Захват

«Ско-оренько, дельцы сговорилися! – отметил попутчик с тем как, опасаясь поймать взор путеводителя сызнова узрел водопад: – Воно-ко несущий угрозу плавателям – пагубный – зуб!.. Ровно посреди водоската. Видимо, оттоле идет слышимый за поприще гул».

…Отдвинулись подводные скалы, отмель на другом берегу – кара, произнес проводник, выше зеленца – островочка с гривою намытых песков, на левобережной стране заводь в полукружье осок, устьице – вливается Святка. Здесь, недалеко от заросших чернолесьем развалин православного храма, у деревни Петрушино затем чтоб ссадить с «Литен» корабельного вожа, лотсена пристали опять.

Плавание малость задерживалось и потому, что работяги матрозы, да и сам капитан, вымотавшись на водоскатах, у порога устали так, что временами пошатывались, ровно бы им выпало сходить на кабак. Для восстановления сил, вытраченных на борзине, у многочисленных скал требовался, как ни спеши, пусть непродолжительный, сон;

«Право же, нелишне вздремнуть!» – проговорилось в мозгу кормщика за тем как Таруй вышел на Ореховский тракт – благо водопад оказался пройденным сравнительно быстро шкипер, откликаясь на просьбу нескольких матрозов об отдыхе поспать разрешил.

Стрелка было, после того как расположились на роздых вякнул капитану о том, что умаляется ветр и надлежит поторапливаться, но судовщик, выслушав, лишь токмо поохал и, взирая на спутников рукою махнул.

Ветровеяние впрямь утишилось, к полудню пропало совсем, и когда, под вечер холсты парусов стали шевелиться опять ветр переменился на встречный. Жаль-таки, посетовал штадский, выразив наумное вслух: встали, не доехов до крепости лишь несколько миль! Долго ли, с попутным: вот-вот Аннинское, дальше, за ним выкажутся красные сосны – тянущийся около тракта на версту али две с чем-нибудь, нетронутый бор… Невская Дубровка; эге ж. Марьино, считаем – фурштад, проще говоря: подгородье; пригород, с рядком пристаней.

Что это? – мелькнуло у Стрелки, бросившего на суету, разом охватившую люд более внимательный взор: – Кажется… никак при таком ветре, с Ладоги, противном – снялись? Аще ли не так, для чего было бы вздымать якоря? Вот как! – Наблюдатель похмыкал.

Трогаем, как будто… Куда? К тосненским порогам? А, нет, – в сторону морских пристаней. Встав у колеса управления, ведец, капитан выкрикнул кому-то из плавателей: «Рею брасопь! вправо; притяни на бакборт. Кливер! шевели бородой! Ход… Так держать!»

Судно, поплескав парусами, по косой подошло к правобережной стране и, возвратившись назад, к левобережью реки выше святореченской заводи, свернув, понеслось в даль правобережья опять… Ветр вынудил вести «Фостерйорд» перекладываясь с галса на галс, как говорит капитан; ехали то влево, то вправо. Двинулись, – увидел Матвей, к верху – не назад, к падунам.

«Все-таки пошли! Ну и ну: вот бы никогда не подумалось, что можно идти вверх наперекор течее с помощью противных ветров! Надо же», – явилось на ум.

Аннинское… Сосны. Вдали, около Дубровки – пожар.

Последнюю, треклятую милю ехали едва не в слезах. Круть-верть; тоска… у левобережной страны чувствуется легкий чадок. Вот кажется и встречный пропал. Чу – мельница лопочет, колёсная… никак Тростяной? Марьино! Пришли наконец.

В шорохе одрябших ветрил с берега послышался лай.

Вовремя успели: фурштад! Ладога – чуть-чуть в стороне. – Всё же победили, с трудом, – главный корабельщик: – Сбылось. Так же вот, частенько и в жизни, херре неизвестный делец… промышленник – не важно, – вещал в сторону лазутчика Свенссон в пору, как сошли на причал. – Мне бы, дуралею прислушаться к словам господина… к вашим, – уточнил судовщик, раскуривая трубку;

– Чего?

– К тем, что говорили на Святке… около развалин. А я, – с трубкою в зубах, капитан, – выслушав отличный совет пропустил сказанное мимо ушей. Надо было, впрочем доставить сотоварищам отдых.

– Как же по-иному? – толмач: – Так же поступил бы.

