Страница 4 из 158
— Мочи нет терпеть, застудила, наверное, — Манька поморщилась, потерев спину, раздумывая над словами Дьявола. Выходит, не зря Благодетельница ее боялась.
— Железо наденешь, пройдет, — полушутя, полусерьезно, ответил Дьявол, и осуждающе покачал головой. — Это люди на виду — и боль, и страх, и надежда, а вампир себя как угодно покажет — хоть тайно, хоть явно.
— А если сказать, что я секрет их знаю? Я же их чувствую, значит, и у них должно что-то мозгах зудеть. Должно же мое мнение о них на той стороне проявиться? Ты говорил, люди видят то, что ближний о человеке думает.
— Мы ей про Фому, она про Ерему, — Борзеевич, наконец, обнаружил дно в тарелке. Постучал себя ложкой по лбу. — Ну, проникнешь, ну, посмотришь, а где несоответствие? Ты — убогое существо, а она — мудрейшая царствующая особа, красота неописуемая — над ее красотой лучшие мастера трудятся, и вся из себя Благодетельница.
Манька обиделась: получалось, не настолько Борзеевич ее ценил, если тоже восхищался Благодетельницей и верил в нее.
— Нет, Маня, тебя там нет, — с довольной миной открыл Дьявол еще один секрет. — А здесь ближнего. Тот, кого ты иногда чувствуешь — обман, подмена, а приходит к тебе, когда с той стороны к Его Величеству подошел. А Помазанница в одном случае тобой была, а во втором — твоей распорядительницей, поэтому ты ее чувствуешь, видишь, а избавиться не получается. Она и там, и тут — в обоих землях, а ты только здесь. Состояние твое — любимая невеста на вампирской свадебке, заступница вампира и любящая жена, а в мыслях — лицо подневольное. А на стороне ближнего он все правильно чувствует, там он с женой клятвами обменивается, духом соединяется, а сам — непримиримый хулитель, обличитель и ненавистник бомжей, потому что на твоей стороне он таким и был, и на личико твое в черном чулке вряд ли внимание обратил, не до того ему было.
— Сначала обман найди, вот тогда и себя можно показать, — посоветовал Борзеевич. — Да захочешь ли? Может, не понадобится, земля-то у вас круглая! — он придвинул к себе крынки с красной и черной икрой.
— Правильно Борзеевич говорит, — поддержал старика Дьявол. —— Ты с чем зачем, и они тем же местом, только силы неравные. История давно доказала: вампиры ни угнетателей в живых не оставляют, ни способы, которым их можно угнетать. Дезинфицируют заразу под чистую, выжигая каленым железом.
— Значит, способа извратить вашу любимую Помазанницу нет?
— Эх, ей бы на нутро свое посмотреть, — Борзеевич заискивающе взглянул на Дьявола. — Помню, были времена, когда герои ходили за три девять земель, в царство Кощеево пекельное, откуда стартуют в разные места. Не понимает она, как земля устроена — интеллекта не хватает. Посмотрит на грифонов и василисков — сразу суть откроется.
Дьявол задумчиво похрустел костяшками пальцев.
— Нетрадиционный способ… Да только дорога туда, может статься, в один конец… — с сомнением согласился он. — Вот, вроде должна была поумнеть, когда с чертями и покойниками возилась, но нет, заклятия вампиров оказались сильнее объективной реальности… Эх, Манька, Манька, придут вампиры — ты ж всех сдашь под чистую. И зачем тебе жить с таким грузом?
Манька прищурилась, с подозрением глядя на обоих.
— Что опять за тайна великая. Или клещами вытягивать?
— Вампиры для тебя — люди, хоть внутри, хоть снаружи, а земля твоими глазами смотрит. А они не люди. Умом надо до вампира дорасти.
— Куда расти? Я этого бреда по гроб жизни насмотрелась, — фыркнула она.
— Это ты по покойникам судишь? — покривился в усмешке Дьявол. — Так это для проклятой головушки назидание, а свое они при себе держат. Твоя земля в любви, а где она — любовь? Обнимает тебя? Земля вампира под проклятием, а где оно — проклятие? Поднимается на вампира? Если бы он увидел то, что ты видела, с катушек бы слетел, но не слетают, наоборот, умнее становятся.
— Понятно, — протянула Манька расстроено. — Себя надо любить... Так я люблю, пока о себе думаю, а как делом занялась, снова Благодетели на голову выше.
— Ничего тебе не понятно, — уличил Дьявол ее во лжи. — Пока под проклятиями ходишь, любить себя и бесполезно, и опасно. Люди только злее становятся. У древнего вампира на каждое твое мнение о себе — плеть и свое слово. А больная — много ли налюбишь? А посмотрела бы на землю, было бы проще ее образумить. Первым делом, стражей надо выставить, чтобы молиться за Царя и Царицу стало некому. Но если земля не покажет, ты их днем с огнем не сыщешь, они для нее — заступники, а ты враг. Ты, вон, чувствуешь присутствие Идеальной Женщины, а где остальные? Люди видят землю вампира, а своя земля — сам человек. Как же на себя полюбуешься, если спишь, ешь и тем же местом думаешь? На душу тебе надо посмотреть, в чистом виде, когда она — как матричная память.
— Да? А где я вам душу-то достану? — недоуменно рассмеялась Манька. — Что-то я не заметила, чтобы мертвецы любили по душам поболтать.
— Ау, Маня, Дьявол с тобой за одном столом сидит! — Дьявол приветственно помахал рукой. — Души в пространном месте обретаются, куда тебя всем миром пытаются спровадить. А вдруг оно тебе понравится — и перестанешь упираться, избегая предначертанной участи.
Сообразив, что Дьявол только что предложил, Манька вскочила. Дьявол и Борзеевич виновато склонились над столом, один над картиной, другой над тарелкой…