фелиция снова напряглась, но свежая влага скользнула по ее складочкам. Будь прокляты ее страхи за то, что она боролась с тем, чего хотела. Герцог понимал, но отказывался отступать. Он должен пройти через это, прежде чем они смогут двигаться вперед.
— Это приказ.
Он направил на нее твердый взгляд.
— Тебе не о чем думать, нужно только чувствовать. Впусти меня, Солнышко.
(Ее тело напряглось; прикусив губу, она сделала так, как он просил, медленно расслабляя свои бедра. Он мог бы сделать это за нее, но это… она открылась ему, как подарок. Она доверяла ему. Он был действительно благодарен.
Разведя ее складочки, он вдохнул ее сущность, затем прижал к ней язык.
Она ахнула, дернулась. Герцог опустил ее бедра и прошелся по припухшему узелку нервов. Да, она возбуждена. Но ее это не устраивало.
Он осторожно пососал клитор, затем отпустил тот, лаская кончиком пальца маленький бугорок.
Глаза его закрылись, и она крепче сжала изголовье кровати, словно сдерживая свою жажду.
— Почему ты не можешь позволить себе хотеть меня?
Фелиция попыталась увернуться. Герцог держал ее крепко, кончиком пальца обводя ее плоть.
— Это заставляет меня быть… слишком уязвимой, — мяукнула она, выгибая тело. — Ты не хочешь быть рядом со мной.
Он снова поцеловал ее. Даже если ее сердце боролось с ним, защита ее тела разрушалась. С каждым прикосновением она становилась скользкой, разбухая, выгибалась больше.
— Нет.
Ее пронзительное признание отскочило от стены.
— Ты думаешь, что я оставлю тебя.
— Как только я позволю себе беспокоиться…
Она извивалась, борясь с удовольствием.
Она была чертовски не права. Его заверения не убедили ее. Что, черт возьми, удерживало ее от разрушения стены вокруг сердца?
— Как только ты позволишь позаботиться о себе, — прошептал он. — Я буду рядом, чтобы наполнить тебя любовью до конца твоей жизни.
Ее лицо говорило ему, как сильно она хотела ему верить, но ее голова раскачивалась из стороны в сторону, отрицая это.
Герцог опустил голову на ее гладкую, нежную плоть и снова пировал, используя медленные облизывания, которые длились вечно, и мягкие движения пальцев.
— Ты идеально мне подходишь, — прошептал он. — До тебя я никогда не чувствовал, что мое место есть где-то. Я никогда ни с кем не был связан. Деньги и известность изолируют. Я часто чувствовал себя одиноким, даже на людях или когда у меня была любовница. Но ты… — Он набросился на нее с длинным стоном. — С тобой я нахожусь дома.
Фелиция вспотела, ее тело извивалось. Она посмотрела на него лихорадочными голубыми глазами.
— Почему?
— Потому что ты моя.
— Саймон, ты…
— Не пытайся сказать иначе. Я заставляю тебя чувствовать себя в безопасности?
— Да… ох! — закричала она, когда он снова стал играть с ее бутоном.
— Я заставляю тебя чувствовать заботу?
Она помолчала, потом кивнула.
— Ты высокомерен.
Он улыбнулся.
— Часть моего очарования.
Проведя большим пальцем по клитору, он стал двигаться маленькими кругами, от которых напрягались ее ноги и выгибалась спина.
— Саймон…
— Я доставляю тебе удовольствие!
Он поставил восклицательный знак, не вопрос, снова вбирая ее чувствительную плоть в рот.
— О. Ах… Я… о боже… Ах!
Ее тело вздрогнуло, ее затрясло, когда кульминация обрушилась на нее.
Он оставался с ней до конца, расслабляясь, когда она оправилась.
— Буду считать, что это "да".
— Да, — слабо призналась она.
— Я сделаю все, что в моих силах, чтобы уберечь тебя от боли. Я никогда не разобью тебе сердце. — Герцог схватил ее за бедро одной рукой и направил себя другой к ее гладкому входу. — Однажды ты мне поверишь.
Он приподнялся над ней и, стиснув зубы, опустился в горячий шелк ее лона. Выразительные глаза Фелиции расширились, потемнели. Он впитывал выражение ее лица и погружался в нее каждым дюймом, который у него был, и каждая частичка любви пробегала через него к ней.