– Да? так? Ой ли. Но и вы молодец: предсказывали… Ветер, ну да; в спину, выражаясь по-вашему, – примолвил не вдруг, посасывая трубочку, свей: – Правда что, за этим подвел: стих, переменился на встречный… вынужденно шли в бейдевинд. Хочешь, чтоб сбывались желания – умей парусить. Просто ли дается успех? То же приблизительно здесь. Плавания вверх, да еще при сопротивлении ветра несколько труднее, чем ход с помощью течения, вниз; так будет, полагаю и впредь, – присовокупил судовщик. – Флаг в руки! Действуйте в дальнейшем, за Ладогой подобно тому, как по временам поступают, преданные ветром пловцы.

«Хвалит? Насмеялся? Да нет – вроде бы, слегка похвалил; тоже молодец, старина, – произвелось на уме разведчика, польщенного тем, что изговорил капитан, встав неподалёку от Стрелки в ждании своих земляков. – Нате вам, таки удостоился его похвальбы, сказанной не вем для чего… Маль малая; приятный пустяк; именно; как будто тебе сунули, в гостях у свеян косточку, а ты облизал. Но, да и спасибо на том. Нравится; победка, по-нашему, какая ни есть».

Плавание вверх, – рассудил: – тоже разновидность борьбы. Флаг в руки, также и тебе, суд овод! Что ж, что в разговорах подчас вспыхивал какой-нибудь спор? – главное, что в целом сошлись; там – воля в голове… на уме, целеустремленность, и тут; да уж, получается так… В сущности купец не его, Стрелку, а себя похвалил.

В Нотбурге, у южных исадов, только что построенных свеями, речных пристаней выпало, при полном безветрии с неделю стоять! – Стрелке показалось, мотчали с выездом в заморскую сторону не менее двух. В ждании хорошей погоды шкипер, отобедав однажды, на корчме, пошутил: «Как-то не привык до сих пор, херре Неизвестный, бросать в плаваниях деньги на ветер, а теперь вот готов. Думается лучше отдать дань благоприятному ветру, нежели-то, встав на прикол обогащать корчмаря». Было от чего приуныть!.. Тут еще, одно к одному, при совершенном безветрии стояла жара.

Тишь. Пыль. Солнце, иногда притускняясь от кочующих дымок иссушило листву околодорожных дубов, даже несмотря на поливку привозною водой на огородах мещан, перевозчиков на остров и лотсенов хирели сады – дерева никли, зарастая паршой, сбрасывали с веток в траву мертвый зачервивленный плод. Где-то в Ярвосольском погосте горели мхи. Смрадное охвостье пожара, подобравшись к Неве заполонило Дубровку и затем, отступив двигалось на летний восход. Коло пристаней – пустота, сонные собаки, в тени. То же на товарном дворе. Сунешься от скуки на торжище – и там тишина, в будочке воротников – храп. Жар чувствуется даже у Ладоги, в версте от предместья, где, у перевоза на остров, около твердыни посад. Чуточку полегче дышать только у морских пристаней. Всё, кажется прониклось безвремением… Ветра! Дождя!

Тучки на летнем западе порою сгущались, ночью раздавался громок. То же, понимай – живота, – думывал попутчик свеян: вечно-то – чего-нибудь жди!.. Вот уж седина кое-где… в брудях, а почти ничего, можно говорить, не достиг – нету ни богатства, ни славы, ни жены, ни друзей… Дожили. И хоть бы тебе кто-нибудь хоть в чем-то помог! Сам, да сам. Был… бывший побратимко, Сергей – выбежал, незнатно куды. Жаль. Право же. Подчас побратим, яко бы – плечо подставлял… (друг, некоторым образом – ветр, дующий в твои паруса; можно бы сравнить). Ох-хо-хо. Как яблоки от зноя в садах, лучшие годочки – в бурьян… Тысячи? Вот, вот: а потом? далее? Нахапал – и все? Душу не укормишь богачеством, ужели не так – одинокому и деньги не в радость. Может получиться, милок, с тысячами – некуда плыть. Эх, Серьга!.. Можно бы, чего-то – ему… нищенствует… Позже. Дадим.

Что ж тот, Ненадобнов?

Желая догнать бывшего дружка-побратима выехал, как знаем вослед, малость задержавшись под Тосною, а также у Мги вершник прискакал на посад, наскоро обследовал пристани с пятком кораблей, там же, на пустом берегу моря-озера слегка отдохнул, полюбовавшись на крепость, напоил скакуна, выкупался, после чего, видя пред собою один только прибережный камыш потрусил невдалеке от воды, Ладогою к Липкам[38], на веток – и затем, выбравшись на тракт, закусив найденным в суме колобком, веруя в успех предприятия направил коня в сторону граничной реки.

38

Это селение исчезло в ходе боев за Ленинград, в январе 1943 г.