Страница 48 из 144
— Ага, — вздыхает Лора. — Первого января бедняжка родилась. Прям праздничный комплект. Небось прорыдала весь Новый год.
И я тоже её выставил. Как раз без трусов. В одном платье и туфлях на мороз. В день её рождения. Чувствую, как в груди нехорошо ёкает и становится тяжело дышать. Чёрт. Чёрт, чёрт, чёрт!
Как из другой галактики бубнит где-то в отдалении Лоркин погрустневший голос:
— Вот как началось, так и дальше у неё в жизни всё получается, — делает она очередной глоток сока. — Считай, сирота. Мать давно умерла. Отец — алкаш конченный. Ни помощи, ни поддержки. Не он её, а она его содержит, крутится, помогает, чем может. И в клуб наш тоже не по велению сердца пошла, ради зарплаты. А так-то толковая, и тётки её, пампушки, любили очень. Всё бы ничего, если б эта скотина, руки не начал распускать да приставать. Ну, ты ж его знаешь.
— Знаю, — подтверждаю, ковыряясь в пицце. Я голоден, но кусок в горло не лезет. — А что она там про ребёнка какого-то кричала?
Лорка хмурится, а затем соображает и выдаёт информацию, щёлкнув пальцами:
— Эт ты, небось, о подружкином малыше? Подружка у неё есть, закадычная, считай, почти сёстры они. У той мальчик слепым родился. Вроде операция требуется. Вика так переживала.
— Что-нибудь о подруге знаешь?
— Ленка зовут, — с готовностью вываливает Лариска, и я в который раз мысленно благодарю её за способность аккумулировать вокруг себя ауру доверия, когда сплетни и прочие информационные потоки просто притягиваются к ней со всех сторон, как магниты. — Мальчик — Ванька. Вика говорила, они должны были приехать на обследование в медицинский центр после праздников.
По всей видимости, приехали. И она пошла штурмовать Гремлина. Требовать деньги. Не позвонила мне. Не попросила. И я вдруг понимаю: она бы и не попросила. Никогда. И не позвонила бы больше. После того, как я с ней обошёлся.
— Ты б оставил девочку в покое, а, Алекс? — вклинивается в мои мысли Ларкин голос. — Ну, мне всё равно, что там между вами произошло. Но что для тебя эта машина? Ещё заработаешь. А девчонку жалко. Ей же вовек не отработать, ты ж понимаешь прекрасно. Да и негде уже. Разве что на панель выйти. И то…
При последних Ларискиных словах у меня опять в голове рвутся бомбы. Какая панель? Что за глупость?
— Я сам разберусь, — бросаю сухо и начинаю поспешно давиться пиццей, не чувствуя ни вкуса, ни запаха.