Зарница

Глава 3. Бедные наши девочки.

До пятнадцатилетия Зои Холмогоровой оставалось два дня, и вся семья готовилась к празднику. Сама же Зоя готовилась к поступлению в Консерваторию по специальности артиста балета, поэтому подарки – пуанты, платья и украшения – посыпались на нее еще за неделю до нужной даты. Николай возвращался по вечерам с работы и уставший, едва успевший поужинать, помогал ей репетировать поддержки. Этим же вечером приехал дядя Витя, которому мгновенно устроили внеплановый вечерний концерт в столовой общежития. Зоя подбрасывала цветы и шифоновые ленты до высокого беленого потолка столетнего дома, а соседи выходили из своих комнат и аплодировали после каждого эффектного номера. Дядя Витя искренне восхищался племянницей, как он обыкновенно восхищался гениальными стихотворениями, и сам Николай с восторгом смотрел то на дочку, то на Витю, кивая ему, мол: смотри, какую красавицу вырастил. У него было немного предметов для гордости, и Зою он носил на руках, как фамильное украшение. После концерта Зоя любовно складывала ленты и пуанты в коробку, залезала к Тате в кровать и засыпала мгновенно и тихо. Николай шел с Витей на балкон, садился на низенькую табуретку, пил чай из битой эмалированной чашки и курил. Последнее Витя не одобрял, но неодобрение выражал одними тяжелыми вздохами и церемониальным покашливанием. Завтра всем предстоял сложный день: у Вити за лекцией в местном университете следовало публичное выступление, на котором была представлена и балетная школа Зои. Николай и Витя говорили долго, горячо спорили и молчаливо соглашались, отвлекшись единожды, когда заметили, как ближе к полуночи Тата аккуратно вышла из ванной в газовом платке поверх бигуди с двумя вешалками в руках: на одной висело концертное платье Зои, на другой – парадная инженерная форма Николая. Никто из любопытных, прикладывающих граненые стаканы к стенкам, соседей так и не узнал, о чем долго говорили братья. Самые важные решения они для себя приняли давно и явно не на этом балконе, а весь разговор был скорее рефлексией по беспечной юности и судьбоносным событиям.

В День героев Отечества за кулисами стояли трое: нарядная, в мятного цвета многослойном платье Зоя, Николай в форме с планшеткой и двумя орденами «За добросовестный труд» и Виктор в темно-синем костюме. С ними стояло еще порядка сорока людей, через толпу которых протиснулся расторопный ведущий мероприятия и сообщил: «Господа, у нас Александр Валерьевич Вяземский уезжает, так сказать, через полчаса. Поэтому мы концертную программу ставим сразу после вручения наград и презентации… Ну, вы поняли. Наоборот всё». В конце ведущий замялся, а господин Вяземский откашлялся. Николай сурово посмотрел на Виктора, тот похлопал его по плечу, а космонавты, инженеры и солдаты выстроились в очередь по фамильному списку, висящему на бархатной кулисе. Грянул гимн. Зоя пританцовывала под него, пребывая в легком возбуждении, какое обычно начинается у артистов за кулисами. Ведущий вышел на сцену и начал торжественную речь, за ним вышел Вяземский. Судя по тяжелому скрежету шасси, который не смог заглушить даже оркестр, на сцену выкатили «Зарю-12». Николай наклонился к уху Зои и сказал:

– У тебя два цветка болтаются, сейчас выпадут. Пойди к зеркалу, поправь.

Мятное платье упорхнуло в пролет, ведущий на первый этаж, и направилось по коридору к туалетам. Нарядная Зоя блеснула в зеркале и занялась растрепанной прической. Из кабинки донеслись всхлипы. Всхлипы звучали все настойчивее, и в итоге кто-то гнусаво спросил:

– Зоя, ты тут?

– Надя? Надя, ты чего там плачешь? Выходи!

Дверь кабинки драматично открылась, и зареванная Надя Шувалова мгновенно повисла на Зое.

– Папа улетает! – проревела Надя.

– Куда?

– На «Зарницу», – не унималась Надя, уже без сожаления сморкаясь в подол шифонового платья. – Он сегодня утром сказал, что у него командировочное подписали на восемь лет. Зоя-я-я, – вновь занялась Надя.

