Страница 4 из 7
«…обновляется: обновились волосы, наросла другая кожа, лёгкие уже другие, сердце стучит новое, совершенно другой набор клеток…»
Сброс. Перезагрузка. Запуск. Перемотка. Шесть минут выпуска.
«…клеток. Человек, который целовал нас семь лет назад, если сподобится – после разлуки поцелует через семь лет совсем другого человека…»
Бесит, правда? Чтобы не поддаваться эмоциям, запираешься в себе, напрягаешься, концентрируешься. «Я дослушаю тебя, я тебя дослушаю. Мир, подожди!»
Стою на остановке, и ко мне подходит женщина:
– Какой автобус? – кивает на белую громадину. Автобус идёт не к людям, автобус идёт к остановке, – всё по Буричу. Но люди всё-таки идут к людям.
Узнав номер автобуса, женщина просит помочь ей спуститься с бордюра, я даю опереться на руку. И в момент, когда она отпускает меня и говорит «спасибо», я ощущаю долгое сжатие её ладони на своём плече. Это такой интересный жест – долгое сжатие в благодарность, понятный всем невербальный язык.
Касание порождает цепь касаний. Мою скорлупу приоткрыли, и вот я уже чуть дольше и бережнее перекладываю из своей ладони в ладонь кондуктора три монеты по десять рублей. Даю без сдачи, они любят без сдачи.
Ведь теперь – воздух и свежесть вместо гнетущей пучины.
И – та-дам – полный выпуск без пауз! Такой маленький повод для радости.
Человек за семь лет полностью, говорят, обновляется. Иногда он полностью обновляется мгновенно.
***
«Рома+Виолетта=нихуя» – пальцем выведено на пыльном окне.
Я выложила фото надписи в социальную сеть и «огребла по полной».
Спокойно, мои благовоспитанные, спокойно.
Признайтесь, привлекла бы ваше внимание фраза «Рома + Виолета = ничего»? Мальчик выразился иначе, и мы узнали, насколько ему действительно больно, насколько ему искренне жаль, что с мифической Виолеттой ничего не вышло.
В одном слове – огромный смысл, боль, горечь, обида, смирение.
Он не послал возлюбленную на три буквы. Он не выразился матом при маме, не возразил матом учительнице. Он всего лишь анонимно и максимально искренне поделился чувствами.
Хуйня случается, Рома. Жизнь – одни большие ягодицы.
Арбуз и голубь в разводе
Мои родители развелись недавно, лет пять назад (для меня – недавно). До развода или после, не знаю, мой отец срезал с одной семейной фотографии изображение мамы. На днях я нашла это старое фото, ставшее у́же на треть.
Фотография сделана в одном из омских ателье. Пастельного цвета фон, в углу карточки – золотыми цифрами год съёмки. Нас на ней было ещё только трое: мне меньше девяти, а мой брат ещё парил то ли в небесах, то ли в планах. Я гордой птичкой висела в центре кадра: плечи отведены назад, спина прямая, родители держат с двух сторон – чтобы не улетела. Папа слева, мама справа.
Память не подсказывает мне, что надето на папе, а вот мамино изображение помню чётко: бирюзовое платье, светлые короткие волосы уложены, в ушах крупные клипсы с бирюзой, бижутерия под серебро. И от этого бирюзового изобилия мамины глаза казались голубыми.
Чудеснее всего вот что: то ли на фото был брак, то ли у фотографа что-то произошло со вспышкой, но мамины глаза получили блик, который дарил им неестественный, но невероятный блеск. Неестественный, потому что брак был заметен сразу, но убрать дефект никто бы не согласился, смотрелось удивительно.
Брак позволил запомнить изображение. Как оказалось, не зря.
В две тысячи тринадцатом году я записала:
«Мама разбудила меня тихим шёпотом:
– Где у нас фотоаппарат, не помнишь?
Выбираюсь из-под подушки, спрашиваю, зачем он ей. Она суетится возле стола, перебирает тетради на полке.
– Сфотографировать небо, – отвечает. – Там такая красота! Выйди на балкон, сфотографируй.
