Сезон Перелётья

– Памфле! – позвал он, доковыляв до лестницы. – Выходи уже, ребёнка тут нет.

Дворецкий мгновенно появился из стены, и Джеон едва не ослеп от его вида.

– Тьму мне за шиворот! Чего ты полыхаешь, как сигнальный костёр?

От Памфле исходило такое сияние, что колдун мог разглядеть все ниточки гобелена за его спиной, запылённую позолоту рыцарских доспехов, огрызки яблок на подоконниках, птичье перо, прилипшее к ботинку, лозы сухого хмеля за окном, дрожащие от капель, даже паутинные тени на потолке.

– Я очень доволен вами, господин! Вы прекрасно справились с первой частью плана. Это такой прорыв за последние девяносто лет, что я не в силах сдержать эмоции, простите великодушно.

– Ты обманул меня, бессовестный призрак! – топнул ногой Джеон. – Будь уверен, я с тобой ещё разберусь! Но сначала мне нужно найти кое-что.

– Господин, я уже всё отыскал! В ближайших трёх комнатах находится двадцать пять подходящих орудий убийства. От шнурков для удушения до мечей и прекрасных стилетов. Только дождитесь, пока мальчик уснёт.

– Мне нужны очки, светильник ты безмозглый! Есть у нас чёрные очки, за которыми моих глаз не будет видно?

– В нашем замке есть всё, – слегка растерялся дворецкий. – Правда, большинство вещей пребывает в плачевном состоянии. Но подходящих очков у нас целая коллекция в кабинете вашего покойного прадеда Верома. У него была светобоязнь, так что он всегда ходил в них днём.

– Вот и ладненько, – прокряхтел Джеон, растирая спину. – Проводи меня туда и подсчитай заодно, сколько моей крови придётся споить Гёльфену, чтобы купол опять заработал.

– Боюсь, на это не хватит даже всей крови вашего тела, господин. У вас гораздо меньше энергии, чем у обычных людей, и ваша кровь постарела, поэтому вы не сможете восстановить защиту самостоятельно.

– Ты клянёшься на мизинчике?

Дворецкий с готовностью снял перчатку, и Джеон выставил свой скрюченный палец так, что мизинцы будто бы коснулись друг друга.

– Вы очень слабы, – заметил Памфле. – Любой грибник сможет убить вас при желании, поэтому отдайте мальчика Гёльфену и возведите новый купол, пока не поздно, иначе за вами скоро придут созидатели.

То ли от этих слов, то ли от внезапного сполоха молнии колдуна пробило мурашками.

«Отпускать ребёнка нельзя, – рассуждал он, пугая копьём толстых крыс за гобеленами, – но и принести его в жертву я не могу. Как же тогда поступить? Я слишком слаб, чтобы удержать его в замке силой».

Обычно Джеон советовался с дворецким по любому поводу, но сейчас в этом не было смысла.

– А вот, посмотрите, какой лёгкий топор, – соловьём заливался Памфле, витая над статуей в доспехах. – Остриё до сих пор не затупилось. Один точный удар, и всё будет решено. Вы прекрасно колете дрова с тех пор, как я стал привидением, а детская шея куда мягче полена. Вообразите, господин, я снова смогу печь вам блинчики по утрам! Думаю, даже пара слуг появится. Садовник и повар, например. Или хотя бы горничная.

Джеон не обращал внимания на болтовню призрака. В задумчивости он преодолел весь путь до кабинета и вернулся в спальню с тремя парами чёрных очков. Рой Салиан, с головой закутанный в разноцветное покрывало и похожий на праздничный куль для сластей, сидел на кровати и шмыгал носом. Впору было подумать, что он простыл, но по красноте его глаз и припухлости лица колдун догадался: у этого шмыганья иное происхождение.

– Чего ревел?

– Ничего, – буркнул Рой, утирая щёки.

– От ничего слёз не бывает, – возразил Джеон, с кряхтением опускаясь в кресло. – Люди плачут, чтобы избавиться или от внешнего мусора, или от внутреннего. Ну, или в них цветёт сентиментальность. Она любит сладкую почву, вот и приходится выводить лишнюю соль через рыдания. А теперь признавайся, тебе грязь в глаза попала или ты оплакиваешь вон ту дохлую муху?

– Просто сегодня последний день был, – всхлипнул Рой и замолчал с таким видом, словно Джеону полагалось знать, какой именно сегодня день.

