Патрициана

— Лежи смирно, — мягко сказала Велена, но пальцы её двигались с непреклонной уверенностью.

Норен опустил голову, пряча лицо в простынях. Он чувствовал, что никогда уже не сможет говорить с Веленой на равных после того, что та видела. До сих пор Велена всерьёз не осознавала, что значили годы плена для крылатого. Чего стоило ему гордо смотреть в глаза тем, кто когда-то были его врагами, а теперь стали хозяевами. Норен прекрасно знал это, и только это знание позволяло ему изображать непринуждённость.

Другая рука энтари отпустила Норена и пустилась в путешествие по его груди, животу, тонким косточкам бёдер.

Норен задохнулся от удовольствия и стыда и непроизвольно толкнулся бёдрами вперёд, вслед за ускользающей ладонью.

Продолжая поглаживать растянутое отверстие одной рукой и рельефные мышцы пресса другой, Велена наклонилась чуть вперёд и поцеловала плечо крылатого, заставив того покраснеть.

Наконец пальцы, мучавшие его сзади, исчезли. Но другая рука осталась ласкать бёдра, а губы продолжили путешествие к мочке его уха.

Велена рывком развернула убийцу лицом к себе. Попыталась поймать его взгляд, но безуспешно.

Тогда она принялась губами обследовать его грудь. Кожу изрезали новые шрамы поверх едва закрывшихся старых. Велена ласкала их языком, когда они встречались ей на пути. Длинные пальцы зарылись в волосы убийцы.

Губы коснулись набухшего, израненного соска. Язык нежно погладил твёрдую бусинку.

С подушек послышалось нечто среднее между стоном и всхлипом. Велене понравился этот звук, так что, не отрываясь от своего дела, она улыбнулась.

— Я быстро вылечусь… — прошептал крылатый. — Подожди… Пожалуйста…

В голосе его был страх, и Велена подняла голову, чтобы всмотреться ему в глаза.

— Неужели ты настолько мне не доверяешь? — спросила патрициана, приподнимаясь так, чтобы оказаться с Нореном лицом к лицу. Тёмные шелковистые волосы мазнули недавнего пленника по плечу.

Норен молчал, но в зрачках его продолжал плескаться страх.

— Норен… — сказала она и надолго замолкла. То, что патрициана собиралась сказать, она говорила много и много раз. Слова истерлись и потеряли значение, а она не хотела говорить то, что было для неё просто словами.

— Я не такая, как они. Я никогда не причиню тебе вреда. Я просто хочу тебя касаться, — сказала она серьёзно, внимательно глядя в холодные глаза. — Я хочу тебя. Когда ты в алом камзоле небрежно кладёшь руку на рукоять клинка. Когда твои волосы зимней вьюгой бьются на ветру. Когда твои глаза темнеют от гнева. Я хочу тебя и даже не надейся увильнуть: обязательно поимею. Но сейчас я просто хочу тебя касаться. Слышать твой голос. Видеть лицо. Я буду ждать столько, сколько нужно, — сказала Велена после ещё одной долгой паузы, — я не буду тебя принуждать, даже если ты будешь слаб и изранен. Не бойся меня. Никогда не смотри на меня так.

Велена вгляделась в лицо крылатого. Тот молчал и смотрел мимо неё.

— Говори что-нибудь, чтобы я верила, что ты здесь, — попросила она.

Норен опустил ресницы, не в силах смотреть в глаза той, кто видел его слабость.

— Ты ещё хочешь со мной говорить? — спросил он. — После всего, что видела.

— Больше, чем когда-либо. Я хочу знать, кто посмел причинить тебе боль.

— Я устал, — сказал он, — устал. Эта… ночь… Мне просто показалось, что ты была сном. Что я никогда не был на свободе, и вся моя жизнь — грязный подвал, вся она говорит, что они правы… и я должен просто подчиняться. Тогда, в первый раз… Я дрался руками, когда у меня отобрали саркар. Я кусал их и пинал, когда мне скрутили руки. Но дни шли за днями. Они всё приходили и приходили. Меня почти не кормили — я ел то, что отдавали мне их тела. Я становился всё слабее и слабее. Им нравилось топтать меня ногами. Им нравилось, когда я благодарил их и просил ещё. Я долго сопротивлялся, но я хотел есть — и хотел жить. Я не хотел умереть по колено в их испражнениях в глухом каменном мешке. Я - катар-талах. Я создан убивать. Они знали это, и тем больше радости приносила им моя покорность. Они боялись меня. Боялись так, что скручивали цепью от плеч до ступней, даже когда я уже не мог стоять. Особенно… — голос его внезапно сел, но он сглотнул и продолжил, — особенно им нравились мои крылья. Они называли их «обрубки». «Покажи свои «обрубки», говорили они, и, если я не делал этого, меня хлестали плетью между ног. Если же я подчинялся, они били по моим раскрытым крыльям сапогами. И они были энатри. Такими же… такими же, как ты.

Норен замолчал. Он изо всех сил вжался в стену и всё ещё обхватывал себя руками, будто ожидая удара.

Велена молчала некоторое время, не зная, что ответить.

Потом решилась. Потянула Норена за руку, заставила оторваться от подушек.

— Покажи их, — сказала она негромко. Велена почувствовала, как задрожала рука крылатого в её ладони, но продолжила. — Расправь свои прекрасные крылья. Я прошу тебя.

Велена чувствовала, что крылатый всё ещё дрожит, но за плечами его сверкнул отблеск света, и из воздуха появились два чёрных крыла, обрамлённых узором белых перьев. На одном из крыльев перьев не хватало — Велена видела вместо них у самого края скукожившуюся, покрытую шрамами кожу. Угловатая кость неестественно выпирала наружу.