В стеклянном куполе балкона холодно, пахнет сухим укропом. Стёкла запотевшие. Открываю створку и вижу за тополями яркий розовый свет. Тонкие перья облаков пестрят голубым, фиолетовым и серым. А ещё дальше, за ж/д путями, начинает подниматься золото…
Сегодня было хорошее утро. Давно такого не было…
Родители стояли в моей спальне вместе. Мама напомнила отцу, что когда-то он делал сам мебель и неплохо было бы смастерить мне шкаф. Она сказала ему:
– Я верю, ты сможешь.
И так робко провела ему ладонью по груди, а он улыбнулся».
А потом фотография стала у́же. А я поняла, что должна сохранять детали.
Недавно купила в подарок мыльного медвежонка – охристый кусочек мыла сантиметров десять с лапками и ушами, выполненный так, что не отвести глаз. А с дарением затянула, забросила мыло в рюкзак, и жизнь использовала шанс поучить.
Не сделал вовремя – опоздал. Не подарила медведя – стёрлись глаза и нос, аккуратные чёрные точки и красная ягодка посреди – всё обратилось в мыльную крошку.
Усваиваешь урок, начинаешь толковать детали повсюду и попадаешь в ловушку. Есть смысл, нет – всё равно заложишь, на всякий случай.
Ехала недавно в автобусе, у окна. Смотрю – на дороге осколки арбуза, свежая мякоть блестит на асфальте, тянется на несколько метров. Проезжаем чуть дальше – вижу на дороге плоского голубя, прижатого шинами. Его мякоть не тянется, осколков нет.
И по старой русской традиции я начинаю ждать чего-то третьего.
А третьего знака всё нет. Тревожно. Автобус едет и едет, асфальтовая лента бежит перед глазами, чиста и пустынна.
Мне страшно говорить и писать слово «смерть», поэтому я скажу, что арбуз и голубь в разводе. Развод похож на смерть.
И всё, что ты можешь, чтобы её пережить, – это спуститься в свой две тысячи тринадцатый по словам: «балкон», «утро», «поднимается золото». («Там… красота!», «Я знаю, ты сможешь» – голосом мамы. Снова холодно, пахнет укропом.) Сойти по ступенькам, только бы не с ума: очень сумасводяще быть единственным общим для двух родных. Иногда я почти этого не могу.
Просто Галина. Просто Владимир.
По-прежнему мама, всё так же папа.
А между – смерть.
Я точно знаю, откуда в моём организме поднимаются слёзы. Плачу каждый раз, думая о том, где сейчас лежит отнятая у меня треть фотографии.
Когда тебе будет очень плохо, потрогай, разгляди, запомни детали, чтобы понять, что ты ещё жив.
Сфотографируй небо,
рассмотри подольше старое фото,
подари медвежонку время.
У чужого счастья на краю
Для того, чтобы быть счастливым, нужна смелость, я давно это поняла.
Простое счастье доступно и возможно, иногда для его достижения не нужно ничего – ни сил, ни времени, ни денег, только смелость, только маленький шаг.
Недавно пришла мысль для интересной подборки эссе. Дело стояло за малым: обойти город и посмотреть на него из разных окон.
Я долго тянула с началом, потому что начать – значило постараться закончить, значило выйти из зоны комфорта, много общаться, договариваться и много писать.
Набралась смелости и разместила объявление в ВК, попросила откликнуться тех, чьи окна выходят на загруженные остановки транспорта, крыши домов, крупные проезжие и пешеходные улицы, на трамвайные и троллейбусные депо, старые киоски, проходные заводов, конторы, к которым стоят длинные очереди, старые деревья с гнёздами и подобные интересные объекты. И люди стали мне писать.
Я в одночасье обрела суперсилу – право вхождения в чужие дома, в квартиры и здания, в которых при других обстоятельствах никогда бы не смогла оказаться.
Люди желали приобщиться к идее, мне оставалось лишь осмелиться и воспользоваться суперспособностью.
Я чувствую себя очень счастливой, когда случайно попадаю в чужие дома. Попадаю и смотрю, смотрю: что где лежит, как что работает, что для чего служит, чем пахнет всё это и чем отличается от моего собственного быта.