Колдун попробовал прикинуть в уме календарь, но праздников он давно не справлял и датами не интересовался. Порой он даже забывал, какое время года стоит за куполом. В Гёльфене из-за нехватки крови постоянно царила осень.

– Последний день чего?

– Да перед тем, как доктор уедет, – выдавил Рой. – У меня мамка хворает, поэтому я собираю медовиков для него и на бальзам их меняю, а сегодня доктор Эмрод ставни заколотил… Вот и всё…

– Что всё? – уточнил Джеон.

– Да всё, – отозвался мальчик, высморкавшись в рукав. – Он завтра после обеда в город уедет на всю зиму, а у нас других докторов нету. Я ему сказал, что полную банку жуков принесу до полудня. Половину хотел сегодня набрать, перед закатом, остальное завтра с утра, а тут эта гроза дурацкая… Я заблудился и вообще ничего не набрал…

– А ты не можешь менять своих жуков в городе? Там наверняка полно докторов.

– Не могу. Скоро снег упадёт, а по снегу и на санях не всегда проедешь. Мы бы тоже в город перебрались, но мамка дорогу может не вытерпеть. Она совсем плохая. Отец пьёт с горя, от него толку вообще не дождёшься. А зима будет голодная. Урожай собрали такой, что курам на смех. Поэтому все из деревни уезжают. Говорят, в городе зимовать легче.

Джеона подмывало спросить: «Да что за никудышные волшебники в Альвейкоре? Это же их прямая обязанность – следить за погодой, бороться с вредителями и оживлять мёртвые посевы. У них что, даже снег сдержать сил не хватает? Раньше сугробы можно было встретить только в городках для зимних развлечений».

Соблазн вытрясти из Роя всю подноготную врагов был велик, но Джеон сдержался.

«А вдруг мальчишка поймёт, что я не лесничий, – подумал он. – Егеря постоянно ходят в Альвейкор, чтобы продать пушнину и запастись продуктами. Они в курсе местных новостей, а я нет».

– Слушай, ну, не реви. Просто заплатишь доктору денег, да и всё, или он только за жуков тебе лекарство делает?

Рой невесело усмехнулся.

– Шутите, что ли, дедусь? Откуда у нас деньги? Я медовиков собираю потому, что платить нечем. В этом году едовой налог в три раза подняли, сами ж знаете. Всё армии, да армии, а где мы толк видали от этой армии? У мельницы даже в разгар помола очередь не собралась. Все амбары пустые стоят. Если весна затяжная будет, с голоду помрём, наверное.

Джеон открыл рот и закрыл, не сумев подобрать ответ. Ему никогда не приходило в голову, что кто-то может страдать от нехватки денег. Другое дело – голод. В последнее время Гёльфен производил до того отвратительную еду, что колдун запасался сухарями на всякий случай. А вот деньги у него были всегда. Причём, на роли мусора. Даже в этой комнате с закопчённым потолком и засаленными стенами находилась уйма дорогих вещиц. На каминной полке жила семья бриллиантовых слоников, ручки шкафов были сделаны из цельных топазов, а камин из редкого голубого гранита. Всё это скрывалось под толстым слоем грязи, и Рой не обращал на драгоценности внимания, а между тем, даже подушка, на которой он сидел, стоила целое состояние.

Джеон задумался над этим, и на него вдруг снизошло озарение. Он с жаром хлопнул себя по колену, и его сморщенное как проросшая картофелина лицо засияло:

– Это всё можно очень легко поправить!

– Как? – удивился Рой. – Вы доктор?

Колдун с кряхтением поднялся из кресла, доковылял до комода, выдвинул верхний ящик и наскрёб с его дна целую горсть монет. Они валялись во всех тумбочках и шкатулках, мешая Джеону доставать что-нибудь мелкое вроде пуговиц.

– Вот, держи, – заявил он, сунув Рою пять увесистых кругляшей.

Мальчик оторопел, взглянув на них.

– Это чего такое?

– А ты не видишь? Золотые арумы.

– Брешете! Не золотые! Крашеные!

– На зуб попробуй, – обиделся Джеон.

Рой осторожно прикусил монету.

– Продавилась! – сообщил он с придыханием, в котором смешались остатки недавних всхлипов и восторг открытия. – Настоящая!

– Вот невежда. Кто же золотые монеты на мягкость проверяет? Подсунут тебе крашеный свинец, а он ещё мягче золота. Тут вся суть в хрусте! Чистое золото на зубах очень особенно похрустывает, слышишь? Другие металлы так не делают. И если золото не чистое, а с примесями, хрустеть оно не будет.