– Да как так-то? Как же он мог так поздно вам рассказать? – утешала и в то же время возмущалась Зоя. – Это нечестно. Жестоко даже. Он должен был рассказать или же отказаться. У него семья. Когда несовершеннолетний ребенок можно отказаться.

– Но он не отказался, – Надя ныла так громко и тягостно, что у самой Зои начинало болеть сердце.

Сверху эхом донеслись слова ведущего, представляющего Виктора Колмогорова.

– Дядя на сцене, – подтвердила Зоя. – Пойдем, Надя, пойдем. Нам скоро выходить. Но ты, если не хочешь, не выступай. Куда тебе сейчас? Но со мной пойдем. Я тебя тут одну не оставлю.

Через пару минут девочки влетели за кулисы. На сцене по-прежнему стояли мужчины в форме, у некоторых на груди прибавилось орденов. За ними всеми высился пилотируемый комплекс «Заря-12». Перед ними Виктор Колмогоров произносил участливо и одновременно отстраненно заготовленные слова:

– И каждый из нас смотрит на вас, как на воплощение гордости и надежды. Для нас, ученых, звезды – это любовь и мечта, какую лелеют родители к детям. Вы, наши герои, эти звезды покоряете, и потому звезды любят вас, оттого зовут к себе и не отпускают. Я смотрю с искренней, но белой завистью, и надеюсь, что никто никогда не пожалеет об этом благородном решении. Я прошу вас всех, присутствующих здесь, проводить каждого члена экспедиционного корпуса – рабочего, ученого и военного – громкими аплодисментами. Капитан Игорь Васильевич Шувалов!

Зал разразился овациями, а Надя – новой истерикой. Дядя Витя поочередно объявлял всех членов экспедиции, и каждого встречали так же бурно, как и капитана.

– Рабочие инженерного корпуса: Семен Геннадьевич Витаков, Павел Платонович Перепелица, Николай Михайлович Холмогоров…

«Зоя, бедная моя Зоя, – думал Николай, и пытался найти ее глазами в зале и за кулисами». Но не находил. А Зоя не знала, скольких мужчин еще назвал дядя Витя, прежде чем все они прошли мимо нее и бархатного занавеса, а ведущий объявил начало концертной программы. Зазвучали горны и флейты. Зою легонько толкнула в спину руководитель балетного класса, всучив ей охапку искусственных ирисов, роз и ромашек. Зоя выпорхнула на сцену, выпуская из горстей очереди цветов: розы из правой руки летели в зрительный зал, а левая метила в пилотируемый комплекс, который так и остался стоять, занимая собой половину сцены, и никакие ирисы не могли пробить брешь в его обшивке. На авансцену двумя вереницами вышли остальные девочки, и Зоя, для размаха которой не оставалось места, недолго думая, влетела по трапу на «Зарю». Музыка нагнетала атмосферу хаоса и трагических новостей, и рыдающая Надя, не выдержав эстетического натиска, рухнула в углу сцены, спрятав лицо в ладони. Танец близился к финалу, Зоя закрутилась в фуэте, и последний громкий аккорд не остановил ее, хотя должен был. Балерины на авансцене замерли, Надя отползла ближе к кулисе и, возможно, пару раз утерла лицо золотой бахромой, а Зоя все вертелась, подобно буру, желающему просверлить титан пилотируемого комплекса. Тяжелые бархатные кулисы с глухим хлопком закрылись. И в этот миг Зоя, поскользнувшись, полетела с «Зари-12» прямо на сцену, миновав трамплин. Хруст ее костей почти не был слышен в бушующих аплодисментах. Николай легко и осторожно вынес дочь за кулисы, а на поклон вышел весь класс с руководителем, но без солистки и плачущей на ступенях Нади. Зоя поднялась на локтях, пытаясь посмотреть, что сталось с ее ногой.

– Не смотри туда, – одернул ее Николай, ласково придерживая ее за плечи.

Но Зоя, пересилив боль, откинула его руку с плеча и обиженно бросила:

– Сам не смотри.

Левая нога ниже колена была сломана. Мизинец и безымянный палец были вывернуты во внешнюю сторону, в районе лодыжки был перелом, колено неестественно выпирало. Удивительным образом мелких ссадин было всего две, и те на другой коленке и на ладони.

– Зоя, ты прости меня, – тихо попросил у нее Николай.

– Мне больно. Отстань.